1
На продажу ста граммов у Линуса ушло пять дней, хотя он обошел лишь треть подъездов. Он не рассчитывал, что клиенты сразу пристрастятся к товару. Но почти все, купив в первый раз, звонили ему через день или два и хотели еще.
Самый первый клиент Линуса, Йоран, настолько разошелся, что, занюхав первые два грамма, решил прикупить еще пять. Когда Линус принес заказ, он был необычайно перевозбужден, и Линус предложил ему притормозить. Йоран заверил, что все под контролем, а товаром заинтересовались его друзья. Линус ему не поверил.
Когда вечером позвонил Алекс, Линус уже аккуратно сложил сто тысяч крон в пакет и спрятал его в ящик со старым «Лего». Пришлось доложить две тысячи из собственных денег – покрыть то, что некоторым давал на пробу.
– Как оно? – спросил Алекс.
– Продано.
– Все?
– Все.
– Супер. Разбираешься в машинах?
– Немного. А что?
– Приходи в третий паркинг. Второй этаж. И возьми все, что надо.
Не успел Линус спросить, имеет Алекс в виду деньги или инструменты, как тот повесил трубку. Линус решил не рисковать и положил пакет с деньгами в спортивную сумку, в которую собрал и основные инструменты для авторемонта.
Ходить с такими деньгами было стремно, и, выйдя во двор, Линус первым делом достал из сумки молоток и засунул его в задний карман, а затем отправился в паркинг номер три. Ручка сумки скользила в потной руке, и он быстро и лихорадочно – как вообще-то делать не следует – сканировал окрестности.
Когда Линус открыл дверь в паркинг, мандраж усилился. Он качал в Интернете слишком много фильмов. Наркота, бабло, паркинг. Комбинация, не предвещающая ничего хорошего. Он держал правую руку за спиной, на рукоятке молотка, и мечтал о том, чтобы это была рукоятка пистолета.
Линус поднялся на второй этаж и, увидев, что Алекс машет ему рукой, едва не кинулся к нему. Как только он отдаст пакет с деньгами Алексу, он пересечет финишную черту и будет вне опасности, и Линус мечтал, чтобы это произошло прямо сейчас. Прежде чем послышится визг колес и все полетит к чертям. Когда Линус подошел к Алексу, виляя бедрами, словно упражнялся в спортивной ходьбе, тот ухмыльнулся.
– Что с тобой? – спросил он. – В штаны наложил от страха?
– Эх, – только и выдавил из себя Линус, хотел добавить что-то крутое, но в голову ничего не пришло, и он еще раз произнес: – Эх.
– Как боженька смолвил, – заключил Алекс и, когда Линус достал пакет, отвел глаза в сторону. – В багажник, идиот.
Линус собирался извиниться, но промолчал и распахнул приоткрытый багажник, поднял крышку над запаской и засунул туда пакет. Алекс покосился на него и кивнул. Линус надеялся, что он спросит, как все прошло, а он расскажет о своей гениальной идее с печеньем, но Алекс лишь сказал:
– Какая-то лажа с аккумулятором. Не заряжается.
– Значит, генератор.
– Или карбюратор. Или катамаран. Аккумулятор не заряжается. А я хочу, чтобы заряжался, ясно?
Только сейчас Линус посмотрел на машину. Обычный «Форд-Фиеста» 2008 или 2009 года. Еще и красный. Бандосы на таких не ездят. Линус открыл капот и ключом попробовал открутить гайки на генераторе, но они заржавели и не поддавались. Он распылил на них растворитель и облокотился на крыло в ожидании его действия.
– Как прошла встреча? – спросил он.
– Какая встреча?
– С… ним.
Алекс уставился на него, и Линус напрягся, чтобы не отвести взгляд. Его небольшое преимущество состояло в том, что он чинил машину Алекса и поэтому мог позволить себе зайти немного дальше, чем обычно. Выражение лица Алекса смягчилось, и он покачал головой.
– Знаешь что? – спросил он и понизил голос: – Он ведь отсюда.
– Из Сарая?
– Угу. Это он орудовал в прачечной, ну, ты знаешь.
– Когда люди пропадали?
– Да.
Когда Линус толкал таблетки, он слышал о том, что творилось в прачечной десять лет назад. Там стирали белье для Каролинской больницы и через своего человека внутри оттуда выносили для дальнейшей продажи тяжелые препараты, заворачивая их в простыни и полотенца.
