лишь ветер шумит вершинами елей и сосен. Хорошо. Я люблю тишину. Я люблю тишь и затвор. Ведь на лоне природы в тишине, вдали от людей хорошо молится и пишется. В такую же тишь да глушь стремились и наши монахи-пустынники. Жили уединённо и молитвенно, строили себе небольшие скиты. Их потом люди называли дальними или ближними пустыньками. Мне иногда приходит на ум, что такие глухие леса, такие глухие места и дадены нам на Руси, чтобы всяк, кто уничижает себя и ищет святости, искал её в непроходимом лесу да болотах, где уже есть какая-нибудь ямка или нора – а пустынью это место уже само собой наречётся, если, конечно, это будет угодно Богу.
Этика самураев
Как известно, Восток – дело тонкое, а японский менталитет – это особая тема.
Я иногда от Евангельских притч и молитв переношусь к высказываниям восточных мудрецов дзен-буддизма и поражаюсь бесконечному богатству восприятий этого баснословного мира людьми разных религий и философских школ.
Вот некоторые высказывания из этики самураев.
1. «Следовать по пути искренности – это каждый день следовать так, как будто ты уже умер».
Какая великолепная трактовка отношения к смерти!
Если вдуматься, то всё учение Христа призывает к этому же! К искренности, к умерщвлению своего «Я» во имя Бога. «Кто не со Мной, тот против Меня». Мы должны как бы умереть для Бога, взять свой крест и следовать за ним. Правда, имя этому кресту – любовь.
2. «Скупость равносильна трусости. Если ты с таким страхом оберегаешь казну, то с каким же страхом ты должен оберегать свою жизнь!»
Да, это правда: скупые – трусливые.
3. «Сначала победи, потом сражайся!»
Это – стихи, наподобие японской танка.
Да, чтобы победить реально, надо сначала заложить победу в мозгу абстрактно.
4. «Сегодня – первый день остатка твоей жизни».
Но это уже, кажется, не Восток, а Запад. Это, как иногда говорит мой приятель-острослов, «не для средних умов».
Иудушка
Художник В. К-в – мой хороший приятель давних дней моей юности, даже друган. Но этот молодой человек по духу диссидент, он по мироощущению – разночинец или даже нечаевец, доморощенный философ, немножко поэт, немножко художник, немножко мечтатель и Иудушка.
Он предавал меня несколько раз. Когда он предал меня ещё раз, я сказал: «Хватит!» И мы прекратили всякие сношения. А вскоре я попал в переплёт, меня осудили и посадили в тюрьму: этот разночинецпропал.
Прошло лет 20 или может 25, звонок в дверь: на пороге всё та же сухопарая фигура В. К., несколько водянистые глаза и алые губы в обрамлении рыжей бороды.
– Чем обязан?
– Пришёл извиняться.
– В чём?
– В непредумышленном убийстве нашей дружбы.
– Дружбы? Но человек, который предал дважды, способен предать и в третий раз.
– Способен… но я не предам.
– Предашь! Ты по натуре – Иудушка (между нами произошла заминка).
– Впрочем, чтоб забыть всё и простить, я должен нарисовать твой портрет и назвать его «Иудушка». Только в таком случае я смогу забыть и простить прошлое. Ведь ещё Христос говорил: «прощайте и прощены будете» (между нами снова заминка).
– Я всё понял, – сказал В. К. – В одну воду нельзя войти дважды. – Тут он развернулся на 180 градусов и, едва не споткнувшись полетел вниз, к выходу.
Не называю его имени, потому, что это чистая правда. Между прочим, этот друган однажды сказал мне неглупую фразу: «У тебя есть своё видение художника, но оно не тому досталось». Быть может, он хотел, чтобы это видение досталось ему?
Оспа зависти
Почему я не завидую никому? Я не завидую богатым, материально обеспеченным и так называемым успешным. Я не завидую знаменитым художникам и прославленным музыкантам, писателям. Я даже не завидую гениальным художникам, таким как В. Г. и П. Г. (стоп! тут давайте остановимся, завидовать гениям, каких теперь, кажется, и нет, – это несусветная глупость, это даже немножко похоже на то, что завидовать Тому, Кто там не н… си). Но на Бога в суд не подашь. Вообще зависть человеческая – препаршивая вещь, это религия бездарных, как сказал один священник, и она душу человека сильно уродует. О себе грешном могу сказать лишь одно: мне ничего не далось даром! Все мои находки и потери оплачены мной сполна: трудом, мучениями, терзаниями и сомнениями, пытками нравственными и физическими, верой и неверием – всё это я бы назвал одним ёмким словом – познание истины.
Вот почему я бы назвал наше поколение 70-х гг. эпохи застоя поколением жадным до книг, до идей, но и поколением развоплощённого творчества.
