Но у него как не было свободы, так и не будет! — с вызовом заявил Савелий.
Какую свободу вы имеете в виду? — с раздражением поинтересовался Широши.
Ну, к примеру, заработает он с вашей помощью кучу денег, — Бешеный насмешливо глянул на Широши, — и захочется ему попутешествовать, да еще вместе с женой.
А много ли в жизни путешествовали академики Курчатов, Зельдович, Харитон, создававшие первую советскую атомную бомбу? Да они, извините, в туалет ходили в сопровождении двух охранников! — Широши не на шутку разозлился.
Савелий пожал плечами. Он и сам не знал, зачем затеял этот горячий, но, в сущности, бессмысленный спор. Скорее всего потому, что временами его раздражала самоуверенность Широши и его непоколебимая убежденность в том, что он, Широши, может распоряжаться судьбами любых людей.
А вы за Иннокентия не волнуйтесь, Савелий Кузьмич! Будет он и путешествовать. Я уже заказал ему самые современные протезы. Настоящее чудо техники. Они позволят ему передвигаться самостоятельно, — гордо заключил Широши. Потом повернулся к ловко разгружающим лодки людям, давая понять, что разговор окончен.
Направляясь к бунгало, Савелий был вынужден признать, что Широши и в этом случае не изменил своей обычной предусмотрительности.
Инвалид с блаженной улыбкой оглядывался вокруг. В его улыбке было что‑то детское, сразу располагавшее к симпатии и доверию.
Давайте по–человечески познакомимся, — Бешеный протянул ему руку. — Савелий Говорков.
Иннокентий Водоплясов. — Инвалид крепко пожал протянутую руку.
— Ну как, нравится вам здесь? — спросил Савелий, чтобы завязать разговор.
Иннокентий даже прикрыл глаза и причмокнул от удовольствия:
— Спрашиваете! Нравится, еще как нравится… а вам? — И тут же, немного робея, предложил: — Может, давай на «ты»?
Давай, — легко согласился Савелий. — Мне тоже здесь нравится. Только я здесь не в первый раз. Даже жить какое‑то время приходилось.
Счастливый ты, — протянул Водоплясов, — я ведь только сейчас в первый раз море‑то увидел.
Не море, а океан, — поучительно поправил Савелий. — По круче будет.
Ну, тем более. Так охота в этой водичке поплескаться!
Плавать‑то умеешь? — деловито поинтересовался Савелий.
Мальчишкой в Иртыше вроде нормально плавал, — доложил Водоплясов.
Океан тебе не речка! — назидательно сказал Савелий. — Большая волна подхватит и так далеко унесет, что до берега не доплывешь, пойдешь на пропитание акулам.
А они тут есть? — испуганно спросил Иннокентий.
А ты как думал? Когда прилив, бывает, подплывают близко к пляжу.
Да я недалеко от берега, побарахтаюсь немного и все. Уж очень воду люблю, не зря фамилия у меня такая — Водоплясов.
Фамилии надо соответствовать, — с улыбкой согласился Бешеный.
Аля, мы с Савелием на пляж идем. Ты с нами? — крикнул инвалид.
Алевтина, крепко сбитая, голубоглазая, с круглым, типично славянским лицом, вышла на террасу с растерянным видом:
— А у меня купальника нет…
— Ну и что! — настаивал Водоплясов, — по песочку походишь, да по колено зайдешь. Это же тебе не лужа какая‑нибудь, а океан.
Долго уговаривать Алевтину не пришлось. Она не позволила Савелию катить кресло, и они втроем отправились на берег. Там инвалида раздели, Бешеный взял Иннокентия на руки и отнес его в воду, где тот принялся барахтаться и плескаться со щенячьим наслаждением.
Давай поплывем подальше, — предложил Савелий, — я тебя буду страховать.
Не надо, Кеша, — закричала испуганная девица, — в другой раз поплывешь!
Водоплясов послушно остался у пустынного берега.
Алевтина, убедившись, что Савелий уплыл очень далеко, быстро скинула с себя одежду и вошла в воду. Белые гребешки волн ласково касались стройных ног, пышных бедер, шелковистого заветного треугольника, набухших вишенок сосков и блестящими каплями стекали по обнаженному молодому женскому телу. Алевтина с наслаждением окунулась в воду, но не поплыла вслед за Савелием, а обернулась и посмотрела на лежавшего у берега своего суженого. Иннокентий с восхищением наблюдал за ней. Алевтина приблизилась к нему, опустилась на колеи, ласково погладила его волосы, призывно посмотрела ему в глаза и со значением тихо спросила: — Как ты думаешь, милый, он надолго уплыл?
Неужели тебя волнует его быстрое возвращение? — Иннокентий улыбнулся, прижался к ней всем телом, нежно лаская мгновенно набухшие сосочки.
Вовсе нет… — томно прошептала Алевтина, вздрагивая всем телом, которое с каждым разом все сильнее отзывалось на ласки его мощных рук. — Господи, как же я люблю твои руки! — воскликнула она. — Просто с ума схожу, когда долго их не ощущаю…
Теперь мы всегда будем рядом, — прошептал он и медленно опустил ее на спину в набегавшие теплые воды океана.
Никогда в жизни я не представляла, что можно так любить… — тяжело дыша, прошептала женщина, ощущая, как его руки опускаются все ниже и ниже. Едва пальцы прикоснулись к сводам ее пещеры, она страстно выкрикнула: — Да, милый, войди в меня, моя девочка так соскучилась по своему мальчику!
