Он улегся на свободную скамью, подобрал под себя ноги и тотчас же закрыл глаза.
Саня сел на другой конец скамьи. Спать не хотелось — впереди была еще целая ночь. Он прислушался к разноголосому вокзальному шуму:
— …Не посмеют, у нас такие ракеты…
— …Ничего, пусть себе дует! Ветер тучку нагонит, тучка снегу насыплет, снег хлеба прибавит…
— …Цельнометаллические — эти надежные: перевернутся, а целые…
— …Ферзь у меня вот здесь стоял…
— …Если снова начнут волокитить с изобретением — напишу в Цека…
— …Здесь, у нас, на базаре, все дешевше…
Десять часов вечера… Что сейчас дома? Наверное, сидят у телевизора. Мама, папа и Димка… Даже если фильм до шестнадцати, все равно он сидит. Сане не разрешают, а Димка выклянчивает. «Ну, мамочка, ну, папочка, пожалуйста! Я же все равно ничего, ну, совсем ничего не понимаю!». Потом приходит к Сане в детскую и сыплет взахлеб: «Он ему — р-раз! А этот ему — р-раз! ...И почему до шестнадцати, не понимаю? За весь фильм так и ни разочка не поцеловались!».
А вдруг они узнали, что он уехал? Мама плачет, папа ходит из угла в угол… Почему он всегда так расстраивается? Подерется Саня с кем-нибудь во дворе — переживает, кричит. Двойка — то же самое…
А так папа хороший, очень хороший!
Вон как было, когда они с Димкой решили подготовить ему сюрприз на день рождения. Копили, копили, втайне от всех, наверное, целый месяц. Потом пошли в магазин, купили два галстука — один зеленый, другой красный. Яркие-яркие… Вечером, когда папа пришел с работы, они отдали ему подарок и поздравление — Саня написал текст, а Дима нарисовал дом с одним окном и огромной синей трубой, из которой валил розовый дым. Папа расцеловал их, сказал, что таких красивых галстуков он в жизни не видел, и велел маме устроить праздник. Они ели пирожные, пили лимонад и крутили пластинки. А потом, через несколько дней, они узнали, что папин день рождения ровно на месяц позже. Саня и Димка напутали, но папа не захотел огорчать их и ничего не сказал.
А те галстуки он так еще ни разу и не надел. Говорит, что бережет для особо торжественного случая…
В зале ожидания народу прибавилось. Стало жарко. Саня вышел на улицу. Там было темно и холодно. Сильный ветер раскачивал фонарь у входа, и он ржаво скрипел, то укорачивая, то снова удлиняя тень от столба. Где-то в черной пасти ночи, словно разыскивая друг друга, жалобно блеяли тепловозы.
Сане стало не по себе. Он вернулся к людям.
Билетную кассу давно уже открыли. Хвост быстро укорачивался.
Надо разбудить Борьку. Ладно, пусть еще поспит. Успеет!
Репродуктор что-то угрожающе рявкнул хриплым пиратским голосом, и пассажиры устремились к выходу. От дверей потянуло холодом. Началась посадка.
— Боря! — тихо позвал Саня. — Борька!
Боря не отзывался. Саня не стал его больше будить. Что он — обязан? Не встает, и не надо!
Так Боря проспал до самого отхода поезда. И лишь после того, как отгромыхала последняя пара колес последнего вагона, он открыл совсем не сонные глаза и улыбнулся.
— Ты не очень улыбайся! Поезд-то проспал. Я тебя будил-будил…
Саня думал, что Боря вскочит, замечется. Но он спокойно лежал на скамье и продолжал улыбаться.
— Знаю, как ты меня будил. Я же не спал!
— Ну да!
— Я все слышал. И как ты на улицу выходил, и как шептал одними губами: «Боря… Борька»… Чудак! Разве так будят?
Саня обрадовался.
— Значит, решил не ехать?
— Оставь тут тебя одного, задаваться потом будешь сто лет… Ох, и настырный ты, Санька! Я думал, ты все-таки не останешься.
Саня шмыгнул носом, неестественно зевнул и произнес сквозь зевок:
— Спать как охота.
— И мне, — тотчас же отозвался Боря. — Когда спишь, не так есть хочется.
Саня привалился к спинке скамьи и закрыл глаза.
Возле него стоял усатый милиционер, тот самый, от которого они убежали утром, и манил пальцем.
— Да, да, ты!.. Ты!
— Что? — испуганно спросил Саня.
— Пойдем… Этот тоже с тобой?
Милиционер разбудил Борю, и они все трое проследовали до двери с надписью «Дежурный милиции».
Немолодой уже лейтенант с глубоким шрамом на тяжелом скуластом лице разговаривал по телефону. Он жестом отпустил милиционера и, не прекращая разговора, сделал ребятам знак, чтобы садились.
Они робко опустились на краешки стульев.
Лейтенант положил трубку.
— Вот так!
Он потер руки и подмигнул. Саня повеселел; кажется, ничего лейтенант.
— Имя? Фамилия?
— Зубавин Саня. — Боря тронул его коленом, и он сразу поправился: — Александр.
Боря по обыкновению поразмыслил недолго.
— Каминский… Борис.
— Так… — Лейтенант что-то записал. — Из Южносибирска, значит.
— Откуда вы знаете? — поразился Саня.
— Милиция, брат, все знает, — снова подмигнул лейтенант. — Из дому бежали. В прерию, к индейцам.
Он не спрашивал, а утверждал. Саня почувствовал себя оскорбленным. Что он, за маленьких их принимает!
