1
В части порта Вэртахамнен, где обитал Янне, было темно. Свет в ангарах выключен, освещено только одно окно – в офисе Янне. Томми припарковался рядом с «феррари», открыл отремонтированный замок со стороны пассажирского сиденья и выпустил Хагге.
По дороге Томми заехал в Бергсхамру обсудить с Анитой покупки к позднему ужину и забрать Хагге. Ужин можно было обсудить по телефону, но Томми нравилось чувство, когда ты едешь домой, чтобы перекинуться несколькими словами и обнять друг друга, а потом отправиться дальше. Конечно, у него было жилье в Транеберге, но квартира в Бергсхамре больше походила на дом, и, к своему удивлению, Томми поймал себя на мысли, что его это радует. К тому же забрать по телефону Хагге он не мог, так далеко техника еще не дошла.
Ему недоставало интуиции Хагге – так дайвер использует эхолот, чтобы перед погружением удостовериться, что поблизости нет акул. Янне непредсказуем, и без подкрепления надежнее всего дать Хагге бросить лот, прежде чем Томми войдет в одну с Янне комнату. Томми не имел ни малейшего представления о том, как Янне принял его статьи. Благодарен ли он за то, что его не упомянули, или рвет и мечет, потому что статьи вообще напечатали?
Томми надел на Хагге поводок, и тот так захромал к двери, словно все горести в этом мире лежали на его собачьих плечах. Томми поднялся по лестнице и постучал.
– Какого хрена! – послышался изнутри голос Янне, но больше ничего не произошло. Томми снова постучал и был вознагражден еще одним выкриком «Какого хрена!» с дополнением: «Убирайтесь!»
– Это полиция! – крикнул Томми. – Мы забираем ваш автомобиль! Он нам понадобился!
Новое «Какого хрена!» прозвучало ближе и с долей уважения в голосе. Дверь открылась. На фоне освещенного офиса был виден лишь силуэт Янне, и Томми не смог разглядеть выражение его лица. Хагге опустил голову и сделал пару шагов назад. Янне ему не нравился, но пес не начал дрожать, рычать или скулить, а это хороший знак.
– Какого хрена! – в четвертый раз произнес Янне, и Томми услышал запах алкоголя в его дыхании. – Томми. – Янне посмотрел на Хагге. – Что случилось с твоим ревизором?
– Я его сменил, – ответил Томми. – Старый мне разонравился.
– Заходи, – сказал Янне. – И ревизора бери с собой. Кажется, у меня для него где-то здесь есть… косточка.
Прежде чем переступить порог, Томми в последний раз взглянул на Хагге, который ослабил бдительность и теперь, наблюдая за Янне, выглядел немного мрачнее, чем обычно. Будто жалел его.
Люстры были выключены, и в полумраке было сложно различить предметы вокруг. Томми посмотрел в ту часть комнаты, где видел гидрокостюмы и резиновые лодки, и обнаружил, что теперь их там нет. Янне стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на него. Кивнув, он сказал:
– Это ты отлично вычислил, чертов ты журналюга. Как ты догадался?
– Получил фотографию, – ответил Томми. – Твою.
Тень улыбки исчезла с лица у Янне.
– Вот оно что. Черт, просто невероятно.
– Что именно?
Казалось, Янне собирался что-то ответить, но лишь пьяно подмигнул и спросил:
– Но почему же я тогда здесь стою? Почему я до сих пор не в СИЗО или бункере?
– Потому что я это фото никому не показал.
Янне провел рукой по лицу и мотнул головой, словно желая сбросить опьянение.
– Не. Не понимаю я. Если только ты до ужаса не втрескался в бедного Янне.
– На этот счет можешь успокоиться. Не втрескался.
– Я так и думал. Проходи уже.
Жестом Янне предложил Томми сесть в кресло, принес почти пустую бутылку виски «Сиграмс» со стола и уселся в другое кресло. Затем приподнял бутылку и спросил:
– Будешь?
– Нет, я за рулем.
– А кто не за рулем? Сорт не годится? Любишь пойло, название которого звучит как приступ кашля?
– Нет, – сказал Томми. – Наоборот.
Янне сделал глоток прямо из горла, посмотрел на этикетку и сказал:
– Ну, снова в шоколаде, как я понимаю? Дотошный журналист из… откуда ты там родом?
– Из Энгбю.
– Энгбю. – Янне состроил гримасу, словно ему в рот засунули целый лимон. – Энгбю. Так вот с кем я разговариваю. Ну и раздул же ты историю. Теперь наверняка дадут эту, как ее, большую журналистскую лопату.