У чувака, который всем рулил, была жуткая внешность, и люди, встававшие у него на пути, пропадали. Он расширил бизнес и начал толкать серьезный товар, которым его не могли снабжать из больницы. В то же время всходила звезда Чиво, а однажды пропал и сам чувак из прачечной. Вот и вся история. До этого момента.
Линус высвободил генератор и аккуратно поднял его, чтобы не повредить провода. Крепления проводов тоже заржавели, и, возможно, дело было в плохом контакте между аккумулятором и генератором. Линус снова распылил спрей и принялся ждать.
– В итоге он ведь тоже пропал? – спросил Линус.
– Да. Но теперь вернулся.
– Где он был?
Алекс фыркнул:
– Он же не рассказывал мне историю всей своей жизни.
Линус снова занялся генератором. Отвернул крепления, почистил их наждачной бумагой и затянул. Когда нагнулся, чтобы поставить генератор на место, спросил, надеясь, что вопрос прозвучит невозмутимо:
– И как же он выглядит?
– Не знаю.
– Не знаешь?
– Не-а. Не знаю.
По тону Алекса стало ясно, что разговор на эту тему окончен. Закрепляя генератор, Линус размышлял, как можно было встретиться с кем-то и не знать, как этот человек выглядит. Вариантов было несколько, но, может, Алекс просто давал понять, что не собирается делиться этой, без сомнения, важной информацией. Линус выпрямился и сказал:
– Попробуй сейчас.
Алекс сел за руль, включил зажигание и вопросительно развел руками.
– Там есть лампочка, – сказал Линус. – С изображением батарейки. Горит?
– Нет.
– А раньше горела?
– Да.
– Хорошо. Тогда все в порядке.
Алекс выключил мотор и наклонился к пассажирскому сиденью. Выйдя из машины, он держал в руках пакет, который опустил в сумку Линуса.
– То же количество, – сказал он. – Получишь тридцать.
– Тысяч?
– Нет, сотен, идиот. Тридцать сотен. Так ведь говорят?
– То есть… это тысячи?
Линус терпеть не мог выглядеть неуверенно, но нужно было четко это проговорить, чтобы не возникло проблем. А если все же возникнут, что он сможет сделать? Алекс посмотрел на Линуса как на пятилетнего ребенка и медленно произнес:
– Да, Линус. Тридцать. Тысяч. Крон.
– А за машину ничего не накинешь?
Баланс до некоторой степени восстановлен. Линус собрал инструменты и закрыл капот. Может, пойти дальше и заметить, например, что машина совсем не похожа на ту, в которой ездит рэпер 50 Cent? Он решил, что не стоит испытывать судьбу.
Линус взял сумку и приготовился уйти, чтобы с новыми силами приняться за распространение. Оставался лишь один вопрос, который он хотел задать, хотя толком не знал, что тот означает.
– Тебе дали… попробовать?
Реакция Алекса оказалась неожиданной. Линус боялся, что он разозлится или отмахнется. Но глаза Алекса расширились, во взгляде появилось что-то блаженное, как у того, кто вспоминает лучший в жизни секс или наркотрип. Алекс кивнул в сторону сумки Линуса и сказал:
– Шняга, которую мы толкаем, Линус. Это ничто. Ничто.
2
Выйдя из паркинга со ста граммами в сумке, Линус почувствовал, что немного успокоился. Во дворе можно бежать. Сумка не тяжелая, так что не помешает. По дороге к подъезду Кассандры он думал о том, что рассказал Алекс. Одна деталь была особенно интригующей: чувак, восседающий на троне, был из Сарая. Выходит, можно начать путь в этом обезьяннике и все же забраться на вершину дерева кола.
Шняга, которую мы толкаем, – ничто.
Что же это за чувак? С одной стороны, у него был кокаин невероятной чистоты, который он отдавал за бесценок, а с другой – что-то еще, на фоне чего этот кокс казался ничем. Линус ходил по краю тайны, и это его одновременно пугало и бодрило. Это было нечто иное.
Он шел, глядя в землю, а когда поднял глаза, то остолбенел. У соседнего с Кассандрой подъезда стояла полицейская машина. Что-то щелкнуло в ногах, тело приготовилось спринтовать. Но машина была пуста. Полицейский наверняка вошел в подъезд и сейчас ругался с каким-нибудь бедным алкашом, который избил свою несчастную жену.
