– Чего он только не делал с этим мальчиком… – продолжил Хенри. – Насколько я понимаю, он делал все, что только можно себе представить, разве что не убил его. Насиловал, бил, резал, прижигал кожу. Ломал пальцы и кости, выбивал зубы, засовывал иглы в уши. И это продолжалось годами. В кемпере. Теперь ты, возможно, понимаешь, почему я сказал, что мне жаль, что нельзя вытянуть из Сванте больше галстуков?
Томми собирался заказать на завтрак сэндвич с сыром, но, когда официантка подошла к их столу, довольствовался чашкой черного кофе, хотя не был уверен, что напиток полезет в горло. Если он правильно понимал, Хенри рассказывал историю детства Икса. Но оставался один вопрос. Основополагающий, вечный.
– Зачем? – спросил Томми. – Зачем он все это делал?
– Чтобы добраться до мрака, – ответил Хенри. – Не знаю, где он нашел мальчика, но, видимо, думал, что это особенный ребенок, который носит мрак в себе. Нужно просто заставить его выйти. Систематическими пытками. – Хенри провел рукой по глазам и повторил: – Годами.
– И у него получилось?
Хенри с отвращением посмотрел на Томми, словно тот неуместно пошутил, затем повторил свой жест «я так устал, что мне на все плевать» и сказал:
– Он переезжал с места на место со своим кемпером. И иногда… похоже, поблизости от него что-то происходило.
– Что?
– Что-то, связанное с неким полем. Так сказал мой источник. Идиоты об этом ничего не слышали.
Томми принесли кофе, и он посмотрел на блестящую черную поверхность, словно это был проход в тот мрак и затем дальше на поле, которое он видел в Брункебергском туннеле. Он не мог сказать, что понял, но кое-что после рассказа Хенри прояснилось.
Учитывая, на что способен Икс, вполне возможно, что Сванте Форсберг был прав. Что он действительно встретил ребенка с потенциальными способностями. Или можно создать мрак из ничего, если проявить достаточную целеустремленность? Может, мальчик был вполне обычным, пока Сванте не превратил его в Икса, и тогда мрак нашел выход. У Томми перед глазами предстала картинка. Кемпер в форме яйца, ребенок, которого годами перевозят с места на место и избивают, уничтожают. Кемпер, полный мрака.
– А теперь, – сказал Хенри и отодвинул свой кофе, к которому окончательно потерял интерес. – Теперь я тебя слушаю.
– Сначала вот что. Этот Икс, которого вы ищете, и мальчик, о котором ты только что рассказал, один и тот же человек. Почти наверняка.
– Едва ли это возможно. Когда ему было двенадцать, Сванте от него избавился. Как и где, не знаю, но он мертв.
– Очень может быть, – сказал Томми, – что он каким-то образом оказался в Брункебергском туннеле. Там его нашли и отвезли в отделение детской психиатрии в Худдинге. Там он вырос, потом его выпустили, и он начал вести дела в Сарае.
– Не очень похоже на правду.
– Думаешь, твой рассказ больше похож на правду? Разница в том, что я тебе верю, потому что знаю то, что знаю. Я мог бы рассказать еще, но думаю, сейчас тебя больше заинтересует вот это. – Томми достал из внутреннего кармана бумаги, развернул их и положил на стол перед Хенри. – Должен сказать, приятно от них избавиться.
Хенри прочитал список адресов на первом листе, отложил его в сторону и прочитал второй, после чего спросил:
– То есть ты утверждаешь, что это именно то, на что это похоже?
– Да. Список поставок, сто кило на каждый адрес, сегодня в восемь вечера.
– Выглядит так, словно это писал ребенок.
– Это его почерк. В каком-то смысле я думаю, что он… застрял на детской стадии.
– Чертовски непослушный ребенок в таком случае.
– Вспомни о его детстве.
Рука Хенри поднялась ко рту, и он начал кусать ногти. Томми понял, что он мечется между верой и недоверием. Разумеется, он очень хотел поверить, что бумаги – это настоящий товар, но одновременно боялся позора, когда кричишь: «Волки!», а, оказывается, это котенок или вообще ничего.
– Держи людей наготове, – сказал Томми. – Присмотри за адресами, проверь, намечается ли что-нибудь. Если окажется, что да, подключишь кавалерию.