– Ты серьезно?
– Что?
– Я раздул историю?
– Ну… по большей части.
– Я многого не понимаю.
– М-м-м, – промычал Янне и почти допил содержимое бутылки. – И я.
– Например?
Янне опустил бутылку и посмотрел на Томми. Что-то в его взгляде и осанке изменилось. Хагге, лежавший у ног Томми, поднялся и тихо зарычал. С быстротой, удивительной в его состоянии, Янне ударил бутылкой о стол, расколотив угол стола и разбив дно бутылки. Затем встал на ноги с разбитой бутылкой в руке, шагнул к Томми и заорал:
– Приходишь сюда и разнюхиваешь! Приходишь и докапываешься, мать твою!
Янне замахал бутылкой у Томми перед лицом. Тот откинул голову назад, и острое стекло прошло в нескольких сантиметрах от носа. Янне снова заорал, но теперь нечленораздельно. Хагге вцепился ему в икроножную мышцу, и Янне задергал ногой, чтобы сбросить пса, но тот не отпускал, болтаясь из стороны в сторону. Когда Янне поднял свое режущее оружие, чтобы ударить Хагге, Томми вскочил на ноги и сильно толкнул его в грудь, так что он отшатнулся назад и упал в кресло, уронив бутылку.
Янне успокоился так же внезапно, как и разозлился. Голова неуверенно покачивалась, пока он смотрел на Хагге, который так и не отпустил его ногу. Потом глубоко вздохнул:
– Можешь попросить ревизора меня отпустить?
– Хагге, отпусти.
Хагге подчинился и отошел от Янне, не сводя с него глаз. Янне осмотрел ногу: джинсы были порваны и запачканы кровью. Он поковырял рану и спросил:
– У ревизора бешенство?
– Насколько я знаю, нет.
– Тогда ладно, – сказал Янне и указал на шкаф за спиной у Томми. – Можешь достать еще одну бутылку?
Томми воздержался от комментариев, у кого в этой комнате может быть подозрение на бешенство, и открыл металлическую дверь. Как и у Аниты, у Янне был барный шкаф, но, как и мебель, он был хуже. На полках бутылок тридцать «Сиграмса». Томми взял одну, перешагнул осколки на полу и протянул бутылку Янне, тот открыл ее и сделал глоток.
– А-а-а, вот так. Я немного вспылил, извиняй.
Если бы у Томми не хватило хладнокровия вовремя увернуться, лицо было бы изуродовано навсегда, но Янне об этом уже забыл. Он немного вспылил, больше тут, по его мнению, нечего было обсуждать.
В некоторых преступниках была одна черта, которая одновременно пугала и притягивала Томми: колоссальная способность сублимировать и вытеснять память о собственных действиях. Секундой после того, как все было кончено, «уже много воды утекло, что сделано, то сделано, нечего в этом больше копаться». Его отпугивал абсолютный моральный релятивизм – и притягивала беспечность.
С другой стороны, такие люди совершенно иначе относились к тому, что делалось по отношению к ним. В этом случае память работала идеально. Необдуманное слово или грубый толчок могли годами оставаться тикающей бомбой и внезапно взорваться в лицо тому, кто не выказал достаточного уважения. Если бы Хагге без причины укусил Янне, и над ним, вероятно, повис бы смертный приговор.
Янне разорвал штанину и изучил следы от зубов, которые все еще кровоточили. Он покачал бутылкой и сказал:
– Разве только в вестернах… эх.
Наклонил бутылку, полил рану виски и завопил:
– А-а-а, черт возьми! А-а-а-ай! Сука!
Выпрямившись, Янне выглядел бодрее, чем все это время, с тех пор, как открыл дверь: его словно привели в чувство. Это состояние длилось не дольше пары секунд, затем он словно вспомнил, как обстоят дела в реальности. Опустился в кресло, вздохнул и снова отхлебнул виски.
– Ты, Томми, думаешь, что знаешь все. Но не знаешь ни хрена.
– Не буду спрашивать, чего же я не знаю.
– И не надо. Любишь кататься… и так далее, да?
Томми показалось, он нашел стратегию, как справиться с переменчивым настроением Янне, и продолжил в том же духе:
– Не собираюсь спрашивать, о чем это ты.
– Я очень даже хочу рассказать тебе все, только чтобы посмотреть, как у тебя от удивления отвиснет челюсть вместе с твоим двойным подбородком.
– А я об этом и не прошу.
– Хочешь, чтобы Янне кончил так же, как тот мужик в Брункебергском туннеле, а?
– Я не…
– Какого хрена! Заело, что ли?
