— Выберу время, батюшка, буду у вас — сразу навещу.
Кладу трубку. Главное не спугнуть. Он на том конце думает то же самое. Выдерживаю паузу — неделю, мчусь в Тагил, отдышавшись, захожу и понимаю, что он один в пустой церкви ждет меня. Я говорю:
— Батюшка, я тут случайно проезжал, решил навестить…
— А я тут случайно на месте оказался.
И вот опять сидим, разговариваем о погоде, а думаем об одном, а нервы-то не железные. И он невзначай, когда уже провожал меня, вдруг обронил: «Я ведь списался там со своими на Енисее, они тебя уважают, говорят, ну если Евгению надо для музея, мы готовы за полтора миллиона икону-ту уступить…»
Есть!!! Аж в голове взорвалось, не подпрыгнуть бы. И не торопясь отвечаю: «Ну, хорошо, батюшка, списывайтесь со своими, пусть присылают сюда, а я пока посмотрю, что у меня как по деньгам».
Еду довольный, и внутри все замирает. Он уже никуда не денется, и икона никуда не денется, осталось только деньги собрать. С полутора миллионами я, конечно, погорячился, но надо было как-то оглушить! Тем более я все равно его утрамбую по цене, он человек от коммерции далекий, а я всю жизнь в бизнесе, ну неужели я его не сделаю? Понятно, что я не собираюсь платить ему полтора миллиона. Ты спрашиваешь, стоит ли эта икона полтора миллиона или не стоит? Понимаешь, икона такого уровня стоит столько, сколько за нее попросят. Но полтора миллиона у меня просто нет!
И вот я выгреб заначку, занял у сестры, худо-бедно насобирал миллион и звоню ему:
— Батюшка, как там, привезли икону?
— Привезли, мил человек, ждет тебя. Деньги собрал?
— Да, все собрал, завтра буду.
И я понимаю, что миллиона мне хватит, ну какие там полтора, с чего вдруг, просто вывалю наличкой миллион, и он сломается. И в последний момент, перед тем как выезжать, что-то меня торкнуло, я заскочил в ломбард прямо напротив Фонда и взял еще пятьсот тысяч. Зачем? Да хрен его знает, пусть будут.
И вот, приезжаю, сердце колотится, захожу в храм, а там темно, прохладно и он один. Сели в трапезной за стол, сидим друг напротив друга, начали, как водится, про погоду. Я молчу про деньги, он молчит про икону. Пауза затягивается, и я осторожно начинаю:
— Батюшка, у меня нет полтора миллиона, а вот миллион-то я собрал, — и вываливаю деньги на стол.
Целая гора получилась, много денег.
Он говорит:
— Женя, а я ведь своим-то сказал, что полтора миллиона!..
А я говорю:
— Батюшка, время изменилось, разговаривали полгода назад, тогда еще кризиса не было. Напишите им, скажите, что нет полтора миллиона, что есть только миллион, они поймут, согласятся.
Он говорит:
— Видишь, как нехорошо, я им сказал полтора, а как я теперь скажу миллион?
А я понимаю, что икона никуда не уезжала, а лежала у него в сундуке под кроватью и советоваться ему ни с кем не надо, а перед ним лежит миллион, и он все равно сейчас сломается!.. Сижу и молчу. И он молчит. И сидим мы так в пустой церкви друг напротив друга и молчим, я понимаю, что все равно его сделаю. И вдруг он спокойно так говорит:
— Женя, а я ведь знаю, как поступить. Я им обещал полтора миллиона. Давай мне миллион, я им передам, а пятьсот тысяч я накоплю за несколько лет и от себя им отдам, чтоб они про меня плохо не думали. Давай, мил человек, так и поступим.
И вдруг мне стало как-то некрасиво, и я говорю:
— Батюшка, дай-ка мне еще раз на нее посмотреть.
Он зашел за занавеску и вынес мне икону на том же чистом белом полотенце. Я посмотрел на нее, и стыдно мне стало, что я торговался. Вытащил из кармана еще пятьсот тысяч и говорю:
— Отец Василий, от всего сердца, прости, что я торговался.
А он говорит:
— Я понимаю, — и кивает на деньги, — отсчитай половину обратно и забери.
А я прижал икону к груди, улыбаюсь как дурак и говорю:
— Не, не возьму.
Он тоже улыбнулся, вышел провожать меня на крыльцо, а я расстелил полотенце на переднем сиденье, чтоб мне икону видно было, попрощался сердечно с о. Василием, сел за руль, тронулся и вдруг в заднее стекло смотрю, а он стоит на дороге старенький, седой, глядит мне в след и крестит. Так и ехал до дома, улыбаясь, и рассказываю сейчас эту историю и улыбаюсь.
Перенесение мощей Николая Чудотворца
Невьянские иконы, особенно настоящие, появляются крайне редко. Маленький городок, всего 100 лет высокого иконописания, ограниченный круг заказчиков, да и повывезли много. Каждый раз появление серьезной невьянской иконы — это событие.