Хенри вздохнул:
– Говорю еще раз, Томми. Твои познания в полицейской работе так обширны, что непонятно, почему ты до сих пор не сидишь в кресле начальника полицейского управления. Вопрос в том, где, мать твою, ты это взял?
Хенри постучал указательным пальцем по бумагам перед собой. Томми знал, что этот вопрос возникнет, и подготовил очевидный ответ:
– Защита информатора.
– Защита информатора, – повторил Хенри. – Ага. Значит, тебя кто-то проинформировал. То есть добровольно отдал тебе это.
– Примерно так.
– Могу рассказать кое-что интересное, – сказал Хенри. – Ты же хотел, чтобы мы установили слежку за Янне в порту Вэртахамнен.
В животе у Томми словно образовался комок грязного снега, похожий на тот, который он видел на Вальхаллавеген, и Томми без интереса осмотрел помещение, чтобы скрыть холод, который распространялся по телу. Черт! Кто-то меня видел.
Похоже, Хенри предполагал, что́ творится у Томми внутри, и наслаждался моментом, а потом сказал:
– Мы тебя не послушали. Как я уже намекал, я не в восторге, когда ты диктуешь нам, как выполнять нашу работу.
Томми временно сняли с крючка, но оставалась проблема с сообщением Янне. То, что Томми получил код от сейфа, не доказывало, что он там был, даже если Хенри понял, как все было на самом деле.
– Утром позвонили на горячую линию, – сказал Хенри. – Анонимный информатор рассказал о трупе в порту. Патруль поехал туда и – бинго, там сидел твой Янне с перерезанным горлом.
– Жаль это слышать.
– Не правда ли?
«Он просто играет со мной», – думал Томми, мысленно вспоминая все свои движения в офисе Янне. Если Хенри знал, что Янне отправил код Томми, он не сдастся, пока не найдет след, который подтвердит, что Томми там был.
– Так что сейчас я тебя спрашиваю: эти списки и самоубийство Янне как-то связаны?
– Насколько мне известно, нет, – ответил Томми.
Хенри смотрел ему в глаза, но знал, что Томми слишком хитер, чтобы на него это подействовало, поэтому сдался и снова обратился к бумагам. Его пальцы неосознанно двигались, словно он что-то просчитывал в голове. Видимо, телефон Янне еще не успели проверить.
– Думай, что хочешь, – сказал Томми. – Но я почти полностью могу гарантировать, что эти бумаги и есть товар, и было бы большой ошибкой не действовать, исходя из этого.
Хенри кивнул и, казалось, в итоге согласился с тем, что волки уже на подходе и что бог позора поколотит его еще сильнее, если он не будет кричать об этом.
– Ладно, – сказал он и ударил ладонями по столу. – Как ты правильно предвидел, у меня наметились дела. Может, хочешь присоединиться и возглавить слежку?
– Мне хватит немного благодарности, – ответил Томми. – Больше ты ничего не узнал об этом Сванте?
– Нет, это все. – Хенри встал из-за стола и теперь казался существенно более энергичным, чем в начале разговора. Аккуратность и почти нежность, с которой он свернул списки и положил их в карман, указывали на то, что он считал их ценными. Он постучал себя по виску и сказал:
– Да, еще вот что. Чертовски жуткая деталь. Когда этот ублюдок мучил ребенка в кемпере, он всегда ставил музыку. Знаешь, какую? Помнишь журналиста из «Экспрессен», который…
– Петер Химмельстранд.
– Точно. Откуда ты знаешь? Ублюдок ставил только его песни и, видимо, особенно любил ту, которую пел Ян Спарринг.
– «Со мною всегда небеса».
– Да. Только представь, слушать эту песню на репите и одновременно издеваться над ребенком. Кошмар какой-то.
– Да уж, – кивнул Томми. – Не то слово.
Линус
1
Линус повернулся в постели и открыл глаза. Послышалось шуршание. Он встретился глазами с Ингмаром Бергманом[70], который взирал на него с купюры в двести крон. Тряпка, которой было завешено окно, светилась красноватым, а значит, для ноября солнце стояло максимально высоко. Должно быть, он долго спал.
Ай, блин. Черт.
В то же мгновение, когда он потянулся за телефоном в кармане куртки, чтобы проверить время, он вспомнил, что телефон отключен со вчерашней ночи. Это черт номер один. Черт номер два заключался в том, что телефона в кармане не было.
