Ваши большие русские художники – это первоклассные рисовальщики! Помните, не надо сбрасывать рисунок со счетов он всему голова!
Впрочем, у Вас ещё всё впереди. Вы молоды, хороший рисунок – это дело наживное, и потом, хороший рисунок у русских в крови. Убеждён, когда Вы Ваш изысканный цвет и крепкий рисунок соедините, Вы увидите многих в Париже!
Вы привезли мне в Париж небольшие работы (и две из них подарили), тогда я не стал их долго смотреть, я промолчал. Но теперь скажу, что я хотел бы увидеть Ваши фигуры (фигуры идущих, работающих или сидящих людей), а также и Ваши портреты.
Предвижу, Вы более даже, чем Гоген, тяготеете к классике: к Рембрандту, Рафаэлю или Леонардо да Винчи.
Гоген, находясь под крылом Рафаэля, умудряется писать самобытные вещи!
Вот на этот плодотворный пусть самобытности я желаю стать и Вам! И помните, нам предстоит долгий путь осады. Мы вынуждены жить, как монахи или отшельники, позволяя себе единственную страсть, единственную радость – нашу работу. Все прочие сладости и удовольствия мира предоставить другим.
Вы просите также сказать о новаторстве.
По-моему, быть новатором в современной живописи – это не класть голову на рельсы перед идущим поездом классики, а уметь маневрировать.
Но избави Бог нас от манипуляции!
P.S. Jamais je n’aieu la possibilité de travailler de façon si remarquable. La natureestd’unebeautéexceptoinnelle.
Unvoùteadmirablement bleu et unsoleilfaisantcoulerl’éc; atverdâtre – jauneclairsontapr-dessus de toutici; c’estdoux et beaucomme le mélange du bleu célest et du jaunesur les toiles de Vermeer de Delphes.
Ma maniêre de peindren’estpas si parfaitemaisellemecapture si fort que je medonnetoutentier à la créationsanspenserauxcontraintesqu ellequesoitleurnature.
CependantPétrarqueavaitvécu tout prêsd’ici à Avignon. Les mêmescyprês, les memes orléandresqu’ilavait observes, ilssontdevantmoi, je peux les voir.
J’aitenté de transmettrequelque chose qui est fait avec de grosses touches de citron jaune et de citron-vert.
Celui qui m’fsurtout touché cefutGoitto, toujoursmalademaistoujoursplein de bonté et d’inspiration, vivant, semblerait-il, non pas sur la terremaisailleurs, dans un autre monde.
Giotto estunepersonnalitéexceptionelle. Je le sens plus profondémentque les poétescomme Dante, Petrarque, Boccacio[41].
P.S. Эмиль Бернар интересуется Вашей особой как поэтом и «интеллектуалом из России». Интересуется Вами и его сестра Мадлен, я получил от них два прелестных письма, одно с сонетами Бернара.
Крепко жму руку, Ваш Vincent.
Дорогой Vincent!
Я действительно, в силу некоторых исторических обстоятельств, знаю немножко больше, чем Вы.
Чародейство и фокусничество тут ни при чём. По этому поводу можно написать целый трактат, но ни Вам, ни мне от этого не станет легче…
Что касается лечебницы, то теперь в ней, по-моему, больше нуждаюсь Я, чем Вы…
Вот Вам мой совет: пока Вы свободны от идеологемм, от социально-политических потрясений, словом, пока Ваша земля не уходит у Вас из-под ног – творите, спешите творить! Пишите Ваши чудесные поля Арля, пишите закаты и красные виноградники, пишите подсолнухи. Пишите – не уставайте творить, пока Вас чья-то рука не столкнёт в пропасть…
Вот какие песенки теперь распевают у нас:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови,
Господи, благослови!
Одним словом, избави Бог Вашу Францию от катаклизмов, которые потрясли теперь нас! Вы свободны от тюрьмы и от сумы – и слава Богу… Пока Вы здоровы, пока Вы молоды, пока Ваш брат Тео, лучший из всех братьев на свете, поддерживает Вас – творите!
Я умоляю, не спрашивайте меня ни о чём… теперь у нас набирают рекрутов, они разделились на два лагеря: у нас идёт почти средневековая, тёмная, мрачная междоусобная война: брат поднял руку на брата, а сын на отца…
Мы русские, и теперь у нас это звучит гордо, хотя по христианским меркам это должно означать наш позор…
Таким образом мы просвещаем Европу. По-русски это называется «задрав штаны, бежать за комсомолом», а говоря современным языком, бежать впереди паровоза…
Но я осекаюсь на полуслове.
Какой-то черный человек смотрит на меня сквозь щель – у нас кругом стукачи…
P. S. Нынче чтобы хоть как-то развеяться, я читал книжку про Ваш древний и прекрасный Арль. Оказывается, этот небольшой городок – ровесник Парижа? Его очень любил император Константин и дал ему поэтическое название «Рим галлийский». А ваша арена для боя быков – это сооружение древних римлян, где бились гладиаторы.
И ваши узенькие улочки замечательны, с арками и висящими повсюду фонарями (или я ошибаюсь?).
Должно быть, Ваш Арль особенно прекрасен с высоты птичьего полёта: чего стоит одна неширокая Рона, которая разрезает город надвое, или древнее уникальное кладбище Аликан!
