Вокруг собралось человек двадцать — двадцать пять.
Люди говорили вполголоса. В мою сторону начали поглядывать с любопытством.
— Кажется, я вторгаюсь… — начал я.
— Ничего подобного. Ты закончил перевод? — спросила девушка, кивнув на рукопись.
Она машинально жевала губу. Глаза у Дебби были какие-то остекленевшие, и я подумал, что ее могли накачать успокоительным.
Ответить мне не удалось. Маленький крепенький седой человек лет сорока незаметно отделился от остальных и подошел к нам. Его сходство с покойным сэром Тоби поражало: те же пронзительные глазки и опущенные уголки губ. Он поглядел сначала на Дебби, потом на меня. Как и сэр Тоби, он не пытался быть любезным.
— Что вам здесь нужно?
— Моя фамилия Блейк. Я занимаюсь антикварными книгами. Сэр Тоби попросил меня перевести некую рукопись и установить ее цену. Я узнал…
— Неважно. Просто оставьте ее вот здесь.
Он кивнул в сторону стола.
— Перевод еще не закончен. Я хотел обсудить рукопись с сэром Тоби.
— Что ж, теперь это невозможно. Просто оставьте рукопись на столе.
— Извините, но я до сих пор не знаю, с кем говорю.
— Я его брат.
Это было произнесено октавой выше, чтобы указать мне на мою дерзость.
— Если вы беспокоитесь по поводу гонорара, напишите вот по этому адресу.
— Отлично.
«И в следующий раз я воспользуюсь служебным входом, ты, жаба!»
— Что тебе удалось выяснить, Гарри?
Голос Дебби звучал совершенно спокойно, в нем слышалась забота. И откуда в этой надменной семье столь очаровательное дитя? Я открыл было рот, но брат Теббита влез первым:
— Я уверен, что это сейчас совершенно неважно, Дебби. Полагаю, у мистера Блейка много других дел.
— Дядя Роберт, дневник принадлежал папе, а он хотел узнать, что в нем.
— Возможно, мне лучше уйти, Дебби, — предложил я.
— Возможно! — резко сказал дядя Роберт.
Я продолжил, обращаясь к Дебби:
— Дневник вел некий юнга, участвовавший в плавании времен Елизаветы. Он пользовался тайнописью, которую мне удалось расшифровать. Ты должна знать, Дебби, что мне предлагали за него большую сумму — по правде говоря, совершенно несуразную сумму, куда выше его рыночной стоимости.
Дебби широко раскрыла глаза.
— Да ты что? Ни фига себе! Я знаю, что папа страшно разволновался, когда всплыл этот дневник. Он считал, что там есть что-то о нашей семье. Как думаешь, в чем там дело?
— До свидания, мистер Блейк, — многозначительно произнес дядя Роберт.
— Я хочу, чтобы ты копнул поглубже, Гарри. С какой стати люди предлагают за этот дневник большие деньги? Там наверняка есть что-то интересное. Или даже пенное.
— Я же сказал вам, мистер Блейк! До свидания!
Лицо брата сэра Тоби побагровело.
Дебби заговорила тоном, властность которого удивляла — особенно из уст такой молоденькой девушки:
— Гарри, я хочу, чтобы ты оставил дневник у себя! Выясни, что именно так заинтересовало папу и почему эти люди предлагали за рукопись несуразные деньги.
Лицо дяди Роберта исказил гнев.
— Дебби, ты даешь незаполненный чек незнакомому человеку! Разве ты не видишь, что он хочет тебя надуть? Я не собираюсь спокойно за этим наблюдать.
А теперь, — он гневно указал на меня, — убирайтесь!
Вокруг нас постепенно расширялось кольцо тишины — по мере того как окружающие улавливали флюиды.
Дебби вспыхнула:
— Дядя Роберт, вас это не касается! Дневник принадлежит мне — если только папа не сказал что-либо противоположное! И гонорар выплачиваете не вы, а я!
Гарри, ты согласен продолжать? Я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить тебя от…
Я прервал ее:
— С удовольствием, Дебби. Буду держать тебя в курсе.
Инспектор была отменно вежлива. Внимательная, с длинным лицом, она сидела и слушала мой рассказ. Рядом делал пометки сержант. Он смахивал на вождя краснокожих: крепко сбитый, седой, покрытый морщинами и совершенно бесстрастный.
— Какова ценность этой рукописи?
— Дневник представляет огромный интерес для историков, занимающихся той эпохой.
Она терпеливо кивнула. Я не так ее понял.
— Я имела в виду его коммерческую ценность. То есть… Ведь шестнадцатый век — это достаточно давно, не так ли?
— Да. Но эту рукопись нельзя сравнивать, например, с первым изданием Буэнтинга или Теодора де Бри. Или с чем-либо написанным самим Уолтером Рэли. Слыхали вы когда-нибудь о Джеймсе Огилви? Возможно, у вас получится продать его галерее на Нью-Бонд-стрит тысячи за полторы. Частный коллекционер, возможно, заплатит больше.
— А-а…
Сколько разочарования! Сколько неоправдавшихся ожиданий!
— Так какого, говорите, она года?
— Тысяча пятьсот восемьдесят пятого. За три года до «Непобедимой армады».
— И там рассказывается о плавании к берегам Северной Америки?
— Точно так.