Линус встал, несколько купюр слетели с кровати на пол. Он осмотрел куртку на случай, если телефон лежит в другом кармане. Нет, не лежит. Мысли крутились в голове, в груди росла паника, как уровень ртути в термометре. Потерять телефон – это почти то же, что потерять свою жизнь. Все контакты, все сообщения. Конечно, они зашифрованы, но, если телефон попадет в лапы легавых, они гарантированно извлекут из него пользу.
Он заглянул под кровать, за кровать, под подушку. Встряхнул вязаное покрывало, и деньги рассыпались по полу. Гребаный телефон пропал. Непонятно как, но пропал. Линус почувствовал, что его тошнит.
Он вспомнил, как пришел утром домой, посмотрел на Хенрика и потом сразу ушел в свою комнату и лег спать. Телефон мог быть только здесь. И все же он распахнул дверь и облазал пол в прихожей. Краем глаза увидел Хенрика на диване.
– Доброе утро, – сказал Хенрик.
– Заткнись. У меня телефон пропал.
– Не-а.
– Да, долбаный ты идиот, не слышишь, что ли, что я сказал?
– Твой телефон здесь.
Линус бросил злобный взгляд на Хенрика, который сидел на диване, сложив руки на коленях, словно девица в ожидании приглашения на танец. На столе перед ним лежал телефон Линуса. Пошатываясь от невероятного облегчения вперемешку с растерянностью, Линус вошел в гостиную.
– Садись, – сказал Хенрик.
– Времени нет, не понимаешь, что ли? – Линус потянулся за телефоном. – Надо проверить…
– Я сказал: сядь. – Что-то в голосе Хенрика заставило Линуса посмотреть на него до того, как он взял телефон. В правой руке Хенрик держал пистолет, который он когда-то спер и который теперь был направлен на Линуса.
– А вот сейчас, Хенрик, ты о-о-очень не вовремя, – сказал Линус и отдернул руку. – Это ты взял телефон? Из кармана куртки?
– Да. – Дулом пистолета Хенрик указал на кресло. – Садись.
Линус посмотрел на Хенрика, смерил его взглядом. В его глазах было холодное, приглушенное безумие – это у них семейное, – но оно редко проявлялось за его жалкой унылой физиономией. Все равно что смотреть на бешеного пса на цепи, которая вот-вот лопнет. Линус поднял руки и сел в кресло.
– Хреново, Хенрик, – сказал он. – Все это очень хреново. Помнишь, что я говорил о…
– Я помню все, что ты говорил, – прошипел Хенрик, так что капли слюны приземлились на стол. – Каждое. Гребаное. Слово. Но сейчас я хочу поговорить, и, похоже, это единственный способ.
– Валяй, говори. Но у тебя очень большие проблемы – надеюсь, ты понимаешь.
– Вот какие у меня проблемы, – сказал Хенрик и приставил дуло пистолета к виску. В глазу у него лопнул сосуд, и Линус стиснул зубы, когда показалось, что Хенрик нажмет на курок. Он с ненавистью смотрел на Линуса, затем опустил пистолет и произнес:
– Вообще-то я хочу сказать только одну вещь. Ты, Линус, превратился в настоящий кусок дерьма.
– О’кей, ну вот и сказал. Теперь я могу взять телефон?
Хенрик помотал головой:
– Я немного разовью эту мысль. Ты – кусок дерьма, потому что относишься к другим, особенно ко мне, как к дерьму. Трындишь про уважение, но у тебя самого этого уважения ноль. Думаешь, ты – Король, потому что в карманах у тебя куча маленьких пакетиков, сам-то слышишь, как это жалко.
– Все звучало иначе, когда…
– Да завали. Сейчас говорю я. Вот ты со своими гантелями и бритой головой думаешь, что ты настоящий бандос, а ты всего лишь надменный. Я даже не уверен, что ты знаешь это слово, оно означает примерно, что человек думает только о себе. Мы были друзьями, Линус. Мы выросли вместе, мы поддерживали друг друга, а сейчас? Только ты, ты, ты, и ты одинок.
– Ты тоже одинок, Хенрик. Чертовски одинок.
