Они отказываются ей верить (Лука){837}. Для евреев той эпохи юридическое свидетельство женщины ничего не значило «из-за легкомыслия и наглости женского пола», как сказал Иосиф Флавий. Но все же Симон-Петр и Иоанн потрясены ее словами. Они выходят из дома и бегут к Голгофе. Иоанн, который был моложе и лучше знал иерусалимские улицы, чем галилейский рыбак, так спешил попасть на место, что обогнал своего товарища.
Во время своего беспокойного бега они оба спрашивают себя: вдруг женщины все же сказали неправду? Тело их учителя украли? Кто украл? Еврейские стражники? Римляне? Зачем? Чтобы не дать ученикам поклоняться этому телу? Или это сделали грабители могил? Ни один из двоих не думал о словах, которые много раз говорил им Иисус: Сын Человеческий воскреснет из мертвых.
Придя на место, они обнаружили, что камень действительно отодвинут от входа. Иоанн наклоняется. Через низкий вход, вырубленный в скале, он видит в погребальной комнате за прихожей скамью и «лежащие» пелены. Он не входит внутрь. Но Иоанн остается снаружи ждать Петра не из уважения к нему или почтения к нему как к главе апостолов (хотя и посадил его справа от себя за столом во время того прощального ужина), а потому, что Иоанн — постоянный священник Храма. Ему запрещено приближаться к мертвым телам; нарушив запрет, он осквернит себя. В Книге Левит ясно сказано: «Ни к какому умершему не должен он приступать», то есть подходить{838}. Петр наконец присоединяется к своему товарищу и входит внутрь первый. Иоанн спускается вниз по ступеням только после того, как он понял, что гробница пуста.
В погребальной комнате ничто не сдвинуто с места, только тело исчезло. Никаких следов беспорядка или искусственного восстановления порядка. Погребальные пелены — Иоанн называет их othonia[58], то есть плащаница и те куски полотна, которыми тело было перевязано на уровне ступней и груди, остались лежать в том же положении, в котором находились во время погребения; их форма не была нарушена, но они как бы осели. Плат-судариум, скатанный в трубку, лежал отдельно, там, куда его положили, закрывая гробницу{839}. Положение этих тканей, в особенности плащаницы, которая лежала на скамье завязанная и опечатанная, убедило Иоанна, что мертвый не ожил. На тканях не было ни одной морщины, а они обязательно появляются, если человек встает с постели, например проснувшись, и сминает белье. И все же мертвец исчез из своей могилы. Если бы тело Иисуса похитили воры или его враги, они, несомненно, унесли бы мертвеца в саване-плащанице. Зачем им было бы тратить время, развязывая труп? А если бы похитители и сделали так, то, поспешно уходя, оставили бы плащаницу и пелены лежать в беспорядке. Однако все осталось нетронутым. Значит, похищение надо исключить. Вот что подумал Иоанн{840}.
Здесь, у пустой гробницы, история останавливается и начинается вера. Историк с этого момента может только, не рассуждая о Воскресении Иисуса, регистрировать свидетельства, сопоставлять их одно с другим и искать их внутреннюю логику.
Обнаружив, что гробница пуста, спутник Симона-Петра был убежден, что является свидетелем чего-то необыкновенного, потрясающего, единственного в своем роде, сверхъестественного. «[Он] увидел и уверовал», — сдержанно и взволнованно пишет он о себе. Его вера в Воскресение Христа — результат не мистического озарения, а логического рассуждения. Он понял, что Иисус победил — освободился из уз смерти и таинственным образом вошел в славу Божью. Несомненно, он вспомнил, как Лазарь вышел из своей гробницы, обмотанный погребальными пеленами. В этом случае ничего подобного не было. Тело Иисуса ушло из-под власти законов этого мира. Он как бы испарился, перешел границу и оказался по другую сторону времени. Может быть, Иоанн увидел на плащанице еще что-то, например следы слабых ожогов? В одной мосарабской (мосарабы — в Средние века название христиан, живших в мусульманских государствах, созданных арабами на Пиренейском полуострове. Это были испанские и португальские христиане, из которых многие переняли обычаи арабов, но остались верны христианской вере. — Ред.) молитве есть утверждение, что это так: «Петр, прибежав к гробнице с Иоанном, увидел недавно возникшие следы на пеленах умершего, который воскрес». К сожалению, этот текст датирован лишь VII в.{841} Его нельзя принимать в расчет: нет уверенности, что отпечатки были видны в тот момент.