Одна только мысль о людях в униформе, которые могут войти в любую квартиру и делать все, что пожелают, разожгла в груди у Линуса пламя ненависти. Несмотря на то, что он нес сто грамм товара, а значит, надо быть тише воды ниже травы, он достал из сумки отвертку. Медленно прошел вдоль машины и поцарапал ее. Пламя начало угасать и больше не угрожало сжечь ему сердце. Линус положил отвертку в сумку и продолжил путь к подъезду Кассандры.
Кассандра выглядела разбитой. Волосы, которые обычно были похожи на зачесанную наверх розово-черную львиную гриву, сейчас безжизненно свисали, подводка для глаз размазалась. Тональник она не нанесла, и, хотя прыщей у Кассандры было в два раза меньше, чем у Линуса, кожа у нее была очень грубой.
Линус закрыл за собой дверь и уже собирался сказать что-нибудь убийственное, но глаза Кассандры были настолько несчастными, что он растерялся и лишь спросил:
– Как твои дела?
– Я так устала, Линус. Ужасно устала.
– Болеешь?
– Естественно. Я всю свою гребаную жизнь болею.
Линус прошел в кухню и выложил товар на стол. Партия была упакована, как в прошлый раз: туго обернута пленкой в несколько слоев. Линус провел по ней пальцем.
– На этот раз будет бабло. Шесть штук тебе.
– И двадцать четыре тебе.
– Да.
– Хорошо.
Несмотря на общее состояние Кассандры, Линуса раздражало, что их успехи в бизнесе не вызывают у нее энтузиазма. Он спросил:
– Что-то не так?
– Да все.
– Случилось что-то?
– Да ничего.
Линусу не терпелось начать толкать товар, но для этого Кассандра должна сделать свою часть работы. Судя по ее виду, она была не в состоянии даже вскрыть пакет.
– Завтра работаешь? – поинтересовался Линус.
– Не напоминай.
– Почему бы тебе не бросить свою дерьмовую работу? С этой партией я разберусь за несколько дней, потом придет новая. Ты заработаешь раза в четыре больше, а делать надо гораздо меньше.
– И что? – Кассандра пожала плечами.
– Что «и что»? Ну, типа… качество жизни.
Кассандра улыбнулась настолько жалостливой улыбкой, что она была больше похожа на гримасу.
– Существует картина депрессии, – сказала она. – Вот такая: находиться в клинической депрессии. Значит, лежать на кровати. На столе в паре метров таблетка. Если ее принять, депрессия пройдет. Но для этого надо встать с кровати. Подойти к столу. А на это нет сил. Это того не стоит.
Кассандра дотронулась до тряпки, которую надо было выбросить полгода назад.
– Так что… качество жизни. Не.
– Совершенно ненормальная картина, – сказал Линус. – Ясное дело, надо подняться и принять таблетку.
– Ты не понимаешь, – ответила Кассандра. – Реально не понимаешь. Ты мог бы сказать, что я заработаю на этом в десять раз больше, а работать придется пять минут в день. Чтобы это делать, мне надо жить. И в этом проблема.
– Ты что, собралась покончить с собой? Ты это прекращай.
Кассандра покачала головой.
– Ну как ты не можешь понять? Самоубийство – как та таблетка. Не. Стоит. Того.
– Тебя послушай – так и сам впадешь в депрессию. Ты не можешь просто…
– Что, Линус? Взять себя в руки? Ну конечно. А ты не можешь просто успокоиться? Мы больны. Просто очень по-разному.
– Ты принимаешь лекарства?
– Ты же сам видел. Я принимаю двенадцать таблеток в день. Я, блин, как ходячая аптека. Без таблеток я бы здесь не стояла. А лежала бы на кровати и меня бы трясло. И то, что именно ты спрашиваешь, принимаю ли я лекарства, это какая-то гребаная шутка.
– Вот такой я развеселый парень, сама знаешь.
– Да, Линус. Ты развеселый парень. Это мне в тебе и нравится. Подвинься, чтобы я могла начать.
Кассандра перестала держаться за мойку и пошаркала к столу, чтобы достать инструменты. Линус никогда не видел ее в таком плохом состоянии. Хотя апатия Кассандры его раздражала, бездонная печаль в ее глазах не могла не тронуть. Когда она подошла к нему вплотную, он положил ладони на ее прыщавые щеки и поцеловал в прыщавый лоб.
