их эпитетов и речений того времени, любовь к архаике и выразительному слову вообще, а также некоторая «перенасыщенность» светом и цветом, плотность текста, поэтика – всё это говорит нам о том, что такое видение мира, каким обладали Ф. Грек и А. Рублёв, для древних было не внове. Это их стихия поэтического языка, и это их непревзойдённая летучесть и певучесть рассказа о язычески-христианской Руси.
Я только говорю о размахе дарования, а не о принадлежности стихов древнему иконописцу-поэту. Я не утверждаю это.
Просто мы очень долго не придаём значения личности Ф. Грека, да и А. Рублёва как поэтам милостию Божию, как двум художникам необычайной одарённости, поэтому в их биографии много белых пятен.
Эта поразительная летучесть и даже «липучесть» стиля живописи у Феофана и слога поэтического текста «Слова…» поразительно близки друг другу. Но это почему-то не видит никто, потому что не видят его видения.
Господа историки, филологи, архивисты и медиевисты, вы не допускаете, что так глядеть на мир можно одними глазами? Ну, не одними, так очень похожими… на границе христианства и язычества.
Конечно, я допускаю, что я фантазирую, но в моём сознании я легко вижу, как древний поэт, отложив иконную доску и закрыв краски, брался за перо и быстро писал строфы стихов «Слова о полку Игореве»… Для Древней Руси это так естественно… Сам этот памятник литературы, как будто говорит нам: а ты всё простучал, ты всё просмотрел, ты почуял своим нюхом, что там внутри, и всё ли слухом своим ты услышал? Ты обратил своё глубокое внимание к иконам Древней Руси?!
О слепоте мира, или тяжкий путь познания
А. С. Пушкин сказал:
О, люди, жалкий род, достойный слёз и смеха,
Жрецы, минутного поклонники успеха.
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведёт в восторг и умиленье.
Это, разумеется, не о таких лилипутах сказано, как я. И тем не менее сколько можно человечеству оставаться слепым, глухим и нелюбопытным?!
Я ровно три десятка лет талдычу о том, что у П. Гогена в его методе цветоизвлечения были предшественники, их надо искать в… 15-м веке, у нас это Ф. Грек и А. Рублёв! И что же? Кроме смеха да тычков, да плевков в мою сторону, я ещё ничего не услышал. Нет бы заинтересоваться мной и моей скромной персоной, и моим методом в живописи, а заодно и моей теорией «Прежде и потом», чтобы пролить дополнительный свет и на гениальную «Троицу» Рублёва… мне указывают на дверь: о публикации моей теории не может быть и речи! Вот почему мне снова и снова идут на ум стихи А. Пушкина: «О люди, жалкий род, достойный слёз и смеха…»
Слепота мира продолжается.
Цивилизация прогнила
Когда я говорю, что врачи, наши хвалёные хирурги-проктологи изуродовали мою жизнь, я вовсе не преувеличиваю! Более того, они, доктора, вбили меня и мою жизнь в 15-й век… Я совсем не лажу с компьютером, я даже однажды хотел его выбросить, я испытываю отвращение от социальных сетей и цифровых технологий, мне, наверное, на роду написано не иметь ни своих блогов ни телеграм-каналов… хотя, как будто, я бы хотел их иметь и выкладывать туда уйму моих рукописей. Но мой компьютер я использую просто как… печатную машинку «Москва» или «Оптима»… (при работе на компьютере у меня начинаются спазмы головы и проч. хрень).
Только что при работе на компьютере я внезапно съехал с Google на Уandex и потерял почту! А восстановить её не могу… Это какой-то парадокс, я, который может считаться интеллектуалом в каких-то вещах, не могу совладать с компьютером и простейшими вещами в социальных сетях… Тогда как любой последний тупица и блогер выкладывает в Сеть любую чепуху… Что это, нонсенс? Или это шутка, или судьба? Я не знаю. Но я не могу в Интернете даже дать объявление, что нуждаюсь в помощнике…
Вот почему я тянусь на природу и говорю: «Здравствуй, 15-й век!»
А причина всё та же: я сильно контужен… Мой мозг был некогда потрясён испытаниями, какие иные солдаты не испытывали в бою. Я почти инвалид, по воле врачей. Вот почему я проклинаю врачей и совершенно уверен, что и В. Д. и Н. П., и С. Ф., и другие врачи – это потенциальные убийцы!
Я всё чаще и чаще подумываю о бегстве из Москвы; я, как и Гоген, говорю: «Цивилизация прогнила! Прочь из Москвы, сюда я больше не ездок, бегу, не оглянусь, пойду искать по свету, где для оскорблённого есть чувства уголок». Нет, это монолог Чацкого из комедии Грибоедова «Горе от ума».
И если мне суждено умереть на Ямале или где-нибудь в тундре, или на Севере, в чуме на Чукотке, то и тогда я буду счастлив, только подальше от Москвы и от её институтов культуры, науки и… проктологии!
