— Нет, не нашли, — по привычке подчиняясь его повелительному тону, ответил Саня. — Книги там нет.
— Да?.. Ну и черт с ней, не огорчайтесь.
— Как это — черт с ней! — поразился Саня.
— Очень просто. — Сокол сделал рукой пренебрежительный жест: мол, стоит ли возиться с таким пустяком! — Вы лучше послушайте, что я вам скажу. Вот будет потеха, так потеха!.. Вы знаете, где живет наш общий друг Воробей?
— Где-то близко, — ответил Саня.
— Не близко, а рядом, — уточнил Сокол. — В соседнем доме. Наш дом трехэтажный, их — четырех. А он на четвертом этаже. Наш чердак упирается прямо в стену их комнаты. Понятно?
— Ничего не понятно, — сказал Боря.
— Ну так вот, — глаза Сокола блестели. — Мы пробьем отверстие прямо над его кроватью. Не до конца — только кирпичи вытащим. А дальше у них сухая штукатурка — я узнавал. И ночью, когда он будет спать, мы ему устроим такой концерт! Представляете, какая у него будет рожа!.. Ха-ха-ха!.. Здорово, а, ребята? Что молчите? Вам не нравится?
— Сначала надо разыскать драгоценности купца, — уклончиво ответил Саня.
— Да бросьте, ребята! Ведь не нашли ничего!
— Не нашли — найдем!
— Нет, не найдете!.. Ну, неужели вы не понимаете?.. Вот и Виталий Евгеньевич говорит: это все равно, что искать иголку на пляже. И вообще, он считает; что никаких драгоценностей и не было. Просто, кому-то вздумалось подшутить, и он подбросил письмо. А вы… Нет, не вы — мы. Тут и моя вина есть, я честно признаю… А мы приняли за чистую монету.
— Виталий Евгеньевич! — воскликнул Саня. — Откуда он знает?
— Это мне нравится! — в свою очередь удивился Сокол. — Вы же ему сами рассказали. Когда он вас из милиции вытащил.
— Да нет же! Он спросил, а мы сказали — тайна!
— Ха-ха-ха! — Смех Сокола прозвучал несколько натянуто. — Значит, я влип. Я подумал — он знает!.. Но не бойтесь, я ничего не сказал. Только так, в общих чертах. И потом, это не имеет никакого значения… Словом, Таобоскоа прекращает поиски несуществующего сокровища и переходит к акции «Воробей»… Ах да, я ведь вам самого главного не сказал. Воробей заявил, что он соберет ребят и двинется в поход против Таобоскоа.
Саня переспросил недоверчиво:
— Воробей?
— Вот именно! А ты еще предлагал его принять.
— Ну и пусть!.. С ним потом. Сейчас главное — сокровище. Мы же решили искать!
— Ах, решили? — Сокол обозлился; его раздражало неожиданное сопротивление Сани — он всегда был таким покладистым. — Хорошо! Решили искать, а теперь решим прекратить. Я — за прекращение! Ты — Игрек?
Боря промолчал.
— Ты — Зет?
— Я — против! Против! Против!
— Ну хорошо, ты один против. Мы оба за… Двое за прекращение, один против. Итак, поиски прекращаются. Есть возражения?
— Есть! Я тоже против, — сказал Боря. — Раз начали, надо выяснить все до конца.
— Ага! Двое против прекращения, один за, — закричал, торжествуя, Саня. — Ты должен подчиниться!
— Что ты орешь? — поморщился Сокол. — Здесь не глухие.
А ДОМА…
Сразу заходить домой опасно. Саня решил сначала отыскать Димку и разведать обстановку.
Братишка нашелся на лестнице. Позоря род мужской, он самоотверженно резался в куклы с соседскими Наташкой и Иркой.
— Димка!
Застигнутый за презренным занятием, Димка поспешил отречься. Он живо спрыгнул с подоконника и, заложив руки за спину, посмотрел на своих партнерш с предательским снисхождением.
Но Сане было не до него.
— Меня дома не ищут?
— Ой, Саня! — сразу спохватился Димка. — Что тебе будет! Папа узнал, что ты уехал в Подгорск. Он бегал к Борьке домой, а когда вернулся, сказал: «Я его на порог не пущу».
— Так и сказал?
Саня старался придать голосу удалую веселость.
— Ага! И еще сказал: «Он больше не наш сын». Это ты не наш сын, — пояснил Димка.
Саня повернулся и пошел вниз.
— Ты куда теперь? — Димка перегнулся через перила. — В детдом, да?
Он не вернется домой! Куда угодно, только не домой… Но они будут очень волноваться. Мама… И папа тоже.
— Я пошел к товарищу ночевать. Скажи им. Скажешь?
— К какому?
Саня чуть помедлил.
— Не знаю…
Он сказал неправду. Он точно знал, куда пойдет. Конечно, к Борьке. К кому еще?..
Он явился в недобрый час. Шло разбирательство. Борька стоял возле стола, упрямо сжав губы и слегка согнув голову. Николай Иванович в волнении расхаживал по комнате, ну, совсем, как Санин папа. В стороне, на диване, сидел Борин дед, сухой, бородатый, с длинным крючковатым носом, и, положив на колени тяжелые бугристые руки, не мигая, смотрел на Борю из-под седых, нависших над глазами бровей. А в приоткрытой двери соседней комнаты торчали, одна над другой, три головки с испуганно-любопытными глазенками. Дед сердито цыкал, головки дружно исчезали. Но уже через секунду на уровне дверной ручки вновь появлялась голова с косичками и пышным бантом. Затем, пониже ее, вторая голова — тоже с косичками, но пожиже и без банта. И, наконец, совсем внизу, у самого пола, возникал потешный пучеглазик с выпачканной рожицей и пушком на темени.