– Просто не хочу, чтобы ты снова вспылил. Может, в это и сложно поверить, но мне вполне нравится мое лицо.
– Слишком много разговоров об этом. Выпей и будь нормальным человеком.
Янне протянул бутылку, и Томми осторожно пригубил. Этот виски гораздо вкуснее, чем у Аниты, ее названия звучат как приступ кашля, эту формулировку он запомнил. Он отдал бутылку, и Янне покачал головой:
– Ты пьешь как баба. Я-то думал, все журналюги бухают.
– Как раз поэтому. Слушай, насчет биографии…
– Какой еще биографии?
– Твоей.
– Ах, этой. – Глаза Янне сузились. Томми догадался, что он вспомнил об истории со Златаном. Хагге задвигался у Томми в ногах. Затем, как показалось, Янне решил, что это не стоит усилий, и замахал рукой. – Все пошло прахом.
Томми воспользовался вариантом прежней стратегии:
– Можно спросить, что пошло прахом?
– Ну, знаешь, Жанетт, моя дочь.
– Да. Она собиралась замуж за врача. Какого-то аристократа.
– Угу. Вот это и пошло прахом. Его семья пробила меня. Или наняла кого-то, чтобы это сделать. К тому же этого парня лишили бы наследства, если бы он женился на Жанетт. А это его совсем не устраивало. – Янне медленно кивнул сам себе. – Похоже, придется уничтожить все их семейство.
Последнее Янне произнес без уверенности в голосе, так что Томми не придал этому значения. Хагге снова смотрел на Янне жалостливым взглядом.
– И поэтому тебе плохо? – спросил Томми.
– Кто сказал, что мне плохо?
Томми кивнул в сторону Хагге:
– Он.
Янне подался вперед, изучая Хагге, который все смотрел на него тем же взглядом.
– Когда он это сказал?
– Все время говорит.
Янне наклонил голову, словно пытаясь расслышать шепот. Ничего не услышав, потер глаз и сказал:
– Ты тоже безумец, Томми. Может, поэтому тебя можно стерпеть. – Янне взял со стола мобильник, старую «нокию» с диагональной трещиной через весь экран. – Какой у тебя номер?
Томми продиктовал телефон, и Янне, высунув язык в уголке рта, с трудом добавил его в список контактов, после чего дал Томми свой.
– Будешь звонить? – спросил Томми.
– Кто знает. – Янне погрузился в кресло и уставился на разбитый угол стеклянного стола. Прошло несколько минут, и Томми собрался уходить, но Янне вдруг произнес:
– Мне не плохо, Томми. Я просто уничтожен. Если бы ты только знал. Уходи отсюда. Пока я не начал рассказывать.
2
Сев в машину, Томми открыл бардачок и достал вафлю в шоколаде. Снял обертку, разломал вафлю на несколько кусочков и положил их перед Хагге, который недоверчиво смотрел на него с пассажирского сиденья. Томми погладил его по голове:
– Ты умный пес. Самый умный и смелый пес в мире.
Хагге прижимался головой к ладони Томми, и хотя похвала была ему приятна, казалось, до конца он ее не понимает. Доев традиционную четвертинку вафли, он вопросительно взглянул на Томми, и тот жестом показал на оставшиеся кусочки:
– Она твоя. Целиком. Ты заслужил сполна.
Хагге посмотрел на вафлю, словно не веря свалившейся на него удаче и не зная, с чего начать. Затем проглотил самый маленький кусок, в последний раз взглянул на Томми, после чего принялся за остальное.
Пока я не начал рассказывать.
Суть была в том, что даже намеками Янне рассказал немало. «Любишь кататься», вероятно, указывало на то, что, однажды начав вести дела с Экисом, теперь он не мог соскочить. Я просто уничтожен. Игра, в которую ввязался Янне, приняла оборот, который его глубоко огорчил. Его вынудили или еще вынудят на что-то, чего он не хочет. У тебя отвиснет челюсть вместе с твоим двойным подбородком. А это еще как понимать?
У Янне случайно вырвалась конкретная деталь. Полицейский, которого пытали в Брункебергском туннеле, имел прямую связь с Экисом, которого самого нашли в системе вентиляции туннеля в восьмидесятые. Радиоинтерференция. «Со мною всегда небеса».
Томми дождался, пока Хагге доест вафлю, и выехал из порта. Только на подъезде к Гамла-Стану[68] его осенила мысль: «Черт, я снова в деле». Около восьми часов Томми припарковался на улице Лунтмакаргатан на крутом холме, идущем к улице Туннельгатан. Поставил машину на ручник, вышел и некоторое время стоял, глядя на подъезд напротив, номер 14.