– Да, но разница в том, что у меня хватает ума это понимать и сожалеть об этом. Я пытался, Линус. Правда, пытался, сидел здесь как баба и плакал, потому что ты, мой лучший друг, так жесток. Но теперь с этим покончено. Надеюсь, ты сдохнешь, Линус, и на твои похороны я не приду.
Последняя фраза задела Линуса. Он считал баланс сил и отношения с Хенриком естественными в сложившейся ситуации, а на его чувства внимания не обращал, а ведь когда-то они действительно были лучшими друзьями. Под дулом пистолета Линус увидел все в новом свете. Вариант просить прощения даже не рассматривался, поэтому он сказал:
– Вот что, Хенрик. Сегодня вечером будет гигантская поставка. Можешь принять ее вместе со мной. Речь идет о миллионах. Матти тоже с нами. Братья-медведи снова в деле, а?
Хенрик встал с дивана, не спуская пистолета с Линуса:
– Ты не слушаешь. В самом деле, не слушаешь. Все сломалось. Ты все сломал. Починить это невозможно. Я больше не хочу иметь ничего общего с тобой и твоим бизнесом, Линус. Насрать на деньги. В основном я этим занимался ради тебя. Ну и из-за твоих угроз, конечно. Так все началось. А сейчас закончилось. Я завязал, Линус, и говорю еще раз: надеюсь, ты сдохнешь.
Линус сидел в кресле, пока Хенрик пятился к выходу. Линус услышал, как он отпер входную дверь, и сказал:
– Я положил пушку здесь на полку. Думаю, ты не станешь стрелять в меня на лестнице.
Дверь открылась и закрылась. На лестнице удалялись шаги. Линус все еще сидел в кресле.
2
Линус сидел, положив руки на подлокотники и уставившись на гантели в углу. С тех пор как началась реальная движуха, никто не решался описать его поведение с иной точки зрения. Повсюду лишь признание, уважение или страх. Взглянуть на себя глазами Хенрика оказалось неприятно. Разумеется, это лишь одно мнение, одна точка зрения, но это точка зрения его друга детства, и поэтому Линус не мог встать с кресла.
Только когда перед глазами возник образ Майкла Корлеоне, Линус снова обрел способность двигаться. Вот он сидит в кресле и только что отдал приказ убрать своего брата Фредо. Пустой взгляд, внутри что-то твердеет. Одиночество. Прискорбно или, скорее, трагично, но необходимо. Линус не Корлеоне, но проблематика схожая. Проявляя доброту направо и налево, на вершину не забраться, а не разбив яиц, яичницы не приготовить. Грустно, но факт.
Линус включил телефон. Пока играла приветственная мелодия, он размышлял, как поступит с Хенриком. Он угрожал Линусу его собственной пушкой, он ушел. Так легко ему не отделаться. Если ты в деле, то в деле, и надо наказывать за…
Ход мыслей Линуса прервался, когда он обнаружил более двадцати непрочитанных сообщений, из которых лишь два были от Томми. Линус открыл верхнее сообщение и прочитал его. Затем вскочил с кресла, выбежал из квартиры и пустился вниз по лестнице.
– Кассандра? Кассандра? – шипел Линус в отверстие для почты. – Ответь, мать твою, я знаю, что ты там.
Всю дорогу до ее дома он отправлял сообщения и звонил. Звонил в дверной звонок, барабанил в дверь и, наконец, опустился до последней имевшейся у него возможности достучаться до Кассандры. Сквозь отверстие для почты он видел части ее мрачной квартиры, но сама она, похоже, забилась в угол и не показывалась.
– Ты в полной жопе, – продолжал шипеть Линус и надеялся, что его не слышат в соседних квартирах. – Мы оба в полной жопе. Если он узнает, нам кирдык, так что поговори со мной, черт тебя возьми.
Сообщения в телефоне Линуса были от клиентов, которым он толкал товар прошлой ночью. Формулировали все по-разному, но смысл был один: что это за дерьмо, которым он теперь барыжит, с чистым коксом даже рядом не стоит.
Кассандра бодяжила товар.
Как он и подозревал и как пытался доказать, когда его прервало сообщение от Икса, Кассандра сама начала нюхать. Сначала она просто по чуть-чуть тырила из каждого пакетика, а когда их осталось мало, стала смешивать товар с порошковым кофеином или чем-то еще.
