.
Выражение «Что я написал, то написал», включенное в текст по-гречески, сохраняет латинскую конструкцию: оно выглядит как перевод с латинского фразы «Quod scripsi, scrips!». Вероятно, это подтверждает, что Иоанн слышал ответ Пилата сам, а значит, он присутствовал в этот момент среди иудеев и лишь потом отправился к подножию креста. Возможно, правда, что кто-то из близких рассказал Иоанну об ответе Пилата на плохом греческом.
Мария и святые женщины
Святые женщины тоже находились возле креста, на некотором расстоянии. Кто они были? Матфей называет трех: Марию Магдалину, Марию, мать Иакова и Иосифа, а также жену Зеведея, начальника рыбаков на озере. Его сыновья Иаков и Иоанн входили в число двенадцати апостолов. Марк тоже говорит о трех женщинах: Марии Магдалине, Марии, матери Иакова Праведного и Иосифа, и Саломее. Это те же женщины, которых перечисляет Матфей: Саломея — жена Зеведея. Не называя имен, Марк упоминает еще нескольких женщин, которые пришли в Иерусалим вместе с Иисусом. Лука тоже говорит о женщинах, следовавших за Иисусом, и называет имена некоторых, рассказывая о пустой гробнице. Он упоминает Марию Магдалину, Иоанну и Марию, мать Иакова. Итак, к списку добавляется Иоанна; нам уже известно, что так звали жену Хузы, «домоправителя Иродова». Авторы синоптических Евангелий, из которых ни один не присутствовал при казни, просто перечисляют имена главных последовательниц Иисуса и имена апостолов.
Евангелист Иоанн, верный ученик, присутствовавший на казни, как присутствовал на суде, делает несколько уточнений: «При кресте Иисуса стояли Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина». Итак, они стояли отдельно от немногих учеников Иисуса и от других женщин, которые наблюдали за казнью издалека (возможно, с высоты вала второй крепостной стены, как предполагает один немецкий автор){775}. «Сестра матери Его» и Мария Клеопова (жена Клеопы) — это разные женщины или Иоанн лишь делает уточнение? В зависимости от ответа на этот вопрос у креста стояли четверо или трое. Допустим, что их было трое: тогда сестру Марии тоже звали Марией. Это возможно, однако необычно. Скорее всего, следует придерживаться первой гипотезы, поскольку в ее пользу есть аргументы с точки зрения грамматики. Если обратиться к тексту Иоанна на греческом, легко заметить, что «четыре обозначения объединены в две пары, соединенные союзами «и» (kai)»{776}. Кроме того, как мы уже говорили, Мария Клеопова, мать Иакова и Иосифа, приходилась Марии, матери Иисуса, невесткой (ее Клеопа и Иосиф-плотник были братьями).
Во всяком случае, самое важное — то, что там была мать Иисуса. Она не входила в число женщин из окружения его учеников. Она пришла из Назарета в Иерусалим на Пасху, как приходила каждый год, в сопровождении своей сестры (имени которой мы не знаем), своей невестки, жены Клеопы, которая тоже носила имя Мария, и племянников, Иакова, Иосифа, Симеона и Иуды — тех самых «братьев» Иисуса, которые настаивали, чтобы он отправился в Иерусалим, несмотря на грозящую ему опасность. Вот и весь маленький клан Назореев, хотя, возможно, в нем было еще несколько человек.
Иоанн перечисляет только четырех женщин, стоявших у подножия креста. Он и сам был вместе с ними. И разумеется, это он, побывав с делегацией первосвященников во дворце Пилата, потом добился от солдат префекта редкого разрешения находиться возле приговоренного во время казни.
Только потом Иоанн поймет истинный богословский смысл и множество символических значений распятия: крест стал престолом для коронованного Иисуса, восторжествовавшего над властью тьмы. Когда-то Учитель предвещал: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». Деревянная табличка на трех языках объявляла о вселенском характере Царства Христова.
Увидев мать рядом со своим любимым учеником, Иисус сказал ей: «Жено! се, сын Твой» («На Ьегек»), а затем Иоанну: «Се, Матерь твоя!» («Ha’immak»). Евангелие говорит: «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе»{777}. Не будем подробно говорить о многочисленных теологических значениях, которые христианские толкователи нашли в этих словах: духовное материнство Марии, матери Церкви (в образе любимого ученика в силу его исключительного положения видели всю общину верующих); небесное материнство новой Евы, матери Христовых учеников и участницы труда по спасению людей… Подобных толкований очень много, начиная с работ Ансельма Кентерберийского и Альберта Великого. Особенно много подобных трудов написано католиками, у которых мариологическое учение разработано лучше, чем в других ветвях христианства. Заметим, что эти рассуждения не совсем беспричинны: Иоанн хотел не просто сказать о том, какую судьбу Иисус уготовил матери после своей смерти; евангелист не хотел даже показать, что Иисус был намерен примирить свою биологическую семью Назореев со своей духовной семьей — учениками.