Иоанн был ошеломлен случившимся. На обратном пути он не открыл Петру волновавшие его мысли. В своем Евангелии он лишь добавил, что ни он, ни Петр еще не поняли, что Иисус должен был воскреснуть из мертвых{842}. Оба были очень далеко от веры в Воскресение.
Лука слышал этот рассказ от Иоанна, и только он, кроме Иоанна, передал его людям: «Петр, встав, побежал ко гробу, и, наклонившись, увидел только пелены лежащие, и пошел назад, дивясь […] происшедшему»{843}. Знаменательно, что он молчит о любимом ученике, который бежал к гробнице вместе с Петром: это был тайный ученик.
Молния в гробнице и Ангел Господень
Весьма вероятно, что последний редактор Евангелия от Матфея во время своего расследования контактировал, напрямую или через других людей, со стражниками Храма. Он рассказывает о странном физическом явлении, которое случилось ночью, когда стражники стояли на посту у входа в гробницу, и делает это красочным языком ранней Церкви: «И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем. Вид его был как молния, и одежда его бела как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые»{844}. Мы не обязаны верить ему буквально, когда он рассказывает нам, что немного позже Ангел обратился к женщинам со словами: «Не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Его нет здесь — он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых…» Устами «Ангела Господня» — небесного посланца, который в Бытии и Исходе говорит от имени Бога Отца{845}, Матфей рассказывает о Воскресении и сообщает о нем ученикам — кратко и в общих чертах. Однако это сообщение не согласуется со свидетельством Иоанна, который услышал от Марии Магдалины и других женщин, что они сначала ничего не увидели.
Но что нам думать о молнии в гробнице, новом землетрясении в ночь с 15 на 16 нисана, пошатнувшейся скале и катящемся камне, которые так испугали стражников-евреев? Эти события были реальными, несмотря на свою необычность, или это символы? В первом случае они свидетельствуют, что Воскресение Иисуса является частью истории независимо от «любого предварительного вмешательства человеческой психологии»{846}. Ведь для Церкви таинственный переход бесчувственного тела Иисуса в потустороннюю славу Бога не ограничивается только взаимоотношениями воскресшего и его учеников. Это объективное явление, существующее само по себе, а значит, историческое, хотя метафизический смысл Воскресения не может быть полностью постигнут историей. Как говорит Йозеф Ратцингер / Бенедикт XVI, «Воскресение Иисуса находится по ту сторону Истории, но оно оставило свой отпечаток в истории»{847}.
Вернемся к рассказу Матфея. Еврейские солдаты, свидетели вызывавших тревогу знамений на Голгофе, обезумев от ужаса, поспешили предупредить о них своего начальника по религиозной линии, сагана Ионафана. Первосвященникам, видимо, сообщили о случившемся, как только те проснулись. Матфей сообщает, что те, посовещавшись со старейшинами, дали солдатам немало денег, чтобы те сказали, будто ученики Галилеянина пришли ночью и украли тело, пока они спали. «Если слух об этом дойдет до правителя, — добавили они, — мы убедим его, и вас от неприятности избавим». Они, взяв деньги, поступили, как научены были, и пронеслось слово сие между иудеями (другой перевод: этот рассказ распространялся среди евреев. — Пер.) до сего дня»{848}.
Вполне возможно, что еврейские власти, ошеломленные тем, что услышали, захотели распространить слух о похищении трупа.
Можно принять во внимание, что виновники ареста Иисуса собрали на заседание не полный, а сокращенный состав Синедриона. Может быть, они допросили Иосифа Аримафейского и Никодима? Провинившимся солдатам было выгодно молчать. Лишь через 20 или 30 лет, уже после смерти Анны и Каиафы, их языки развязались. Рассказ, вставленный в Евангелие от Матфея, есть и в «Вознесении Иакова», апокрифе II в., включенном в Reconnaissances pseudocle’mentines: «Ибо некоторые из тех, кто усердно охранял это место, посчитали его магом, когда не сумели помешать ему воскреснуть; другие заявили, что он был похищен»{849}. Этот эпизод есть и в Евангелии от Петра (II в.), но в этом случае солдаты-охранники оказываются римлянами: «Увидев это, центурион и те, кто был вокруг него, спешно, среди ночи пришли к Пилату, покинув гробницу, которую охраняли; они рассказали обо всем, что увидели, и были в большой тревоге. […] Они просили и умоляли его приказать центуриону и солдатам никому не говорить о том, что они видели».