Линус бился лбом о дверь. Он ведь знал. Кассандра никогда не была такой счастливой и беззаботной, как во время их последней встречи, такого состояния она могла достичь только искусственным, химическим путем. «Золофт», объяснила она, и Линус в итоге решил ей поверить, потому что так было проще всего. Его бдительность дала слабину, и теперь им хана.
Матти толкал половину разбодяженного Кассандрой товара, и несколько сообщений Линусу прислал он, поскольку его клиенты задавали те же вопросы, что и клиенты Линуса. Теперь всем было известно, что Линус и Матти барыжат слабым дерьмовым коксом.
Третий час дня. До поставки шесть часов. Кассандра не отвечала. Линус убрал пальцы от отверстия в двери и медленно осел на пол, схватившись за голову. В квартире было пусто. Он понятия не имел, что же ему делать.
Так он пролежал несколько минут. Из квартиры по-прежнему ни звука, но зато заработал лифт. Линус встал. Конец ему или нет, но он никому не мог позволить увидеть его в таком состоянии, а когда делать было нечего, у него всегда оставалось хотя бы одно занятие.
Он пошел домой за беговыми кроссовками.
3
Через четверть часа Линус был на крыше. Смеркалось, и первые этажи Сарая лежали в тени. Линус посмотрел на запад и увидел пылающее солнце за верхушками сосен и на ржавеющей крыше Зигзала. Взглянул на телефон. До поставки пять часов тридцать пять минут. Линус начал суеверный обратный отсчет. Если доберется туда, все будет хорошо.
Он положил телефон в карман на груди и побежал. Круг за кругом, но ком в желудке не уменьшался. Небо темнело, зажглись немногие исправные фонари, а он все бежал. Через примерно тридцать кругов, то есть десять километров, внутри полегчало.
Линус остановился у короткой стороны, которая выходила на площадь, и встал на край. По площади туда-сюда шли люди, с пакетами в руках и без. С такого расстояния все их стремления казались такими бессмысленными.
А он сам?
Ты кусок дерьма, Линус. Дико жалкий. Надеюсь, ты сдохнешь.
Но ведь есть же решение. Теперь, когда какофония голосов в голове утихла, все стало яснее и проще. Он переместил ноги на несколько сантиметров вперед, так что кончики пальцев выступили за край, и в желудке возник сильнейший соблазн. Как там говорила Кассандра? Я просто даю бытию шанс покончить со мной.
Как же он ее ненавидит. И типа любит. Черт, насколько он с ней повязан. Линус подвинулся еще на сантиметр, раскинул руки, и на мгновение показалось, что все в порядке. Затем в кармане на груди загудел телефон, и послышался звук падающей капли.
Эта капля станет последней. От звука Линус вздрогнул и чуть не упал вперед. Он замахал руками, и минимального сопротивления воздуха хватило, чтобы восстановить равновесие и спуститься с края крыши. Он достал телефон и открыл «Снэпчат».
Сообщением была фотография Кассандры, вроде бы из старого школьного каталога времен ее худшего эмо-периода. Она насмешливо пялилась в камеру сильно накрашенными глазами. На фотографии неровным почерком было написано: «Она или ты два часа». Сообщение исчезло.
Информация дошла до Икса. Через два часа либо Кассандре, либо Линусу приведут в исполнение смертный приговор как наказание за разбодяживание товара. Линус опустил телефон и почувствовал парадоксальное спокойствие.
4
– Кассандра, он все знает. Мне пришло сообщение. Через два часа либо ты умрешь, либо я. Или он нас обоих убьет. Давай не будем доставлять ему такого неудобства? Или удовольствия? Нам не выбраться. У нас же был план. Наше обещание. Сейчас я готов его сдержать.
Линус отполз от двери и сел, прислонившись к стене и вытянув ноги. Руки положил на пол ладонями вверх. Он чувствовал себя почти счастливым, хотя сам этого не понимал. По крайней мере, так спокойно ему сегодня еще не было.
Из квартиры послышался робкий шорох, словно там застряла мышь и теперь пытается выбраться. Шорох сменился крадущимися шагами, и вскоре в замке повернулся ключ. Кассандра выглянула на лестницу и увидела сидящего на полу Линуса. Глаза у нее были красные, заплаканные, тушь потекла и размазалась по лицу.
– Прости, – прошептала она. – Прости, я…
– Все нормально, – сказал Линус.