Всё это, конечно, я вычитал из энциклопедии, чтобы понять, какой же тайный магнит Вас удерживает в Арле?
Я всё более отчётливо вижу Ваше место в истории искусств – и этим Вы обязаны и прекрасному Арлю.
Обнимите Вашего истинного арлезианца и Вашего друга Рулена и кланяйтесь Арлю.
Ваш друг S. I.
Дорогой Vincent!
У меня тоже подозрительное смутно чувство, что нас с Вами кто-то ловко водит вокруг пальца: по-моему, кто-то из нас стоит на месте, а кто-то движется. Мне иногда кажется, что наша планета Земля, вращаясь вокруг Солнца, сделала паузу…
Вам не кажется, что у нас с психикой не всё в порядке или это наша Земля сошла с ума?
Я никак не пойму: так какое же теперь столетие на дворе?
На моём столе очередное письмо от Вас из Арля. По всему видно, что у Вас что-то стряслось. Вы мне панически объясняете, какой непредсказуемый человек Гоген, Вы насмехаетесь над ним и над его деревянными башмаками, которые, по Вашему мнению, лучше бы стучали по камням Бретани…
Я получил от Вас довольно резкое и путаное письмо. Гоген покинул Вас? Он сбежал от Вас из Арля, когда Вы находитесь в какой-то беде?
Вы сравниваете Гогена с Napoleone, который всегда бросал свои армии в бедственном положении… Это горький упрёк.
Впрочем, я уже всё знаю, Гоген бросил Вас и уехал снова в Бретань – этого следовало ожидать, но я никак не ожидал такой быстрой развязки.
Дорогой Vincent, Вы абсолютно правы, когда утверждаете, что Гогену надо, в свою очередь, и самому показаться врачу-психиатру. Ведь без известной доли сумасшедшинки разве бывает на свете настоящий поэт?
Вот Ваши слова из письма мне: «Гоген снова уехал в Бретань, его больная голова полна новых сумасшедших прожектов – он подумывает о какой-то банде независимых художников». Вы так и пишете: «банде», но быть может, это всё же ассоциация?
Потом Вы нападаете на все творческие Союзы художников (и наш в том числе), Вы говорите, что художник, если он творец, должен оставаться один (и тут же в скобках жалуетесь на своё одиночество).
Дорогой Vincent, я отчасти с Вами согласен, наши союзы – это монстры, которые при дуновении лёгкого ветерка рано или поздно распадутся как карточный домик.
Кто-то неудачно пошутил по этому поводу, что лучший союз для художника – это союз ума и фурий, а я бы добавил – и толстого кошелька.
Вы пишете мне: «Гоген наделён необузданным и буйным воображением южанина, и с этой-то гремучей смесью он едет на север?»
И далее Вы бросаете уже совсем горькие слова упрёка: «Гоген смешон, он сумасшедший».
В своём последнем письме к Вам он требует от Вас взамен своих этюдов одно из Ваших полотен с Подсолнухами? (по-моему, это низко)…
А это уже откровенный цинизм: он требует возвратить ему фехтовальную маску и шпагу (по-моему, он не понимает, что он натворил!?). Но зачем ему шпага в такой неподходящий момент? Он что, будет биться с ветряными мельницами?
Дорогой мой Vincent, я Вас хорошо понимаю. Вам горько сознавать, что Вас предали и перешагнули через Вас, как через живой труп.
Ваши слова полны горечи: «Теперь Гоген – это набор цинизма и уверенности, что мы с Тео его одурачили»…
И в самом деле: «Кто будет его следующей жертвой?» – спрашиваете Вы.
Мне сказать Вам нечего: мне горько и пусто, как будто мне в спину саданули финский нож.
Одно я Вам могу сказать: будьте молодцом, крепитесь – время Вас подлечит.
Mon cher amirusse!
Me voliàdansunespaceserré entre l’enclume et le marteau. Ma tête est en feu, je le sens, mespenséespareilles à des vaguesdésordonnéesroulent, roulentversune rive sans pouvoirtrouverd’abri…
On m’atrouvéunabriconvenabledans la Maison de santé à Saint-Rémi.
Ilm’est arrive une metamorphose sans importance: j’avaisdùtrébuchercontrequelque chose et j’étaistombédans un fosse. Et me voilà privéd’uneoreille…
Pourquoisuis-je parmi les aliénés? Ne suis-je pas malademoimême?
Tantôt je soupçonne le Gauguin despotique de m’avoirpercél’oreille avec son épée, tantôtj’imagine un inconnu, dans un café nocturne à Arles, sejetersurmoi et me couperl’oreille.
Qui doncm’avaittranchéune lobe d’oreille? Avec quell motif? C’estpeut-êtremio – meme… C’estpeut-être avec ma proper main q u e…?
Dites-moipourquoitoutecette histoire?
Faites savoir à Gauguin que je l’aimetoujoursbienquesa place soitdans la jungle… C’est un loup sans laisse…
Qui estbience coquina qui a eubesoin de mon Oreille?..
Gardez-la comme la prunelle de vosyeux…[42].
Дорогой, несчастный Vincent!
Ваше последнее письмо похоже на придорожную пыль, прибитую дождём. Ваше письмо похоже на крик роженицы, которая никак не может родить… Ваше письмо похоже на душераздирающий крик большого, великого художника, который при жизни у своих современников числился среди отверженных и бродяг…