Однако Иннокентий не спешил исполнять ее просьбу: его пальцы медленно обследовали все своды пещеры, старательно не пропуская ни одного участка, ни одного углубления. Тело женщины напряглось от экстазного исступления, и она, не в силах более сдерживаться, низверглась мощным потоком любовного нектара, неустанно приговаривая:
— Да, милый, да… еще, еще… да… да… — И в самом конце наивысшего наслаждения закричала во весь голос: — Боже мой, как же такое возможно! Какое счастье, милый!
Ее голос возбудил Иннокентия еще больше. Она, благодарно поглаживая его руку левой рукой, правой нежно прикоснулась к его вздыбившемуся клинку.
Он сейчас взорвется от желания, — прошептал Иннокентий и резко направил его в ее пещеру…
Когда Савелий подплыл к ним, они лежали в набегавших волнах, счастливые и обессиленные. Алевтина уже натянула платье, оно было мокрым и легко просвечивало все ее прелести, но это женщину нисколько не волновало. Она устало взглянула на Савелия.
Помочь донести до кресла? — предложил он.
Нет уж, — резво вскакивая на ноги, возразила Алевтина, — своя ноша не тянет! — Женщина легко подхватила на руки Иннокентия и спокойно понесла в сторону одиноко стоящего кресла.
Лицо Иннокентия светилось от восторга. Он подмигнул Савелию. Затем, устроившись удобно в кресле, окинул взором океан, потом берег и еле слышно произнес:
— Ну точно, я в рай попал за все свои прошлые муки…
— Может, за грехи? — подколол Савелий с улыбкой.
— Может, и за грехи! — серьезно ответил Иннокентий и задумчиво уставился в великие просторы океана…
По возвращении на веранду, как Савелий и ожидал, Водоплясов буквально засыпал его вопросами:
— Объясни мне толком, Савелий, где мы? Как мы сюда попали? Чем ты и этот Феликс Андреевич занимаетесь? А что стало с Аристархом, пропади он пропадом? — Вопросы сыпались из Иннокентия, который, казалось, все еще не верил, что все происходящее ему не приснилось. Он привык ждать от жизни какого‑то подвоха: вот попал он в сказку, а вдруг эта сказка кончится так же неожиданно, как и началась?
Савелий ненадолго задумался, прежде чем сказать:
— Вопросов ты, Кеша, задал много, Начну отвечать с последнего. Уверен я, что Аристарх Молоканов погиб, и сейчас в аду черти его на кусочки рвут за страшные грехи. А вот дальше ответить тебе много сложнее. История эта такая странная и запутанная, что не меньше недели потребуется. Ты человек неглупый, сам потихоньку разберешься.
Ты точно парень русский, констатировал Иннокентий.
А какой же еще? — улыбнулся Савелий.
Не бандит? — не без робости спросил Водоплясов. — Только ты не обижайся и не сердись!
Тут уж Савелий не удержался от громкого хохота. Иннокентий и Алевтина как‑то сразу притихли, глядя на него с откровенным недоумением.
Насмеявшись вдоволь, Савелий ответил:
— Не бойтесь, ребята, не бандит я, скорее, наоборот! Офицер я, спецназовец, служил и в Афгане, бывал и в других горячих точках.
Семейство Водоплясовых на глазах успокоилось.
Ты, значит, задание здесь, на острове, выполняешь? — полюбопытствовал Водоплясов.
Можно сказать и так, — уклонился от точного ответа Бешеный.
А эти темненькие ребята, кто такие? — спросил Водоплясов, кивая в сторону группы смуглых молодых людей, целеустремленно двигавшихся мимо их веранды в глубь острова.
Эти? — Савелий понимал, что Иннокентию про ракеты рассказывать не стоит. — Рабочие, лабораторию тебе будут строить.
Феликс Андреевич мне обещал лабораторию с самым совершенным и современным оборудованием. — В голосе Иннокентия смешались надежда и сомнение. — Слушай, Савелий, — понизив голос, спросил Водоплясов, — а этот Феликс Андреевич русский или нет?
Похоже, это его почему‑то сильно волновало.
Не дрейфь, возьми и сам спроси, — посоветовал Савелий, — мне он говорил, что среди его многочисленных кровей есть и русская. Знаю точно одно: к нашей Родине он относится замечательно и всегда старается ей помочь!
Спасибо, родной, — тихо поблагодарил Водоплясов, — успокоил ты меня, снял с сердца тревогу. Боялся я, что мы к каким‑нибудь китайцам попали или корейцам и что они будут заставлять меня против нашей страны работать.
Такого точно не будет, — твердо сказал Савелий, — я лично тебе это обещаю!
Водоплясов, как и большинство людей которым приходилось сталкиваться с Бешеным, мгновенно ощутил к нему полное доверие. Обделенный настоящей мужской дружбой, инвалид увидел в Говоркове надежного товарища, а главное — своего, простого парня.
Андреич мне пообещал, что в лаборатории, которую он мне оборудует, я буду заниматься, чем захочу. Ему‑то можно верить? — осторожно спросил Иннокентий.
Естественное в его положении недоверие продолжало веселить Бешеного, который вновь не удержался от смеха.
Что тут смешного? — немного обиженно спросил Водоплясов. — После этого черта Молоканова я хочу заранее знать, с кем имею дело. Что уж, я и на это права не имею?