бывают странные сближения», да, бывают. И с этим ничего не поделаешь…).
Издревле известно, что тело – это лишь сосуд, в котором мы временно пребываем. Это ниша, взятая внаём. «Сознание человека – это квантовая информация, а душа человека – это квантовый компьютер, подключённый к сердцу Вселенной», – говорят физики. Поэты с этим не спорят: всякая деятельность мозга и сознания Поэта в момент его вдохновения – это излучение квантовой энергии, а плазмой, или ядром квантовой энергии, является самый тонкий талант природы – воображение поэта.
Человек, который воображает – это поэт, это квантовый заряд, это носитель особой субстанции, которая творит вторую реальность, или сознание, в котором имеется как бы вторая душа… Но мы так, наверное, никогда и не узнаем, откуда оно берётся наше сознание и куда оно исчезает после нашей смерти. Квантовый фактор сознания – это за пределами нам доступного или разумного. И что такое душа? Энергетическое поле или нечто осязаемое, познаваемое? Наши клетки мозга постоянно обновляются – их миллиарды этих клеток, которые умирают и рождаются вновь, а сознание остаётся неизменным. И часто это сознание закладывается в раннем детстве. Что это?
Быть может, наш мозг обладает душой? Или, быть может… Ох, уж эти вопросы философов! Их тысячи! Единственно, что нельзя отрицать, если говорить о мозге поэта, Поэт и его мозг – это та субстанция, которая особым образом мыслит, которая воображает, которая выдаёт нагора нашего сознания плоды в виде стихов или картин. Говоря словами древних, поэт может сказать: «Пока я мыслю, я живу, или пока я воображаю, я здравствую, я существую». Смерть воображения – вот подлинная смерть и поэта.
Феофан иконник Гречин и его видение
Писатель и монах Епифаний Премудрый говорил очень хорошо об искусстве Феофана Гречина, как он его называл. Он восторгался его специфическим видением, он как бы зафиксировал с натуры и донёс до нас и облик своего великого современника, и специфику его видения, и дух, и тело во время работы; по слову Епифания, Феофан «писал сам по себе», мало обращаясь к образцам греческим, он писал быстро, очами метая как бы молнии, разговаривая с прихожанами, а умом дальняя обгадывая. «Мужъ онъ живый, преславныймудрок, зъло философ хитръ», – говорил Епифаний.
Всё это говорит о поэтическом творчестве – перед нами, скорей, не художник, изрядный живописец и изограф, а великий Поэт древности!
И ещё главное! А это главное – в феноменальном творчестве Феофана Грека.
Это беспрецедентный смысл и размах творчества – без близости Бога и Его святых, и Богородицы, и праотцев, и пророков такое горение горним и земным, и синергия, и симфония звука и цвета невозможны. Бог как бы видит тебя близкого, слабого и понятного Ему, грешного человека – а ты понимаешь и чувствуешь Бога! Никакое другое великое творчество не наполняет твою душу близостью, трепетом и силой, и славой любви к Богу. Для верующего человека его вера просто становится незыблемой…
Макарий Великий Египетский – вот та высота и та страсть, и та сила художества, куда наша душа человеческая вечно стремится и не может достичь таких откровений и высот… Бог здесь и сейчас! Вот как коротко можно сказать о фресковой живописи Феофана Грека.
Колыбель нашей поэзии
У самой колыбели нашей поэзии, как ни странно, стояли художники.
Вопрос о том, что Феофан и поэтический транс у нас не обсуждается, говорит лишь о том, что мы и не подошли к пониманию его художественно-поэтического творчества. А Феофан Грек – это великий поэт древности! Без Его Музы в творчестве он был бы так же бессилен, как и десятки других иконописцев его времени. Феофан велик и велик своим видением мира! Он Поэт по природе, и он философ и богослов, исходя из его дарования поэта.
Всё его дарование – от Бога, и он, будучи великим художником, возвращал это Богу! Феофан необыкновенно ценил этот дар ему от Бога и писал, писал, писал. Так и с такой страстью потом не писал на Руси никто, по крайней мере, среди живописцев. Так писали потом только поэты А. Пушкин, М. Лермонтов, Тютчев, Блок, Есенин, Маяковский. Вот тот ряд великих людей, среди которых Ф. Грек не лишний.
Феофан и поэтический транс
Некоторая угловатость, эскизность и даже недосказанность образов фресок Ф. Грека в соборе Спаса Преображения на Ильине улице обусловливается прежде всего его видением. Это поэтическое и особое философское видение обусловливается самим дарованием Феофана Грека как средневекового художника-поэта. Без тесной связи между иконописью Феофана и его Музой не может быть и речи. Феофан творил только тогда, когда его келию, храм, или жилище озаряла Муза его иконописного творчества. Это надо твёрдо знать и понимать, что его творчество – это такое же особое расположение души, как и у А. Пушкина, и как и у А. Рублёва; это особый настрой души на поэтическое творчество. Говоря другими словами, это особый «транс» души и это особое состояние души похожее несколько на провал в глубины нашей психики, когда и поэтическое, и художественное творчество сливаются вместе. Во время такого состояния и случается и пир души, и красок, и образов… А некоторая «корявость» почерка Феофана обусловливается тем, что его Муза не слишком глубоко погружает его мозг в сферу трансцендентного и собственно психического. Таковы законы поэзии.