— Есть в этой рукописи что-либо, представляющее коммерческий интерес? Может быть, что-то, указывающее на спрятанный клад…
Она вежливо улыбнулась, словно стараясь смягчить неприличность вопроса и всячески потакая своему душевнобольному собеседнику.
— Ничего такого я там не заметил. Это простой отчет о событиях, записанный юнгой, который участвовал в первой экспедиции Уолтера Рэли.
— Убивать, значит, не из-за чего?
Еще одна вежливая улыбка.
— Насколько я могу видеть, ни в малейшей степени. Просто несколько весьма забавных личностей захотели наложить лапы на этот дневник. Больше мне сказать нечего.
Кивок.
— Значит, дневник прислали с Ямайки?
— Да. У сэра Тоби обнаружился некий родственник, о котором он ничего не знал. Его звали Уинстон Синклер. Тот человек умер, а дневник переслал его юрист.
— Что ж, благодарим вас, мистер Блейк. Увидеть полную картину никогда не помешает.
Инспектор встала и протянула мне руку, а «вождь краснокожих» со вздохом захлопнул блокнот.
Я повернулся к двери.
— Как был убит сэр Тоби?
— Вам разве не рассказывали? Похоже, он сильно кому-то досадил. Все происходило у него в кабинете. Его привязали к стулу, вставили в рот кляп и сделали очень-очень больно. Я не могу раскрывать подробности. Скажу лишь, что крови там было много. Умер он от сердечного приступа. Его дочь вернулась из ночного клуба уже после случившегося. Увиденное не могло ее не расстроить.
— Обычный грабитель просто взял бы и дал ему чем-нибудь по голове — разве я не прав? Так себя ведут, если что-то ищут…
— Мы рассматриваем все возможные версии, — последовал стандартный ответ. — В какое время вы встречались с той женщиной в соборе?
— Около десяти вечера.
— В среду?
— Да.
— А когда позвонили сэру Тоби?
— Следующим утром, в семь часов. В четверг. Когда именно его убили?
— Между десятью и полуночью, вечером того же дня. Он сел на поезд до Линкольна сразу же после вашего звонка. Где вы были тем вечером?
— Лежал под одеялом в одной гостинице в Бистере.
Я продиктовал адрес.
— Та женщина попыталась завладеть дневником, и через двадцать четыре часа сэр Тоби умирает во время пытки. И вы говорите, что тут нет никакой связи.
У инспектора получилось улыбнуться.
— Это вы так говорите, мистер Блейк. Никакого интереса этот дневник не представляет, верно? Убивать там не из-за чего?
— Доктор Кан?
— Зоула Кан у телефона.
— Меня зовут Блейк. Гарри Блейк. Вы меня не знаете, я торгую старинными картами.
Она ответила не сразу. Затем в ее голосе послышался холодок.
— Вы из Линкольна?
— Да, верно! — удивился я.
— На самом деле мы пересекались, мистер Блейк. Пару лет назад, в Росс-он-Уай, на мероприятии для библиофилов. «Терра Нуэва».
«Вот черт…»
Теперь я вспомнил эту женщину. Просто имя Зоулы Кан, историка-мариниста, не увязывалось у меня в голове с тем существом. Мы тогда с нею сцепились.
— Теперь я вспомнил. Гастальди тысяча пятьсот сорок восьмого года, которого вы приняли за Джиро-ламо Русцелли.
Из телефонной трубки на меня так и дохнуло морозом.
— Ошиблись вы, а не я, уверяю вас!
Мы не сошлись во мнениях относительно авторства «Терры Нуэвы», карты шестнадцатого века. На кону не стояло и шестисот долларов — просто была задета профессиональная гордость. На подобных веселых мероприятиях никогда не обходится без изрядного количества выпивки. Дела приняли совсем опасный поворот, и в конце концов она обозвала меня недоучкой — прямо перед коллегами, смотревшими на нас выпучив глаза.
Я в долгу не остался и сообщил ей, что она ведьма, каких поискать.
Откашлявшись, я задумался, не ошибкой ли был этот звонок.
— Доктор Кан, мне попал в руки один путевой дневник. Его вел некий человек, участвовавший в экспедиции Рэли тысяча пятьсот восемьдесят пятого года.
— Что?! Экспедиция к Роаноку?
— Да.
— Вы обнаружили путевой дневник, который вел кто-то из находившихся на борту?
— Да, юнга по имени Джеймс Огилви.
— С ума сойти! Да где ж вы его откопали?
— С ума и вправду можно сойти, однако это еще не все. Мне, если честно, нужна ваша помощь. Я полагаю, что в дневнике содержится больше, чем видно невооруженным глазом. Что касается права собственности, то тут, скажем так, не все ясно. Мы могли бы встретиться?
— Да, разумеется! И, само собой, не забудьте дневник. Где вы находитесь?
— В Линкольне. Но я могу подъехать к вам прямо сейчас. Чем скорей мы встретимся, тем лучше.
— Вряд ли вы успеете добраться до Национального морского музея к сегодняшнему вечеру…
Ей, как и мне, не терпелось.
— Конечно, успею. Я буду там около пяти.
— Я приготовлю обалденную паэлью…
«Смотри, не отрави меня!» — подумал я.
— … и обещаю не класть в нее яд, — добавила она.
— Тяните за голову. Не так, сильнее — в этом весь смысл. А теперь отрежьте щупальца прямо над глазами.
— И что мне с этим делать? — спросил я, поднимая мокрую блестящую тушку.
— Под раковиной есть мусорное ведро.