Как там было?
Тридцать лет назад он хотел взяться за работу, которая потом ушла к более опытному репортеру. Томми закрыл глаза: пусть пауки памяти плетут свои нити.
Убийство Пальме… камера… тела… кровь… пара… симбиоз.
Томми открыл глаза.
Господи, это же было прямо здесь. Тихая супружеская пара пыталась стать единым целым. Пробралась во все углубления друг друга и вырезала все новые и новые, чтобы пробраться еще глубже. Когда обнаружили их уже гниющие тела, они были забиты сильными болеутоляющими, без которых осуществить их замысел было невозможно.
Если память Томми не подвела, позже рядом с церковью Святого Йоханнеса нашли фрагмент видеопленки. Он лежал рядом с горкой пепла, указывавшей на то, что почти всю пленку сожгли, а сохранился только этот отрезок. На пленке были несколько секунд достижения физического симбиоза, и этого, видимо, хватало, чтобы внутри все перевернулось даже у самых закаленных.
К нынешнему расследованию Томми это едва ли имело отношение, но разве тогда же не пропали один или два человека? А пропадать люди начинали, когда поблизости находился Экис, так что при случае надо бы это проверить.
Томми открыл дверь, чтобы выпустить Хагге, и тот, выпрыгнув из машины, приземлился в подтаявший сугроб и упал навзничь. Затем встал, недовольно отряхнулся и поднял протез, словно говоря: вообще-то я грациозная собака, но из-за этого такой неуклюжий. Томми с трудом сдержал смех. Хагге терпеть не мог, когда над ним смеются. Они пошли вниз по холму.
Выход из туннеля был застеклен и светил зеленоватым светом. Томми поднял глаза на чугунную табличку наверху.
1886
КНУТ ЛИНДМАРК
ИНЖЕНЕР
Что там за история? Кнут Линдмарк построил еще и подъемник со смотровой площадкой Катаринахиссен, и это был успех, но строительство туннеля сопровождали неприятности и смерти. Разве он не покончил с собой в итоге? Хотя бы это самоубийство нельзя повесить на Экиса. Хотя что Томми на самом деле известно? В конечном счете все связано, может, и самоубийство Кнута Линдмарка – еще одно звено в той же цепи событий.
Томми погрузился в размышления и заметил, что Хагге остановился, только когда натянулся поводок. Томми сделал еще несколько шагов. Хагге упирался, и Томми потащил его по грязной жиже. Пес съежился и заскулил, глядя на выход из туннеля.
– Что такое? – спросил Томми. – Не хочешь заходить?
Чтобы выразить свое отвращение, Хагге даже не надо было отвечать. Он тянул за поводок и рвался в противоположном направлении. Протез проскальзывал, а задние лапы обрызгивали брюки Томми слякотью.
– Ладно, ладно. Тебе необязательно туда идти.
Томми вернулся к машине, и Хагге запрыгнул на пассажирское сиденье, где улегся, положив голову на лапы и умоляюще глядя на Томми.
– Ничего страшного, дружок. Я скоро вернусь. Отгони машину, если придет контролер.
Когда Томми закрыл дверь, Хагге вскочил и залаял. Лай доносился до него всю дорогу вниз по Лунтмакаргатан.
Поведение Хагге повлияло и на Томми. В целом он полагался на инстинкты своего пса и, приближаясь к туннелю, усилил бдительность и перешел на медленный шаг. Он не мог представить себе, что заставило Хагге так отреагировать, но что-то там все же было.
Томми открыл дверь и понял, что полностью туннель не просматривается, поскольку через несколько десятков метров поворачивает вправо. Он остановился и прислушался. Ничего, разве что щелканье, источник которого было не определить. Хотелось бы видеть туннель целиком.
Соберись, Томми.
Туннель хорошо освещался настенными светильниками, которые отражались в поблескивающих зеленым пластинах, покрывающих его нижнюю часть, в то время как потолок не был отделан и представлял собой неровный темный камень. Томми оглянулся и увидел женщину с роллатором, которая со скоростью улитки приближалась к входу. Это заставило его сдвинуться с места. Он хотел побыть один. Томми прошел поворот и увидел весь туннель до улицы Биргер-Ярлсгатан. Пусто, и ни одного места, где кто-то или что-то может спрятаться.