Он встал с пола, Кассандра вздрогнула и спросила:
– Теперь ты меня убьешь?
– Ты что, не слышала? У нас есть выход. У нас обоих. Как мы и договаривались.
– Ты хочешь этого?
– Какая разница, чего я хочу. Так сложилось. Пора.
– Мне жаль.
– Не стоит.
Кассандра вздохнула и оглядела подъезд, словно в последний раз хотела проверить, стоит ли цепляться за жизнь в этом мире, после чего на ее лице отразилось безмятежное спокойствие. Она показала на спортивный костюм Линуса:
– Будешь в этом?
Линус пожал плечами:
– Ну, это мой стиль, так что вполне сойдет.
Кассандра потянула за застиранный свитшот с изображением Мэрилин Монро и сказала:
– Я хочу переодеться.
– Давай. – Линус посмотрел на телефон. Остался один час тридцать пять минут. – Только недолго.
Через двадцать минут Кассандра была готова: накрасилась, переоделась в несколько слоев юбок из тюля и теперь выглядела как что-то среднее между цыганкой и сказочной принцессой. Челку побрызгала розовым спреем, но зачесывать назад не стала. Встала перед Линусом и развела руками:
– Как я выгляжу?
– Ужасно, – ответил Линус. – В какой-то момент наступило просветление, но… сейчас ты вернулась.
Кассандра не обиделась, только кивнула и сказала:
– Подумала, что если это твой стиль, то вот это – мой.
– Жуть. Пойдем?
Выйдя на лестницу, Кассандра сказала:
– Подожди. Я только напишу записку.
– Какую еще записку?
– Ну, знаешь, типа никто не виноват, я делаю это добровольно и все такое. А ты такую не написал?
– Да как-то не успел. И, честно говоря, мне на это насрать. Но напиши, если хочешь. Я пока пойду на крышу.
На улице похолодало. Безоблачное небо, лишь звезды безразлично светят, как и в течение миллиардов лет до того, как человек слез с дерева. Вселенная такая большая и древняя, а человек такой маленький и ничтожный.
И все же. Хороший вечер. Линус дошел до угла между двором и площадью. Изо рта у него шел пар, сложив руки на груди, он смотрел на место, в котором вырос. Он все еще был абсолютно спокоен, наверное, уже перешел критическую границу.
Взглянул на песочницу, в которой вместе с Хенриком и Матти играл в пластмассовых солдатиков, строил крепости из песка, а потом бомбил их камнями. Подсобка с велосипедами, где сидел и шептался с Кассандрой, а потом вдруг подскакивал, чтобы пробежать круг по району. Скамейка, на которой его с банкой таблеток в руках увидел Алекс. Все разбитые фонари, погружающие Сарай в постоянный полумрак. По-настоящему дерьмовое место, но другого у него нет.
Он посмотрел на квартиру по другую сторону двора, в которой вырос, и увидел, как мимо кухонного окна прошла женщина, но не его мать. Бетти уже переехала? Быстро сработала, если так, но Линусу было все равно. Как и многое другое, это время осталось в прошлом.
До дедлайна меньше часа, и Линус подумал было, что Кассандра спасовала, как вдруг она вышла на крышу, закрыла за собой дверь и направилась к нему. На плечи она набросила тонкую кофту. Как будто в этом был какой-то смысл. Обвела взглядом Сарай, затем посмотрела на звезды, которые отразились в ее темных глазах. Линус погладил ее по щеке и спросил:
– Тебе страшно?
Кассандра завернулась в кофту и поежилась:
– Немного. Довольно-таки. А тебе?
– Да.
– Дико высоко.
– Ну, типа, в этом и смысл.
Линус взял ее за руку, и они вместе поднялись на край крыши. Взглянув на площадь в сорока метрах под ними, где люди ходили за покупками после работы, Кассандра зашаталась. Прямо под ними магазинов не было, с тех пор как закрылся магазин видеотехники. Ни одного включенного фонаря. Только мрак.
– Черт, – сказала Кассандра, крепко сжала Линусу руку и подвинулась, так что пальцы ног касались края. – Черт, черт, черт.
Линус взглянул на северный квартал:
– Не смотри вниз.
Кассандра послушалась, немного отпустила руку Линуса, но ее ладонь была мокрой от пота, и она пыхтела, словно корпела над очень сложным заданием.