Я знавал в дни моей молодости одного писателя средней руки, моего земляка с Кубани, глядя на которого можно было заключить, что оспа зависти изъела ему лицо. Когда я ему говорил, что мне плевать на известность, он это слышать не мог и, конечно, не верил. Когда я ему говорил о его средних способностях как писателя и уж совсем крошечном таланте как художника, он чернел… Когда же он мне в ответ говорил, что и мой талант как художника по сравнению, например с Гогеном, – говно, я соглашался. Я говорил, что Поль Гоген – это такая же редкость в живописи, как в поэзии Пушкин. Он закипал и не соглашался. Я тоже закипал и говорил, что они даже родились в один день – 6 июня, и по знаку Зодиака – Близнецы. А этот знак Близнецы – это самый любимый знак в Поэзии! Музы в поэзии любят Близнецов, этот вечно неугомонный, непостоянный, такой изменчивый и такой всегда что-то ищущий знак. По существу, эти два великих художника, по существу своего видения были поэтами, хотя один писал красками, а другой – стихами. Эти два великих поэта имели от рождения хорошие гены и наследственность, у одного было много испанской крови, а у другого – африканской. Их поэтическое воображение было пылким, мощным и плодовитым. Никто из их предков не перенёс ни голодомор, ни репрессии, ни плен, ни контузии, ни ужасные войны. Это им позволяло идти по жизни честно и прямо, они честно служили своим Музам-изменницам. Пришествие муз было для них делом обычным, даже будничным, как например, чистка зубов по утрам (стоп! я остановлюсь снова). Это моя муза-изменница! Мы с ней нарожали уродцев-детей, я имею в виду мои картины-калеки, некоторые из них обесцвечены… Мы с моей музой-изменницей часто спорили, часто ссорились, пока не «расплевались» совсем! Теперь живём, как плохие соседи в коммуналке…
Так вот о зависти: глупо завидовать горшку, который уже перестал ходить за водой; глупо завидовать тому, кто этой водой наполнен; глупо не видеть, что ты пуст не по своей воле, а по чьей-то воле ещё… А вообще зависть – препаршивая вещь, а я бы сказал и глупая; «быть знаменитым некрасиво, ничего не знача», – сказал Пастернак, и это верно.
О вдохновении
Пушкин как-то высказался, что он находит смешным искать вдохновения (явления музы). Вдохновение само должно найти поэта.
Мне поначалу это высказывание казалось шуткой, т. к. я по неделям и даже месяцам иногда поджидал пришествия музы.
Я постился, молился, ходил в храм, чтоб только мне муза принесла на крыльях мой (прежний) утерянный цвет.
Ведь мой цвет в живописи – это не что иное, как зарифмованные и звонкие поэтические строчки, только трансформированные в цвете…
Теперь прошла уйма времени, и я повторяю вслед за Пушкиным: вдохновение должно найти поэта, а не наоборот.
Теперь мой девиз: это моя муза должна гоняться за мной, а не я гоняться за ней!
Я изменил мой образ жизни, сплю на голой земле, купаюсь зимой и летом в водоёмах и в чём мать родила, дышу через раз (по Бутейко), обтираюсь снегом, по неделям не ем мяса, пощусь, молюсь и проч.
Теперь это моё высшее и настоящее творчество, а поэзия и живопись теперь – это только моё хобби…
Моя муза оскорбилась из зависти к моему новому увлечению и стала приходить ко мне чаще обычного…
Ага! Да моя муза ещё и ревнивица! То-то, погоди, голубушка, ты будешь плакать у меня горькими слезами (как плакал некогда я), когда я тебя не буду брать в православный поход, например, на Соловки…
Теперь с моей музой-капризницей у меня разговор короткий: или я на побегушках у неё, или она у меня.
Пушкин, наверное, имел в виду и свою великую спутницу-музу, когда сказал о женщинах: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».
Пушкин и тут, пожалуй, прав. Воистину Пушкин везде, везде прав.
О воображении в поэзии(Душа, сознание, тело)
Кажется, французский философ Жульбер Дюран говорит о коллективном сознании и о бессознательном как о двух полюсах земли. Имажиналь – воображаемый мир. «Грёзы земли и покоя». Между миром идей и миром тел существует как бы пространство, заполненное самостоятельным миром – это и есть мир воображения. Воображение – это промежуточное состояние между субъектом и объектом. «Воображение всегда первично между тем, кто воображает и что воображает», – говорит Ж. Дюран. Разве с этим поспоришь? Это действительно так, иможинер, т. е. то, что формируется в младенчестве. А в феменологии поэзии или поэта как субъекта всегда надо искать корни младенчества. Человек, т. е. поэт, рождается, действительно, как бы недоношенным, находясь в утробе матери (семьи). Идея «социальной беременности» – это отдельная тема. А вот «травма рождения» мозга Поэта – это существенно. Потом с возрастом эта травма как бы расширяет границы или раздваивает мозг поэта. В человеке (в поэте) рождается как бы второй человек, он формирует аппарат представлений или мечтаний – и чем этот аппарат представлений совершенней, чем мощней физиологически сам поэт, тем плоды его, т. е. стихи или картины, энергетически наполненней. (А. Пушкин и П. Гоген, эти два человека, по-моему, были геркулесами духа, каждый в своей области, хотя оба были поэтами по состоянию души и призванию, они даже родились в один день – 6 июня. Но об этом мало кто знает. Пушкин однажды сказал: «