Кроме…
Не останавливаясь, Томми посмотрел наверх и увидел вентиляционную решетку на потолке. Он вспомнил: когда нашли искалеченное тело бывшего полицейского, оно висело на решетке ближе к улице Туннельгатан. Вполне возможно, сейчас Томми смотрел на ту самую решетку. За ней – лишь мрак. Ледяной палец дотронулся до затылка и двигался дальше вниз по спине, теперь Томми был уверен, что стоит в правильном месте. За эту решетку подвесили мужчину, вытащив язык через горло. А тридцатью годами ранее за этой решеткой нашли Экиса. Это не может быть просто совпадением.
Движение холодного пальца по затылку не прекращалось, словно из стены туннеля за спиной шел слабый, но четко направленный сквозняк. Томми обернулся и посмотрел на пластины обшивки. Ни трещин, ни ветра. Но что-то там было. Он подошел ближе, положил ладонь на ровную холодную поверхность, закрыл глаза и ощутил монументальную первобытную гору за тонкой пластиной цивилизации. Не открывая глаз, Томми наклонил голову. Что-то произошло.
Темнота за ве́ками начала отливать зеленым. Сначала он подумал, что непроизвольно открыл глаза и увидел стену, покрытую листовым железом. Но это был другой оттенок зеленого, с другой текстурой. Перед его внутренним взором проступил газон. Там его не было, но он наблюдал за ним, словно глаза висели в воздухе. Он даже мог поднять глаза к голубому небу, на котором не было солнца.
Между полем и небом от него уходили две фигуры. Ребенок и черное как смоль кошачье животное с длинным раскачивающимся хвостом. Они шли рядом, и спина животного и голова ребенка были на одном уровне. Томми не мог понять, что это за животное. Для пантеры шкура слишком лохматая, для пумы – слишком толстая.
А ребенок? Он был одет в тренировочные штаны и белую футболку. Со спины невозможно понять, девочка это или мальчик, но он шел целеустремленными и самоуверенными шагами, словно это место принадлежало ему. Внезапно две фигуры остановились, переглянулись, а затем медленно обернулись.
Ребенок оказался мальчиком пяти-шести лет с глубокими карими глазами и круглыми щеками. Животное рядом, несмотря на черную шкуру, оказалось тигром. Форма и размер головы, желтоватые, налитые кровью глаза. Тигр. Они встали вполоборота, и их взгляды встретились со взглядом Томми.
Они меня видят!
Томми не было на том, как казалось, бесконечном поле. Каким-то образом он остался лишь бестелесным наблюдателем, но тем же непонятным образом ребенок и тигр могли его видеть. Ему это не понравилось. Совсем не понравилось. Ментальным усилием он выбрался из видения и отпустил стену. И снова оказался в туннеле.
Томми тяжело дышал, уперевшись руками в колени. Он не знал, как долго находился внутри видения. Этот ребенок. Взгляд у него совсем не детский. Глаза ясные, но глубокие, как бездонные лесные озера. Тот, который ходит сквозь стены. Томми смял последний скепсис к сверхъестественному, как чешуйки золы между пальцами. Он был уверен, что только что видел Экиса или какую-то его сторону. А он видел Томми.
Скрежет усилился, и Томми увидел, что к нему медленно приближается дама с роллатором. Она была так стара и потрепана, что определить возраст было невозможно – восемьдесят? девяносто? – она выглядела так, словно встала со смертного одра, чтобы в последний раз прогуляться. Томми показалось, что он ее узнал. Женщина остановилась и посмотрела на него мутными глазами, а в голове у Томми промелькнуло имя: шлюха с финкой.
Однажды, несколько лет назад, она пришла домой к Аните и клянчила деньги «в память о старой дружбе». Потом Анита рассказала, что эту женщину раньше, когда она работала, называли шлюхой с финкой, потому что она всегда носила с собой финский нож, чтобы, в случае чего, защищаться от клиентов.
– А я тебя знаю, – скрипучим голосом сказала она и показала пальцем на Томми. Он не первый раз слышал такие комментарии и собирался ответить в духе Томми Т., но женщина продолжила:
– Ты мужик Аниты. Да? До сих пор? Мужик Аниты?
– Да, – ответил Томми. – Я мужик Аниты. В первую очередь.
Женщина кивнула, довольная тем, что выудила из памяти правильную деталь. Она сощурилась на Томми и спросила:
– Что ты здесь забыл?
Томми покосился на стену, и когда женщина увидела, на что он смотрит, то кивнула и сказала:
– Вот оно что.
– Вы знаете что-то об… этом?
Бесконечно медленными движениями женщина заблокировала роллатор, обошла его и села на сиденье. Так же медленно достала из кармана пальто пачку «Кэмела» и зажигалку. Дрожащей рукой прикурила сигарету и затянулась. Неужели все умирающие люди курят? В отличие от Эрнесто, она хотя бы не закашлялась.