Сидит Максим Боровик, директор, работает. И вдруг приходит один музейный работник. Выпивши. Приходит явно на разведку. Каким-то образом он получил информацию, что где-то находится серьезная Невьянская икона «Перенесение мощей Николая Чудотворца из Мирр Ликийских в Барри в 1088 году», и решил сделать себе наживу. Договорился с одним известным перекупщиком, что выведет его на эту икону, но в последний момент побоялся продешевить. И вот пришел на разведку. Нам он эту икону не предложил. Так как боялся продешевить. Но будучи выпивши, принялся бахвалиться. А мы очень трепетно относимся к любой информации, касающейся Невьянской иконы. Слишком много загадок. Фиксируем и систематизируем все, что можно.
Макс слушал его внимательно. Из всего этого невнятного бормотания уловил, что икона находится у одного известного художника, но фамилия прозвучала неразборчиво, и будет продаваться очень дорого. Ну, в общем, музейный работник этот приходил не просто так — понюхал воздух, нахвастался и ушел.
Макс молча проделал большую работу. Нашел справочник Союза художников, понял, о ком может идти речь. Позвонил мужу моей сестры — Жене Хабарову в Тагил, где этот художник жил, попросил его разыскать. Через несколько дней художника нашли, договорились встретиться. Макс поехал, посмотрел икону — просто чудесная. А денег было только на задаток. Чтобы не растягивать ситуацию, да и просто, чтобы масть не спугнуть, решили рассчитаться сразу же. Тут же в городе заняли у моей сестры, которая была директором ювелирного магазина, заплатили не торгуясь и икону забрали.
Художник великодушно подарил еще одну Невьянскую, зареставрированную и замазанную бронзовкой. Позднее, когда ее раскрыли, выяснилось что она совершенно не тронутая. В идеальном состоянии. Спросите, зачем реставрировали? Чтобы еще красивей была!
Через несколько дней забегали перекупщики. Звонят, заглядывают:
— А что, вы не видели «Перенесение»? Не проходила через вас такая икона? Не предлагали?
А нам что? Только плечами пожимаем. Проехали.
Музейщик этот конечно взвыл. Перекупщик тоже скуксился. Ну, извините. Во-первых, вас никто за язык не тянул. А во-вторых, ваши кони просто тихо бегают (тем более им спекулировать, а нам в музей).
Когда икону внимательно посмотрели, выяснилось: написана она в Невьянске, в 1822 году, по заказу одного очень богатого старообрядца. Сам художник, который уступил нам этот шедевр, делал в Невьянске в начале 70-х какую-то работу, по-моему диораму, а рассчитаться с ним было нечем, и икону ему отдали за расчет. 35 лет она стояла без движения и ждала своего часа. Утраты на самом деле небольшие. Просто разбивает восприятие, и олифа загустела и потемнела. Раскрыли небольшой кусочек. Разница видна.
Все что по одежде, в правом нижнем углу — восстанавливается, и лики ниже и правее тоже не тронуты. Хотя работы минимум на год.
Вообще этот извод «Перенесения мощей» появился именно у невьянских иконописцев. Знаю еще ряд подобных икон, написанных по этой прориси, но эта — лучшая, по всем признакам письма Богатыревых. Из прямых аналогов навскидку Александр Невский со сценами жития (в ЕМИИ).
Прошло несколько лет, она проклеена и раскрыта. Судя по ряду признаков, она принадлежит кисти лучших невьянских иконописцев Богатыревых. Возможно даже, самому Ивану Васильевичу. Икону эту можно рассматривать часами. И очень много о ней рассказать. Здесь, в одной иконе есть морские пейзажи, корабли, горные ландшафты, архитектура, ряд очень харáктерных портретов, парад одежд, интересные предметы быта, и в общей контекст иконы вписано еще несколько изысканных икон. Но я обращу ваше внимание лишь на несколько фрагментов. Посмотрите.
Вот мощи Николы встречает крестный ход, несут Распятие. Распятие по величине совсем небольшое, несколько сантиметров, но тщательно проработано и очень выразительное.
Такое распятие встало бы в любую итальянскую икону эпохи Возрождения и не выглядело бы чужеродным. Лик Спасителя полностью перекрывается спичечной головкой.
А в оглавии Распятия написан Господь Саваоф. Он невооруженным глазом не читается. Вот посмотрите его соотношение со спичечной головкой.
Под ним Святой Дух в виде голубя. Но это еще не все. У Саваофа выразительный лик, наплавленный белилами в несколько слоев. Мало того, у него еще имеет место разделка волос! Удивительно, мастер совершенно точно знал, что икона будет висеть в часовне, которая освещается только свечами и лампадками, и никто никогда не увидит микроскопический лик Саваофа и Святого Духа. Причем понятно, что икона эта, несмотря на ее высочайший уровень, совершенно не требовала такого погружения. И мастер точно знал, что кроме него этого никто не увидит. Но видимо понимал, что госприемка у него совсем на другом уровне, и показал класс. И сделал это легко и с улыбкой.
А вот сама сцена обретения мощей и перенесения их на корабль. Все в движении. Момент достаточно напряженный, тот самый случай, когда итальянцы говорят «мы нашли», а греки кричат «у нас украли».
И вся эта картинка с царскими вратами, архитектурными подробностями, восемью фигурами и множеством интересных деталей расположена на площади, перекрываемой спичечным коробком!
Зачем рассказал? Да просто хотел вас порадовать. Если будет интересно, время от времени буду показывать такие высокие и ненавязчивые проявления духа и мастерства русского человека.