– Считаю до трех, – сказал Линус. – О’кей?
– О’кей. – Кассандра повернула лицо к нему. Глаза широко раскрыты, рот перекошен гримасой. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Сделаем это. Раз…
Кассандра закрыла глаза и задержала дыхание. Ее рука затряслась в кулаке у Линуса.
– Два.
Из Кассандры вырвался тихий стон, зубы застучали. Она была похожа на несчастного призрака, по шее у Линуса прошла дрожь, и он прокричал:
– Три!
Никто из них не сдвинулся с места. Зубы Кассандры продолжали стучать, на глазах выступили слезы, из носа потекли сопли, и она прошептала:
– Я не могу. Линус, я не могу.
– Не, – сказал Линус, отдернул руку и толкнул ее. – Ты не можешь.
Кассандра полетела вниз. Глазами встретилась со взглядом Линуса, открыла рот, чтобы что-то сказать. А потом падение взяло верх. Юбки развевались вокруг, а она, размахивая руками и протяжно крича, исчезала во мраке.
Линус спрыгнул с края назад. Секундой после того, как его ноги коснулись крыши, с площади донесся шлепок – и все. Теперь стало очевидно. Он окончательно перешел черту.
Что же ты наделал, Майкл?
Только то, что надо было сделать.
5
Оставаться на крыше было нельзя. Скоро появится полиция и захочет осмотреть место, с которого упала Кассандра. Линус огляделся. Снег растаял, следов от двух пар обуви не видно. К тому же Кассандра написала записку, которую на всякий случай надо проверить, когда он будет убирать из ее квартиры все, что осталось от ее работы.
Линус пошел к двери. Пройдя метров десять, остановился и обернулся. Вдруг страшно захотелось набрать скорость, включить максимальную передачу, добежать до края и прыгнуть вслед за Кассандрой.
Так и надо было сделать.
До самой последней секунды, когда у Кассандры не хватило смелости, он не был на сто процентов уверен, как поступит. Если бы она просто упала вперед, был определенный риск – или шанс, – что Линус последует за ней. План заключался в том, чтобы Кассандра приняла удар за свой обман на себя, но, когда они стояли на краю, держась за руки, он почти передумал. Только когда она струхнула, Линус окончательно решился.
Что сделано, то сделано.
Через почти три часа придет поставка, и до этого надо привести в порядок квартиру Кассандры. Он повернулся и снова пошел к двери. Ощущения были так себе, вообще-то хуже некуда. Щупальца мрака словно тянулись за ним из пропасти за спиной, желая утащить его за край, вниз – к Кассандре.
Все те дни и ночи, которые они проводили здесь, сидели в шезлонгах и хохотали. Этого больше никогда не будет, и это устроил он. Линус шел, будто против ветра, а жажда жизни в груди была похожа на дрожащую свечу, которая вот-вот погаснет. Поддаться импульсу побежать и полететь вслед за Кассандрой помешало только то, что он нашел другой способ подчиниться этому желанию.
Он пойдет вниз к Кассандре. По лестнице. Увидеть ее. Сделать это он обязан.
Когда Линус, обойдя угол, вышел на площадь и его глаза привыкли к сумеркам, он увидел, что вокруг места падения Кассандры широким кругом собралось человек тридцать. Они тихо переговаривались и время от времени оглядывались через плечо, словно что-то высматривая. Наверное, вызвали скорую.
Линус взглянул на крышу. Светом фонарей освещались только нижние этажи дома, а крыша сливалась с ночным небом. В лучшем случае там наверху можно было рассмотреть их с Кассандрой силуэты, хотя даже это вряд ли. Так что можно не волноваться, что кто-то из собравшихся сейчас обернется и укажет пальцем на него.
Линус подошел ближе. Воздух сгустился, казалось, в нем почти не осталось кислорода. Голова пошла кругом, стало трудно дышать. Впереди образовалось свободное место, и, как только Линус до него дошел, середину круга залил белый свет от камеры мобильного телефона.
Тело Кассандры высветилось из темноты, и эта картинка отпечаталась у Линуса на сетчатке и осталась там навсегда призрачным мерцанием, отдающим ужасом в груди. Она стала такой хрупкой. Линус успел увидеть лужу, в которой она лежала, части внутренних органов, оказавшихся на земле от падения на спину и удара о бетон. Задней части головы нет. Глаза широко открыты, словно в падении она продолжала смотреть на Линуса.