– Однажды, – начала она и показала сигаретой на стену, – один мужик попросил меня потрогать. Там. Пятьдесят крон.
– Какой мужик?
– Понятия не имею. Какой-то молодой парень. Сказал закрыть глаза и дотронуться. Я так и сделала.
– И что?
– Что «и что»? Сам же, поди, видел? Так мне показалось, во всяком случае. Я жутко испугалась. Не заходила сюда несколько месяцев. А потом…
Женщина пожала плечами и снова затянулась сигаретой. Со стороны Туннельгатан к ним шел мужчина. За тридцать, одет в тонкий пуховик, легкая походка. Он наморщил нос, остановился рядом с женщиной и сказал:
– Послушайте, здесь не курят.
– Да-а-а? – ответила она. – Тогда поцелуй меня в зад.
– Нет уж, спасибо.
Она кивнула на Томми:
– А если мы тебя заставим?
Томми поднял ладони, показывая, что таких намерений у него нет. Мужчина почесал густую бороду, покачал головой, сказал: «Идиотка», после чего пошел дальше к Биргер-Ярлсгатан.
– И это все, что ты можешь мне сказать, бородатая обезьяна! – прохрипела женщина ему вслед, а затем обернулась к Томми. – На чем я остановилась?
– Вы увидели поле. И тигра.
– Точно. Сигге.
– Что вы сказали?
– Сигге.
– Какой Сигге? – спросил Томми. – Сигге Седергрен?
Это была единственная ассоциация, которая у него возникла, поскольку Сигге Седергрен, во-первых, орудовал в этом районе, а во-вторых, фигурировал в связи с убийством Пальме. Женщина посмотрела на него, словно он сошел с ума:
– Ты еще и этого урода сюда втянешь?
– Простите. Продолжайте.
Сигге. Сигге. Совсем недавно Томми уже где-то слышал это имя. Точно. Его назвал Экис, когда его положили в больницу в Худдинге.
– Мне было страшно, – продолжала женщина. – Много лет. А потом, да хрен с ним, я стала слишком стара для такого. Ходить в обход далеко. И я стала снова ходить здесь. Иногда я что-то вижу или слышу. В тот раз меня как будто настроили на нужную частоту.
– А Сигге? – спросил Томми. – Кто такой Сигге? Тигр?
Женщина отбросила сигарету не затушив ее, и теперь она дымилась у стены.
– Ну, – протянула она. – Оно просто делает это, когда его должно быть видно.
– Оно?
Женщина встала с сиденья и начала снова обходить роллатор:
– Да, оно. Ты еще не понял? Здесь в горе что-то есть. Что-то древнее. Этот чертов Линдмарк, или как его там, расшевелил это, когда рыл туннель.
– И это древнее зовут Сигге?
– Похоже на то. Послушай сам и услышишь.
Женщина разблокировала колеса, подъехала к Томми и сказала:
– Не подбросишь соточку или вроде того? В память о старой дружбе.
Томми дал ей двести крон – все, что лежало в бумажнике. Она поблагодарила довольной беззубой ухмылкой и пошла к Биргер-Ярлсгатан. Через несколько метров женщина остановилась. Развернуться ей было слишком тяжело, поэтому она крикнула через плечо, так что эхо разнеслось по всему туннелю:
– Передавай привет Аните! Привет от шлюхи с финкой, тогда она поймет!
Прежде чем снова схватиться за роллатор, она похлопала по карману пальто, намекая, что сохранила свой отличительный знак.
Томми не собирался слушать или снова вступать в контакт с полем. Он наступил на все еще дымящуюся сигарету и вышел из туннеля тем же путем, что и вошел.
3
Когда Томми сел в машину и закрыл дверь, Хагге сделал нечто, чего не делал с тех пор, как был щенком: прыгнул к Томми на колени и облизал ему лицо. Дыхание Хагге все еще пахло вафлей, и Томми повернул голову, подставляя ему щеку.
– Ну что ты, – приговаривал он. – Я все еще жив. Теперь все хорошо.
Постепенно Хагге закончил с нежностями и перелез на пассажирское сиденье, где сел и посмотрел на Томми, как бы говоря: ну что же, послушаем.
– Так вот, – начал Томми. – Ты был прав. Что-то там есть. Но что это, я не знаю.
Томми не понимал, что увидел, но, поскольку то же самое видела и женщина, был вынужден признать, что это нечто реальное. Кажущееся безграничным зеленое поле с коротко подстриженной травой, голубое небо без солнца, ребенок и черный тигр. Было в этом что-то от иллюстрации. Если бы две фигуры не отреагировали на его наблюдение, Томми бы удовлетворился выводом, что наблюдал нечто статичное. Но, во-первых, они отреагировали, а во-вторых, ребенка женщина не видела – только тигра.