И тут ничего не поделаешь. Вот одна из причин, почему Феофан быстро творит: его поэтические и религиозные озарения приносит Муза, а она не ждала, она гнала его вперёд и ввысь, в небесную ширь, к Богу…
Специфическое видение
Если говорить об иконостасе Благовещенского собора в Москве, то о нём надо сказать особо. Деисусный чин иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля – это особый чин и с точки зрения богословской и художественной. Это, действительно, памятник нашей земли, памятник живописи: это первый иконостас, фигуры которого написаны в полный рост.
А это самая непростая задача для художника-иконописца любого дарования изображение святых или Богородицы в полный рост… Тут проверяется многое: и умение художника рисовать вообще, и компоновать, и мыслить.
Великого Феофана Грека тоже не обошло это испытание: некоторые фигуры святых его неустойчивы, центр тяжести фигур перемещаются резко вниз, фигуры его как бы покачиваются…
Это очень специфическое видение, и с моей «специфической» точки зрения, эта неустойчивость фигур объясняется особым видением художника, которое стоит как бы вне правил рисования и ремесла, а скорей, оно относится к состоянию души художника. Апостолы Пётр и Павел как бы «вываливаются» из прямоугольников двух икон, и это не потому, что нарушена симметрия, это потому, что это диктат Музы поэта, и она художнику диктует своё, а симметрия – своё… Это своеобразный диссонанс в мозгу художника, если хотите, это диссонанс эстетики и геометрии!
Крылья Архангела Гавриила и крылья и фигура Архангела Михаила тоже как будто немного не вписываются в геометрически строгие прямоугольники икон… Это говорит лишь об одном (я так специфически чувствую), это говорит о том, что в момент работы над этими иконами мозг поэта и художника Ф. Г. был не так угнетён присутствием Музы и её энергиями.
Во время работы над другими иконами все эти геометрические недостатки, или «измы», может объяснить только Муза.
Например, в великой иконе Феофана Грека «Успение Божией Матери» 1380–1390 гг. этих «недостатков» рисунка совсем не чувствуется.
Фигура Иоанна Предтечи из Деисусного чина Благовещенского собора особенно как-то угловата и неустойчива. Тут специфическое видение поэта и художника Феофана Грека хозяйничает как будто в полную силу! Муза художника как будто в полном споре с геометрией… Это видно и теперь, это видно и невооружённым глазом, что фигура святого нарисована плохо (как будто в спешке или по другой причине – это с точки зрения простого ремесла, но не с точки зрения Поэзии…). Ноги святого слишком коротки и как бы подрезаны, ладони рук тяжелы, а одежды нелегки. Так художник видел, слишком специфически, подчиняясь безраздельной власти Музы!
А Муза поэта не везде права, когда перестаёт считаться с законами рисования или с законами земного тяготения…
Но таково специфическое видение художника.
Только одна фигура Богородицы из Деисусного чина Благовещенского собора не имеет тех «недостатков» устойчивости, о которых мы говорили выше. Но об этом можно было и не писать, потому что я это слишком субъективно и специфически вижу.
Краски Феофана
Известный искусствовед А. Сарабьянов из известной семьи искусствоведа и академика Д. Сарабьянова, он немного не прав, когда говорит, что монохромный цвет росписей Феофана Грека в Новгороде в храме Спаса Преображения на Ильине улице объясняется только одним – это особым аскетическим складом души художника и его склонностью к «бесцветию» и суровостью взгляда исихазма на мир.
Я возражаю, я говорю, что монохромные, как бы выцветшие краски фресок этого храма – это, как говорится, «продукт горения времени», не надо забывать, что этим краскам более 600 лет! И за свою историю этот храм пережил не один сильный пожар… Первоначально краски этих фресок были яркими, броскими, мощными и очень живыми, они были охвачены также необьяснимой силой богомыслия! Поэтому искусство Ф. Грека так поражало его современников на Руси! «Неведомою и необычайною росписью» назвал эти фрески в Новгороде древнерусский писатель и монах Епифаний Премудрый. И он был прав: такой свободной мощи и такой цветовой и световой свободы в трактовке библейских сюжетов в русской стенной религиозной живописи ещё не было! Это было ново и неожиданно, как какой-то неизвестный ветер с Балкан и с Южных морей…
Это была философия, мистика и одновременно поэзия! А Феофан Грек по дарованию и по своему видению мира был Поэт с большой буквы! Он был поэтом и Византии, и Древней Руси. Прямой его наследник и ближайший родственник по видению мира – это наш преподобный Андрей Рублёв. Можно только удивляться, как такое необычное, редкое, яркое, но всё-таки повторяющееся видение в мире однажды и одновременно встретилось в Москве (два великих иконописца, по летописям, участвовали в росписи Благовещенского собора в Мос