Это сделал ты.
Люди вокруг разговаривали, но он слышал лишь бессмысленное бормотание, будто стоял в туннеле, где, кроме него и тела Кассандры, никого не было. В темноте ее тело представлялось лишь ворохом одежды, разбросанной поверх вывернутых конечностей.
Ты должен смотреть. Ты должен видеть.
Линус сделал шаг вперед и вышел из круга. Одеревенелыми пальцами достал телефон и включил фонарик. Когда он посветил им на Кассандру, люди вокруг забормотали ворчливо и возмущенно.
Начесанная розовая челка разметалась по лбу. Рот открыт, в белом свете сверкнула пломба на зубе. Линус обвел взглядом ее тело. И содрогнулся и чуть не уронил телефон, когда на секунду ее сердце забилось.
Не может быть.
Может или не может, но ткань слева на груди выгнулась. Линус зажмурился. Открыв глаза, он увидел, как из нагрудного кармана выползает черное сегментированное тельце. Одновременно послышался слабый звон стекла.
Когда Кассандра, написав записку, вернулась из квартиры, она захватила с собой банку с тараканом. От падения банка разбилась, и неистребимое насекомое снова оказалось на свободе. Шевеля усиками, таракан дополз до плеча Кассандры, а оттуда спустился на землю. Он даже не пострадал.
Для того, кто долгое время провел без еды, таракан неожиданно быстрыми движениями побежал к Линусу. Линус вздрогнул, выключил фонарик и сделал несколько шагов назад. Конечно, это чистой воды паранойя, но ему пришло в голову, что в таракана вселилась душа Кассандры, которая покинула тело и теперь жаждет мести.
Он обернулся, пошел в центр площади, сел на скамейку и на всякий случай включил фонарик – убедиться, что таракан не последовал за ним. Все в порядке. Линус сжался и закрыл лицо руками. Как бы ему того ни хотелось, никакой он не Майкл Корлеоне, который, сидя в кресле, с каменным лицом сносит весь ужас собственных деяний. Линус – подросток на сломанной скамейке в загнивающем спальном районе Стокгольма, и сил у него больше не осталось.
Тебя нет. Есть только мрак.
Да, он знает. Это знание внутри него, но оно больше не поддерживает его на плаву, как раньше. Со смертью Кассандры мрак обрел новые оттенки – отвратительный зеленый и предательский желтый. Он убил единственного человека, который его понимал, который, глядя на него, мог сказать, кто он есть.
Я не могу, Линус. Я не могу.
Перед глазами стояло ее лицо, когда она смотрела на него в последний раз. Его собственные слова, прощальная фраза и толчок. Вынести это невозможно. Он думал, что сможет, но теперь стало очевидно, что он ошибался. Остается только приставить пистолет к виску или засунуть в рот, а потом – «Давай, пока».
Сто кило. Двадцать миллионов.
Линус выпрямился, положил руки на колени, несколько раз глубоко вдохнул. У него есть работа, которую надо выполнить, задание, которое ему дали. Но как с этим справиться, если тело не двигается, если смерть Кассандры висит на шее адской свинцовой гирей? Он снова сник.
Тогда так…
Он подумал о мраке, о взаимозаменяемости всего, миллиардах и миллиардах флуктуаций во мраке, черном, как таракан.
Так.
Таракан был заперт в банке, и Кассандра собиралась держать его там, пока он не сдохнет, просто чтобы посмотреть, сколько времени это займет. Если бы Кассандра не упала с крыши, насекомое, несомненно, зачахло и засохло бы в одиночестве. Тараканы не живут вечно, даже если так может показаться. Так что… Жизнь Кассандры угасла, но жизнь таракана спасена. На космическом, вселенском уровне одна жизнь обменялась на другую.
Линус понимал, что, с одной стороны, его рассуждения совершенно безумны, а с другой – правильны. Со стороны мрака. Его это ни взбодрило, ни порадовало, но этого хватило, чтобы заставить его подняться со скамейки и заняться делом.
Уходя с площади, он увидел скорую, которая приехала за телом Кассандры. Посмотрел на людей – они начали расходиться. В свете фар скорой мелькнул ворох одежды, который был его самым близким человеком. Линус приподнял руку.
Я люблю тебя. Это было правдой.