Сигге. Оно просто делает это, когда его должно быть видно.
Теперь эта история казалась не просто странной, она семимильными шагами двигалась к таким понятиям, как мифология, делирий, сказка. Томми это совсем не устраивало. Он обожал рассказы, но только такие, которые были привязаны к конкретным фактам и нормальным человеческим реакциям. Испытанное им только что не было достоверным, нет, это даже едва ли можно назвать…
– Черт, это же просто нереально! – воскликнул Томми и сам себя ударил в висок, так что Хагге заскулил, словно ударили его.
Надо бросить все это и придерживаться своей сферы деятельности, в которой ты компетентен. Доказательства и факты. Пусть и кровавые, если будет угодно действительности. У Томми была ниточка, за которую он так и не потянул. Он достал телефон и нашел номер Дон Жуана Юханссона.
Хотя шел девятый час, музыки на заднем плане слышно не было, и Хенри смиренным голосом ответил:
– Томми, как дела?
– Ничего, – ответил Томми. – А у тебя? Ты еще дома?
– Валяюсь с желудочным гриппом. Какие уж тут танцы. Но мне уже лучше.
– Рад слышать. Слушай, у меня к тебе дело. Ты же знаешь Семтекс-Янне. Я почти уверен, что он собирается помочь Экису с еще одной поставкой. Крупной поставкой.
– Он же сидит в Вэртахамнене?
– Да. Я недавно там был и говорил с ним.
– А Капельшер? Предыдущая поставка пришла туда.
– Мизерная часть груза лежала в коробке с парома, который заходит в Капельшер. Но это не то же самое, что груз пришел туда.
– Да ладно? – Несмотря на ироничный тон Хенри, Томми знал, что тот потратил много усилий на зацепку в Капельшере. Правда, с единственным результатом: конфискация алкоголя и сигарет увеличилась в четыре раза. Его голос помрачнел:
– Это была твоя наводка, может, ты помнишь.
Хенри переделал историю с найденным в машине Ханса-Оке кокаином, чтобы она больше соответствовала его имиджу. Боже мой, Ханс-Оке. Словно это было в другой жизни. Томми вздохнул и внезапно приуныл, на споры с Хенри не было сил. Пусть создает себе тот имидж, который хочет.
– А теперь у меня такая наводка, – сказал Томми. – И на твоем месте я бы устроил за Янне хорошую слежку. Он либо уже что-то натворил, либо только собирается. Одно из двух, но что – я не знаю.
Томми слышал, что Хенри записывает, так что его наводку, вероятно, примут во внимание. С Янне общаться весело, но место ему за решеткой.
– Что-то еще, или я могу снова бежать на толчок? – спросил Хенри. – Я спешу, так что давай быстрее.
– Да. Сванте Форсберг. Который висел…
– Знаю-знаю, – перебил Хенри. – Мы пробили его. Никакой связи с Колумбией, ничего. Ты ошибся. Опять.
Томми не стал напоминать, как он помог с расследованием, сейчас не время, поэтому только сказал:
– Мне нужно знать о нем все.
– Ты что, не слышишь, что я…
Теперь пришел черед Томми перебивать:
– Я не об этом. А о том, что было до того. Вся его жизнь. Ты говорил, он был страшным человеком. Допустим. Когда он таким стал? Чем он занимался?
– Ты хочешь сказать, что я должен… – дальше Хенри не продолжил, а застонал от боли. Томми знал, каково ему сейчас. Стоило немалого труда сдержаться и не наложить в штаны. Хенри опустил пролог и сказал:
– И зачем мне это делать?
– Потому что я рассказал тебе о Янне. Ты знаешь людей на всех уровнях. И можешь это выяснить.
– За наводку, которая, скорее всего, бесполезна? Томми, ты можешь лучше.
– Знаю, на это уйдет время, но…
– Черт! Черт!
Разговор прервался. Томми не стал перезванивать и мешать Хенри переодеваться и менять простыни. Хоть Дон Жуан и был любимцем женщин в здоровом состоянии, когда он болел, никому не было до него дела. В отличие от Томми. Томми завел машину, опустил ручник и поехал домой, к Аните.
4
– Тебе привет от шлюхи с финкой.
– Ой, она еще жива?
– Еле ползает. Видел ее сегодня в Брункебергском туннеле.
– А ты что там делал?
