{666}. Петр осознает, что именно он только что сделал, и вспоминает предупреждение Иисуса. Он, горько плача, выходит из дворца.
Евреи не очень любили птиц куриной породы из-за того, что те, скребя землю, выкапывали из нее червей и других нечистых животных, но в садах частных домов Иерусалима эти птицы были, правда в малом количестве. Шалом бен-Хорин отмечает, что в первой утренней молитве евреи благословляли Господа Бога за то, что Тот дал петуху ум, позволяющий отличать ночь от дня. Не было ли в словах Иисуса иронии по отношению к Петру, неспособному отличить свет от мрака?{667}
Вернемся к Иисусу. Лучшим способом избавиться от него было передать его римским властям, у которых были сила и право. Каиафа, который щедро «подмазывал» из своей казны Понтия Пилата и, вероятно, каждый год присылал этому римскому наместнику крупную сумму денег, чтобы тот оставил его в должности, рассчитывал быстро добиться от Пилата согласия. Вот почему Анна решил ночью перевести Иисуса в дом своего зятя{668}. Утром Анна и Каиафа в окружении сообщников лично являются в резиденцию Понтия Пилата, префекта Иудеи.
Раскаяние и смерть Иуды
Прежде чем приступить к рассказу о судебном процессе, скажем несколько слов о трагической судьбе Иуды. В Новом Завете есть два варианта этой судьбы — один у Матфея, другой у Луки. В первом случае Иуда, узнав об осуждении своего бывшего учителя римскими властями, почувствовал угрызения совести, принес обратно деньги, полученные за предательство, и сказал первосвященникам и старейшинам: «Согрешил я, предав кровь невинную». Они ответили: «Что нам до того? Смотри сам». Иуда бросил свои 30 серебряных монет внутри ограды Храма, пошел и удавился, как сделал когда-то Ахитофел, желавший предать Давида. Первосвященники решили, что непозволительно положить обратно в сокровищницу эти деньги, которые были «ценой крови» (и потому стали ритуально нечистыми), и купили на них землю возле Иерусалима — поле горшечника, чтобы хоронить на нем чужеземцев. Матфей поясняет, что это поле «до сего дня» называется Земля крови.
Лука в Деяниях апостолов рассказывает о том же немного иначе. У него поле покупают не первосвященники, а сам Иуда делает это «на плату, полученную за свое беззаконие». Но на этом поле Иуда, упав на землю, «лопнул посередине, и выпали все его внутренности». Вот почему местные жители называют эту землю Акелдама, что значит «земля крови». И Лука связывает с этим пустынным местом слова из Псалтири: «Пусть станет его обитель пустыней, и пусть никто его не призывает!» Попытки совместить эти две версии никогда не были убедительными{669}. Кажется, Лука меньше заслуживает доверия, чем Матфей, который выяснял подробности событий в кругах близких к Храму и сообщил ценные сведения о Страстях{670}.
Трагический конец Иуды, сохранившийся в памяти первых христиан, породил много домыслов. Очень трудно сказать, действительно ли предатель испытывал мучительные угрызения совести, как считал Ориген{671}, осознал ли Иуда слишком поздно последствия того, что сделал. Возможно, он не понял, что власти Иерусалима желали смерти Иисуса. Но ведь Иисус много раз говорил апостолам, что Сын Человеческий будет предан первосвященникам, старейшинам и книжникам и будет казнен! Возвращая серебряные монеты, Иуда, видимо, хотел избавиться от ответственности и, может быть, снять с себя проклятие, которое теперь лежало на нем. Не носил ли он в душе весь ужас древних евреев перед пролитием невинной крови — делом, которое клеймили слова Второзакония: «Горе тому, кто принял подарок, чтобы нанести смертельный удар жизни невиновного»?{672} Но в конце концов Иуда не смог вынести стыда и повесился, дополнительно обесчестив себя самоубийством. И наконец, нужно отметить, что Матфей говорит о «земле горшечника» как о месте, которое было известно жителям Иерусалима и на котором хоронили чужеземцев. Он пишет, что это поле называется Земля крови до сего дня. Это доказывает, что он писал свое Евангелие до 70 г., когда римляне выселили из Иерусалима прежних жителей, изгнав их или сделав рабами. Это поле на арамейском языке называлось haquel dema и находилось, вероятно, юго-западнее Иерусалима, там, где сходятся долины Кедрон, Тиропеон и Гинном.