— Вот как раз ничего вы и не знаете! Никуда мы не бежали. А если бы и бежали, то уж во всяком случае не в какие-то там прерии.
— А куда?
— Конечно, в Африку.
— В джунгли?
— Все равно; в джунгли, в пустыню… Туда, где африканцы борются за свободу.
— Ясно! Значит, бежали, но не к индейцам, а в Африку.
Саня посмотрел на него с плохо скрытым презрением:
— Кто станет бежать в Африку через Подгорск?
— А как?
— Если в Африку, то первым долгом надо в Москву.
— А там? — поинтересовался лейтенант.
— В Одессу, потом морем. Черное, Босфорский пролив, Средиземное…
— А куда через Подгорск?
— Как куда? Никуда… Разве только в Монголию — так ведь она давно свободная.
— Смотри-ка. Я сразу и не сообразил… А знаешь, в мое детское время все больше в прерии стремились, к индейцам… «Глаза Зверобоя зорко и тревожно искали невесту делавара», — сурово глядя на ребят, процитировал лейтенант.
— Я знаю, это вы из «Зверобоя», — сказал Саня. — Только мне больше понравился «Последний из могикан».
— И мне тоже! — обрадовался лейтенант.
Он сосредоточенно сдвинул брови и снова прочитал на память:
— «Чингачгук схватил руку Соколиного Глаза, в горячем порыве протянутую над свежей могилой Ункаса, и в этой дружеской позе два мужественных и неустрашимых воина склонили головы».
— Помните? — поразился Саня.
— Милиция все помнит… А ты что молчишь? — обратился лейтенант к Боре. — Тебе что больше нравится; «Зверобой» или «Последний из могикан»? Или, может, «Кожаный чулок»? Тоже сильная вещь!
— Нет. Мне лучше по технике. — Боря подумал и добавил: — Или, в крайнем случае, фантастические, о луне, о космосе…
— О, да ты физик!
— Ага. Пятерка.
— Единственная?
— Еще по труду.
— Товарищ лейтенант! — набрался духу Саня. — А в ваше детское время сокровища вам никогда не попадались?
— Вот чего не было, того не было, — удрученно развел руками лейтенант. — А что, интересно?
Выпытывает?.. Но в глазах лейтенанта Саня не заметил ничего, кроме простого любопытства. Нет, не выпытывает.
— Хлопотно, — вздохнул он, сразу вспомнив все сегодняшние злоключения.
— Да?.. А подробнее?
— Товарищ лейтенант, если бы вам доверили тайну, вы бы стали рассказывать?
— Ну… смотря кому.
— Вот вы неправду говорите! А милиция всегда должна говорить только правду.
Лейтенант улыбнулся и снова подмигнул:
— Верно! Не стал бы!
Саня победоносно взглянул на него:
— Вот видите!..
Вернулся усатый милиционер. Не один: он вел упиравшегося пьяного.
— Иди, иди… Вот, товарищ лейтенант! Пришел пьяный в ресторан и давай нарушать. Водку ему подавай!
— Да уж куда, хватит!
— Отправлять будем, товарищ лейтенант?
— Посидит пока.
Задержанный повернулся к Сане лицом. Опять рыжий археолог! И еще пьянее, чем днем, в столовой.
— Дяденька! Зачем вы!
Археолог, не узнавая, окинул его мутным взглядом.
— Мне надо в Южносибирск. В Южносибирск!
— Пропили вы свой поезд.
Лейтенант одернул китель, стал сразу официальнее.
— Мне надо в Южносибирск! — твердил археолог.
Он сел и вдруг заплакал, обхватив голову руками и скорбно покачиваясь.
Усатый милиционер неодобрительно хмыкнул:
— Ишь, как водка из него льется!
— Ничего не водка, а слезы, — вступился Саня за археолога. — У него сын умер. Милиция, а ничего не знаете!
— А сам ты откуда знаешь? — заинтересовался лейтенант.
— Да знакомый он мне, — ответил Саня и рассказал все, что знал про археолога, включая и встречу в столовой.
— Разве водкой в таком деле поможешь! — Лейтенант смотрел на археолога не то с осуждением, не то с сочувствием. Тот больше не плакал, но рук от головы не отнимал. — К жене надо ехать, она, бедная, небось, еще больше переживает. А он — пить.
— Можно, товарищ начальник?
В комнату вошел высокий, черноволосый, щеголевато одетый человек. Он приятно улыбался, словно пришел навестить старого приятеля.
Саня обомлел. Виталий Евгеньевич! Сосед!
— Смотри, смотри! — толкнул он Борю и кинулся к вошедшему. — Виталий Евгеньевич, Виталий Евгеньевич, это мы!
Обитатель круглой комнаты отступил на шаг.
— Ты?!
Ровно секунда потребовалась ему, чтобы оценить обстановку.
— Вот так номер! Что вы здесь делаете, ребята? Вокзал, милиция… А я, понимаешь, ищу их повсюду!
Саня поразился:
— Как вы узнали, что мы…
— Самое малое, два часа ищу! — не дал ему договорить Виталий Евгеньевич и обратился к лейтенанту: — Надеюсь, они не натворили ничего серьезного, товарищ начальник?
Лейтенант посмотрел на него испытующе.
— Вы их знаете?
— Я? — рассмеялся Виталий Евгеньевич.
— Все-таки попрошу назвать их имена.
— Там же у вас записано! — воскликнул Саня. — Мы сказали.
— Обожди! — остановил его Виталий Евгеньевич. — Ты ничего не понимаешь. Вот Саня Зубавин. А этот, помощнее, Борис Каминский. Живут в Южносибирске, на улице…