Томми рассказал Аните все: от Семтекс-Янне и героического вмешательства Хагге до туннеля, поля и тигра, шлюхи с финкой и разговора с Хенри.
Они поужинали рисом и остатками курицы, которые Анита приправила шафраном и корицей. Когда Томми закончил рассказ, Анита особенно зацепилась за один момент в истории. Она тихо просвистела две ноты, и из гостиной послышался шлепок – Хагге спрыгнул с кресла и подошел к ней. Она погладила его по голове:
– Ты умный пес? Ты суперумный пес и защищаешь моего Томми?
Не спрашивая хозяина, она взяла оставшийся кусок курицы со сковородки и протянула его Хагге. Ему никогда не разрешали клянчить еду со стола, и, в отличие от Аниты, он посмотрел на Томми, желая удостовериться, что тот дает добро. Томми пожал плечами, и Хагге взял деликатес, съел его и облизал нос.
– Вообще-то, – сказал Томми, – я его так не кормлю.
– Он же спас тебе жизнь!
– Да-да. И съел вафлю в шоколаде. – Томми и сам услышал, как жалко прозвучали его попытки защитить себя.
– А теперь еще и кусочек курицы.
– Да. Лишь бы это не вошло в привычку.
Жизнь с Анитой не была бесконфликтной, и они ругались много раз. Она вдруг входила в его комнату, когда он писал, потому что ей нужно было что-то взять в шкафу, и сбивала его с мысли. Могла разбудить его посреди ночи, потому что ей приснился странный сон. Дома она более или менее взяла на себя заботу о Хагге. Когда действия Аниты раздражали или мешали Томми, он возвращался к своему кредо: «Лишь бы это не вошло в привычку», несмотря на то, что многое привычкой уже стало.
Аниту раздражало, что Томми беспокойно спит, что иногда ведет себя как невыносимый всезнайка, не оставляющий пространства для ее собственных мыслей, что по-старчески кряхтит, садясь на стул, что, вместо того, чтобы разрешить конфликт, уходит в себя и злится. И так далее.
На время болезни Томми все конфликты временно отложили в долгий ящик, многие из них там потом и остались. Они медленно привыкали друг к другу.
– Этот Сванте Форсберг, – сказала Анита. – Почему он так важен?
– В этой истории есть дыра, – ответил Томми. – Остальное более или менее стыкуется, но в этом месте нестыковка. И я этого совсем не могу понять.
– Значит, ты понимаешь то, что видел в туннеле?
– Об этом я вообще думать не хочу.
Когда Анита легла спать, а Томми дописывал статью о боксерском клубе Томаса, картина увиденного все же вернулась. Поле, ребенок, тигр.
Здесь в горе что-то есть. Что-то древнее.
Он никогда не имел дела ни с чем «сверхъестественным». Произошедшему в Блакеберге можно было найти объяснение. Мол, кровь оказалась на потолке так-то и так-то, а дети, которые говорили о летающем существе, были в состоянии шока, и на их рассказы опираться нельзя. К тому же в тот раз он просто столкнулся с fait accompli: когда он приехал, все уже кончилось. Теперь же он был в самом центре событий. Поле, ребенок, тигр.
Сигге.
Может, Томми и смог бы отогнать эти мысли, если бы не тот взгляд. Когда они обернулись и увидели его. Ты здесь чужой. Ты не должен этого видеть.
Постепенно Томми удалось вернуться к Леннарту, Махмуду и Томасу. Как он и думал, его собственные фотографии вышли удачно, и, учитывая название клуба, «Тодос Сантос», он собирался назвать материал «Все ангелы Риссне», если Томас не решит, что это слишком пошло.
Текст надо было отослать только на следующий день, и Томми собирался позволить себе роскошь последней правки с утра. Обычно на это не хватало времени. Он только что сохранил написанное, как вдруг из телефона послышался сигнал нового сообщения. В нынешних обстоятельствах – спасибо, что не звук падающей капли. Томми взял телефон и прочитал сообщение. Оно пришло с неизвестного номера и гласило:
«Это Линус. Ты его видел. Он хочет видеть тебя. Я дал адрес. Не отвечай».
Томми опустил телефон и взглянул на собственное отражение в погасшем экране компьютера. Он хочет видеть тебя. Внезапно он заметил, как его лицо замерло. В комнате кто-то был. У него за спиной кто-то стоял, хотя его было не видно. Томми уперся руками в стол и повернулся на пол-оборота.
Там никого не было, но, опустив глаза, Томми получил объяснение тому, что в отражении на экране было пусто. На полу стоял Хагге и смотрел на него до боли знакомым взглядом: что я тебе говорил?