Доверив свою мать возлюбленному ученику, который лучше всего понимал смысл труда и слов своего учителя, Иисус хотел обеспечить ей материальную поддержку, которую никто бы не дал ей после смерти сына. В отличие от остальных апостолов, которые бросили все — и семью, и работу — ради Иисуса, Иоанн остался в Иерусалиме, где у него был богатый дом на горе Сион, хозяйство в Гефсимании и, несомненно, еще какое-то имущество. А потому Мария была доверена именно Иоанну, и теперь он должен был о ней заботиться. Иисус заранее определил, что они должны относиться друг к другу как мать и сын. Итак, это одновременно акт об усыновлении и завещание.
Этот поступок Иисуса — проявление нежности и сыновьей любви — косвенно доказывает, что у Марии не было других детей, ведь Закон Израиля предписывал детям заботиться о своих пожилых родителях. Это был священный долг. Если бы у Иисуса были родные или сводные братья, как считают некоторые толкователи Библии, он поручил бы Иоанну или святым женщинам передать им свое пожелание. Но Иисус этого не сделал. Дело в том, что Иаков Праведный, а также Симеон, Иосиф и Иуда, хотя они все и были в Иерусалиме в дни этой последней Пасхи Иисуса, не имели перед ним никаких моральных обязательств. Иисусу они приходились лишь двоюродными братьями. Множество отцов церкви подчеркивали это: Иларий, Епифаний, Иероним и особенно Амбросий. Тех, кто считают Марию матерью многочисленного семейства, слова Иисуса ставят в тупик. Однако смысл их очевиден. Иоанн в своем Евангелии четко говорит, что послушался своего Учителя: «И с этого времени ученик сей взял Ее к себе». Больше евангелист ничего не скажет по этому поводу.
Глава 18Смерть
Последние муки
Силы Иисуса на исходе. Он терпит невыносимую пытку и борется со смертельными судорогами. Его тело, опухшее, изорванное и изрезанное, вздрагивает в спазмах и конвульсиях, грудные мышцы сдавлены, из ран вытекает кровь. Эта драгоценная кровь не может обеспечить все потребности тела, поэтому начинается реакция выживания: кровь становится менее густой в селезенке и почках и концентрируется в мозгу. Кожа посинела. Гвозди в прибитых к кресту ладонях, вывернутое положение ужасно скрученных ступней вызывают невыносимые невралгические боли и мучительные судороги. Корона из шипов постоянно трется о крест, и это бередит раны на голове. Шипы вонзаются глубже, доходят до одного из ответвлений затылочной артерии и до заднего позвоночного сплетения{778}. Дыхание, уже затрудненное очень сильными легочными выделениями, которые вызвало бичевание, становится тяжелее; Иисус задыхается. Грудная клетка раздулась из-за гипертензии и больше не в состоянии выдыхать отработанный воздух. Грудина и подложечная ямка выдаются вперед, живот под ними раздут. Волосы на голове и борода слиплись и блестят от пота и крови. Обильный пот обезвоживает организм. От этого горло пересыхает и начинаются ужасные приступы жажды. Сердцебиение ускоряется, давление возрастает до опасной величины. Температура повышается до 41°. Тело перестало очищать себя от отходов обмена веществ и отравляется ими. При анализе Туринской плащаницы во взятой с нее крови было обнаружено очень высокое содержание билирубина — вещества, которое печень выделяет во время очень сильной тревоги, невыносимого страдания или тяжелейших травм. Мы приближаемся к завершающему процессу, который приведет к смерти распятого. Иоанн рассказывает: «После того Иисус, зная, что уже все совершилось, да сбудется Писание, говорит: жажду»{779}. Так Иоанн подчеркивает, что Иисус полностью владел своей судьбой и осознавал, что завершил свою миссию. Это «жажду» выражает страстное желание оказаться вместе с Отцом, которое автор псалмов воспевает словами: «Душа моя жаждет тебя, Господи!»{780} Разве Иисус не сказал в момент своего ареста: «Мне ли не пить чашу, которую мне дал мой Отец?» Эта искусственная богословская конструкция не оторвана от реальности, а является неотъемлемой частью свидетельства ученика, хотя этот ученик лишь позже, после долгого благочестивого размышления над Писанием, понял смысл этого самообладания. В конкретном смысле слово означает нестерпимую терзающую жажду, которую чувствовали все распятые. Это крик страдания, но не крик отчаяния. Другими словами, Иоанн, находясь у подножия креста, в самом центре этого ужаса видел, что приговоренный во время своих мук до конца сохранил ясность ума, не сдавшись ни отчаянию, ни желанию взбунтоваться. А нас с исторической точки зрения интересует именно это.
Евангелия от Матфея и Марка, напротив, настойчиво говорят о безмерном одиночестве распятого в его последние минуты: его осмеивали и осуждали евреи, римские солдаты и два разбойника; его отвергли апостолы, которые разбежались после его ареста.