Глава 15Римский судебный процесс
Понтий Пилат
Итак, на сцене появляется Понтий Пилат из сословия всадников, то есть принадлежавший к нижнему слою римской аристократии (верхним слоем было сенаторское сословие). Его nomen, то есть родовое имя — имя его gens (рода), Pontius, встречалось у самнитов (самниты — ветвь народа сабинов, жившая в Абруццах). А его cognomen, имя его семьи, Pilatus, происходило от слова pilum, то есть короткое метательное копье — оружие легионеров. Может быть, Понтий хорошо умел сражаться этим оружием и за это получил прозвище «человек с копьем»? Поскольку обязанности префекта были только военными, есть некоторые основания предположить, что Понтий Пилат приобрел известность, сражаясь в римских войсках. А вот его praenomen, то есть личное имя, неизвестно (некоторые исследователи полагают, что оно было Луций, но доказательств этого нет). Согласно некоторым источникам, он был из Севильи и, с согласия Тиберия, женился на Клавдии, дочери Юлии и внучке императора Августа. В апокрифическом Евангелии от Никодима она названа Клавдия Прокула.
Не сохранилось ни одного написанного им слова, в сочинениях античных историков ему посвящены самое большее две строки, и все же он известен всем. Миллионы христиан во всем мире произносят его имя, читая Символ веры — Апостольский или Никео-Царьградский: «пострадал при Понтии Пилате», «распятый за нас при Понтии Пилате». Незначительный префект Иудеи не мог и представить, что будет иметь такую громкую и дурную славу в дни, когда мир забыл даже имена могущественных римских цезарей. Эту известность ему принесли процесс и смерть Иисуса, за которые он полностью несет ответственность{673}.
Он не был прокуратором, хотя Иосиф Флавий, Филон Александрийский и даже Тацит думали, что Пилат носил это звание. Прокураторами были наместники Иудеи, занимавшие эту должность позже, но Пилат был префектом. В 1961 г. итальянская археологическая экспедиция из Ломбардского института наук и литературы, которая должна была расчистить маленькую лестницу орхестры городского театра Кесарии Приморской, даже обнаружила на одном из камней упоминание об этом наместнике и его титул, но, к сожалению, надпись сохранилась не полностью:
[…] PONTIUS PILATUS
[PRAEF]ECTUS IUDA[EA]E
Этот блок известняка (размеры его 82 х 68 х 21 см) теперь хранится в Иерусалиме, в Музее Израиля. Он был использован повторно, а отрывок текста на нем вначале был частью посвятительной надписи, выполненной для Тибериума{674} — плохо известного нам здания, которое Пилат велел построить примерно в 31 г. в честь Тиберия.
Прокуратором во времена Августа назывался личный представитель императора, имевший поручение собирать в императорских поместьях доходы и налоги, положенные императору как частному лицу. То есть это был финансовый и налоговый агент, действовавший в интересах своего господина. Позже эта должность стала более престижной из-за того, что прокуратор вел дела непосредственно с самим императором. В конце концов эта должность стала включать в себя обязанности префекта. Но лишь начиная с правления Клавдия (41–54), преемника Калигулы, наместники провинций из сословия всадников стали носить звание прокуратора.
Префект при Августе и Тиберии был государственным администратором, получавшим свою власть от императора и исполнявшим военные и судейские функции{675}. Римская провинция
Иудея, которой управлял Пилат, включала в себя географическую область Иудею и соседние области — Самарию на севере и палестинскую Идумею на юге. Она граничила на юго-востоке с Набатейским царством, на востоке с Переей, на севере с городами Десятиградья (находившимися в юрисдикции легата Сирии), с Галилеей Ирода Антипы и с римской провинцией Сирия.
Префект Иудеи командовал войсками, расквартированными на подчиненной ему территории. Войск было немного, и это доказывает, что время было относительно спокойное — конный эскадрон и пять когорт пехоты, в целом чуть больше трех тысяч человек, из которых шестьсот постоянно находились в Иерусалиме и жили в Антонии — крепости, стоявшей к северо-западу от Храма, и в бывшем дворце Ирода. Остальные солдаты были расквартированы в двух крупных городах — бывшей Самарии, которая теперь называлась Себаста, и Кесарии Приморской, которая была административной столицей, а также в нескольких иудейских крепостях, в том числе в Кипросе и Массаде. Большинство солдат были набраны среди язычников из сиро-палестинского края, поскольку евреев не принимали в римскую армию. Местным происхождением и объясняется жестокость этих солдат по отношению к евреям. Эти местные рекруты служили во вспомогательных войсках и поэтому могли получить римское гражданство только после завершения службы, то есть через 25 лет.
Пилат сменил в своей должности четырех наместников, о которых сохранилось мало сведений, — Колония (6–9), Марка Амбибула (9—12), Анния Руфа (12–14) и Валерия Грата (15–26). Тиберий имел обыкновение долго оставлять на местах своих далеких агентов, чтобы те не старались обогатиться слишком быстро. Вот почему Валерий Грат был наместником целых 11 лет, а Пилат — 11 или 12.