— Здравствуйте.
Саня поздоровался со всеми, но смотрел при этом на деда — он его немного побаивался. Дед ничего не ответил, лишь, моргнув, подсек Саню острым и цепким, как рыболовный крючок, взглядом выцветших глаз.
— А, и второй явился! — Вид у Бориного папы был сердитый, и Саня сразу же подумал, что сделал ошибку, придя сюда: надо было лучше к Соколу. — Тоже хорош, нечего сказать! Говоришь с ним — ну, совсем взрослый, а тут такую штуку выкинуть… Эх ты! Я думал, ты поумнее… Зачем ездили в Подгорск, а?
— Ездили? — Захваченный врасплох, Саня не знал, что ответить. — Ну… Ну… Так… Просто…
— Я же говорил, — Боря смотрел на отца исподлобья, не выпрямляя головы. — Там у них мальчишка есть один…
— Ма-алчать! — топнул ногой Николай Иванович. — Не тебя спрашиваю!
Но Саня уже понял.
— Мальчик там один, Федя Федоров. У него ультразвуковая модель. Свистнешь — она стоит. Свистнешь — она идет.
Он снова посмотрел на деда и осекся: жесткие губы чуть дрогнули в ехидной усмешке. Не верит!
Николай Иванович вновь заходил по комнате.
— Свистуны!.. Взять бы хороший ремень… Именины какие-то придумали! Разбойники! Родители им совсем нипочем. Что хотят, то творят.
— Ты сам такой был, — прозвучало с дивана.
Николай Иванович вздрогнул от неожиданности.
— Что? — повернулся он к деду.
— Сам, говорю, такой был. Нечего теперь глотку драть.
— Знаешь что, батя, — Николай Иванович едва скрывал раздражение. — Не порть мне ребенка.
— Ма-алчать! — вдруг гаркнул дед, совсем как минуту назад Николай Иванович, и встал, длинный, прямой, как жердь. — С кем говоришь! На отца голос подымаешь!.. Говорю, сам такой был, значит, был. Забыл, как летом в Медведихе мать тебе ворот на рубахе зашивала суровыми нитками, чтобы ты в омут на речке не сигал. А ты что? Ты все равно. В рубахе, в рубахе! Прибегал мокрый домой и еще врал, что в лужу свалился. Забыл?
— Батя, не надо, — примирительно сказал Николай Иванович и оглянулся на ребят. — Не место здесь.
— Ма-алчать! — Дед разошелся еще пуще. — Щенок ты отцу указывать. Я сам знаю, где место и где не место… Я тебе говорил, озорнику, будут у тебя самого дети — припомню. Вот я тебе и припоминаю.
Боря взглянул исподлобья на Саню и вдруг подмигнул. Саня моментально отвернулся: он и так еле сдерживал смех.
— Ну вот, батя…
Николай Иванович раздосадованно развел руками и вышел из комнаты.
Боря облегченно вздохнул:
— Все! — шепнул он Сане. — Теперь он быстро отойдет.
В самом деле, минут через пять Николай Иванович вернулся в столовую и, как ни в чем не бывало, сказал:
— Давайте ужинать, поздно уже.
За столом говорили обо всем, кроме поездки в Подгорск.
После ужина, предварительно пошептавшись с Борей, Саня подошел к Николаю Ивановичу:
— Можно, я у вас сегодня переночую?
Тот только сейчас понял:
— Ты еще не был дома?
— Папа сказал, что меня на порог не пустит.
— Сейчас же одевайся!
— Но папа сказал…
— Быстро! Я пойду с тобой.
На улице Николай Иванович остановил такси.
— Говори адрес… Ай-яй-яй! Вот сорванцы! Родители с ума сходят, беспокоятся, а они… Вот сорванцы!
Приехав на место, он скомандовал Сане:
— Ждать здесь!
И пошел в дом Саня остался во дворе, с замиранием сердца поглядывая на освещенные окна квартиры, за которыми тревожно метались какие-то тени. Ему было страшно — и не за себя. Почему-то стало казаться, что дома беда. Вдруг с мамой?.. Он гнал от себя эту мысль, но она упорно возвращалась. Ему даже стало казаться, что в хороводе теней за окном мелькают белые халаты, что он слышит крики, стоны…
— Мама! Мамочка! — горячо зашептал он. — Даю тебе слово, что больше никогда, ни за что… Честное пионерское… Вот увидишь!
Наконец вернулся Николай Иванович.
— Что? — кинулся ему навстречу Саня.
— Все в порядке! — Николай Иванович улыбнулся. — Иди домой и ничего не бойся.
— Значит, он пустит?
— Куда от вас денешься!
— Спасибо! Спасибо! — весело закричал Саня и сам не заметил, как взлетел на второй этаж.
Дверь была открыта Папа, как всегда, сидел в столовой с газетой в руках. Саня поискал взглядом маму. Ее не было.
— Здравствуй, — робко поздоровался он.
Папа ничего не ответил, лишь нетерпеливо шевельнул плечом. Саня постоял немного, вздохнул и пошел в детскую.
Димка сидел на полу, строил дом из кубиков.
— Где мама?
Димка не успел ответить. Вошел папа.
— Марш в столовую! — подтолкнул он Димку.
Димка живо юркнул за дверь.
Ничего не говоря, папа стал расхаживать по комнате. Саня стоял возле письменного стола и в томительном ожидании колупал ногтем отскочивший край облицовки. Папа подошел, глянул, стукнул его небольно по руке и снова стал ходить из угла в угол. «Как маятник, — подумал Саня. — Качается, качается, а потом как раскачается… Вот если он сейчас дойдет до самой двери — все обойдется. А если не дойдет…»