А вы говорите: писать святые иконы. Бог судил мне их не писать. А на Бога, как известно, в суд не подашь…
Тришкин кафтан(ироническое)
Обо мне иногда говорят мои домашние, что я похож на сомнабулу, когда моя Муза приходит ко мне, дразнит меня и вообще ведёт себя, как дешёвая девка… Она, действительно, иногда смахивает на проститутку или на курву, потому что всеми способами меня манит к себе, а потом… не даёт того, чего ожидаешь – в моём случае, она не даёт мне живой, наполненный и жизнеутверждающий цвет!
Я однажды ей так и сказал: «Пошла вон, курва! Ты не обманешь меня, ты обольстительница и обманщица, ты крепко держишь мой былой яркий цвет при себе и… ломаешь из себя целку. Мне наплевать и на тебя, и на твой цвет в живописи, да и на сладкое состояние в душе. Во время поэтического транса, я бы его назвал сомнамбулизм, мне теперь просто смешно, если и оно пустопорожнее и безрадостное…»
Я не дружу теперь с музами в живописи, потому что у них слишком сложный и избирательный характер. Пусть они ходят к мёртвецам, если им это нравится, их возлюбленные художники прошлого – это Ф. Грек, А. Рублёв и П. Гоген. Это те художники, с какими шутки плохи, это три великих поэта и три характера, это три гения. А я, так, слабый отблеск их гения, я – Тришкин кафтан, одетый не на те плечи…
А если по правде сказать, то я не слишком рад моему видению мира, потому, что оно мешает мне творить: оно как бы помогает и мешает…
Возможно, это видение просто предназначено было для другого?
Так заберите же его, более удачливые и в жизни, и в живописи…
А если по правде, мой раненый мозг вопиет, мне тяжело даётся каждый день творчества! Я инвалид, и об этом мне трезвонят все мои нервные клетки оглушённого и ослеплённого мозга!
Слепое человечество(разборки на кухне)
– Нет, ну, сколько можно ходить человечеству в коротких штанишках искусствоведения? – сказал я, схватил жену за руку и потащил на кухню: там света больше. – Татьяна, сегодня ты отвечаешь за всё человечество, представь, что ты воплощаешь его. Сколько можно жить в слепоте и этого не видеть?!
Я взял книгу Paul Gauguin и книгу «Феофан Грек»: на одной книге были плоско изображены таитянки в египетских позах «Рынок», а на другой книге – икона «Успение Божией Матери».
– Вот смотри, – сказал я, – одинаковый цвет, та же плоскостность рисунка и та же силуэтность решения фигур, тот же мощный, энергетически сильный и наполненный цвет, хотя темы совершенно разные… Неужели этого не видно?
– Да, похоже, но эти две темы несовместимы… Это как небо и земля, поэтому совершенно ничего не видно из того, что ты видишь… – сказала жена.
– Вот так и всё человечество пока слепо, – сказал. Впрочем, я был так же слеп, когда мне было 18–19 лет, пока меня не стала однажды посещать Муза в живописи, вот тогда я и прозрел! Но человечество меня не слышит, оно как будто, бежит от меня, как от городского сумасшедшего…
Боже, вразуми бедное, слепое человечество. Нам-то русским это не нужно, но позади нас весь мир, это нужно Китаю и Африке, это нужно Америке и Европе, это нужно Богу наконец, и нам это нужно!
На исповеди(высокое и комическое)
Некоторые остроумные отцы Церкви, когда я давал им почитать мою теорию «Прежде и потом», улыбались мне, как тихопомешаному, жалели меня, наклоняли мою выю для покаяния во время исповеди и, видно, мысленно мне говорили: «Раб Божий, ты уж определись в своём исповедании Господа Бога нашего: ты или крестик сними, или трусы надень.»
Наши многотерпеливые пастыри, я вас люблю и бесконечно почитаю, но и мой латунный крестик при мне, да и трусы мои на мне. Я бесконечно люблю Бога нашего, и это модное присловие ко мне не подходит. А если уж совсем серьёзно, то я давно перестал показывать моё эссе людям, далёким от искусства живописи, например от Русского авангарда 20-х гг. Моё теоретическое эссе больше вписывается в авангардную, искусствоведческую, эстетическую и философскую мысль начала 20-го века, а не века нынешнего.
Интересно, как бы отреагировал на эту теорию отец Павел Флоренский?
Кино и Иконников
Одна известная актриса говорила: «Не нужно знать, как в кино идёт дождь».
«А Вы в Вашем сложном теоретическом эссе рассказываете о какой-то родственности художников разных эпох. Это, видите ли, похоже на притягивание за уши теории и смыслов разных эпох. Вы в Вашем эссе отслеживаете каждую дождинку, причём разных эпох… От этого читателю становится не по себе: нельзя проследить за каждой ниточкой дождя разных эпох!» – Так мне говорил молодой режиссёр, когда я ему дал мой роман «Иконников» и в нём эссе «Прежде и потом».
Теперь я сдуру написал письмо с таким же предложением написать сценарий и Дуне Смирновой, как будто результат будет другой… Хотя в её фильме «Отцы и дети» артист, сыгравший роль нигилиста Базарова, подошёл бы и для моего Иконникова.
Теория относительности
– Эйнштейн, Вы можете объяснить вашу теорию Относительности одной фразой?