– Чувствуешь? Хоть что-нибудь? – спросил он.
– Нет. Но все равно спасибо.
3
Линус спускался по лестнице, держа в руке сумку, в которой звенели инструменты. Его отношение к Кассандре было двойственным. С одной стороны, он считал ее самой уродливой и сложной девушкой в мире, и мысль о том, что он с ней спал, была ему почти отвратительна. С другой стороны, она самый близкий ему человек, крепко привязанный к нему нитями похожей судьбы. Он хотел помочь ей выбраться отсюда, дать ей лучшую жизнь. Он мог пойти к тому столу и принести ей таблетку, даже если бы пол был покрыт осколками, а идти пришлось босиком.
Линус не понимал, как ему одновременно хочется заехать ей по лицу и нежно обнять, чтобы отогнать мучащих ее демонов. Рядом с Кассандрой его не отпускало сидящее глубоко внутри ощущение безнадеги.
Линус открыл дверь подъезда и вышел во двор. Он успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг из темноты послышался голос:
– Можно проверить вашу сумку?
Двое полицейских, мужчина и женщина, шагнули из тени в пятно света от фонаря над подъездом. У мужика обычная для легаша рожа с выражением отполированного равнодушия. Баба такого же роста, как и он, и, судя по мужеподобной внешности, лесба.
– Не-а, – не останавливаясь, ответил Линус.
Мужчина схватил его за плечо. Их что, специально учат этому приему? Приему, который Линус ненавидел больше всего на свете. Который предназначался для того, чтобы превратить его в ничтожество, который словно говорил: я могу сделать с тобой все, что захочу. Женщина выдернула сумку у него из рук.
– Мы спросили вежливо, – сказала она. – А ты ответил невежливо.
– Несколько квартир ограбили, – сказал мужчина, который стал больше похож на нормального человека, – …так что люди с сумками… ну, сам понимаешь.
– Так, здесь у нас инструменты, – сказала женщина и подняла открытую сумку, чтобы коллега увидел содержимое. Она обернулась к Линусу и стала похожа на еще более жесткую лесбуху:
– Как ты объяснишь, зачем тебе все это?
– Спрей и гаечные ключи, – ответил Линус. – То, что надо для взлома дверей, да?
– Я задала тебе вопрос.
– А мой ответ доказывает, что вы идиотка.
Женщина встала так, что ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Линуса. От нее пахло несвежим бургером.
– Так вот ты какой, – сказала она и дотронулась указательным пальцем до его груди. – Крутыш. Посмотрим, что у тебя в карманах.
Рука. Указательный палец. Вражеские самолеты, кружащие над границей, нарушающие воздушное пространство только потому, что могут себе это позволить. Зенитные орудия. Увидеть, как самолеты взрываются огненными шарами. Линусу пришлось призвать на помощь все имевшееся у него самообладание, чтобы не совершить какую-нибудь глупость, пока мужик держал его за руки, а баба рылась в карманах. Бумажник, ключи. Она проверила его удостоверение личности и спросила, тряся связкой ключей:
– От чего они?
– От твоей жопы.
По движению руки мужика Линус почувствовал, что тот чуть не рассмеялся, и это еще больше разозлило бабу. Может, она в него влюблена, но, поскольку она лесба и к тому же такая страхолюдина, между ними никогда ничего не будет, и это выводит ее из себя. Она бросила связку ключей в кусты, взяла бумажник и сказала:
– Придется тебя проверить.
Баба пошла к машине с сумкой в руке, позади мужик вел Линуса. В его хватке не чувствовалось уверенности, это было ее шоу. Она открыла дверцу и вдруг остановилась, вынула из-за пояса фонарь и включила его.
– А это еще что? Стаффан, глянь сюда!
Царапина Линуса только подлила масла в огонь. Стаффан дотащил Линуса до машины, сейчас его хватка стала сильнее. Баба посмотрела на Линуса, на машину, на сумку. Затем достала отвертку, посветила на нее фонариком, изучила остатки краски.
– Значит, так, Линус, – сказала баба. – Теперь у тебя настоящие проблемы. Черт, как же я зла. В машину его.
Мужик подтолкнул Линуса к задней двери и положил ладонь ему на макушку. Цель этого жеста Линус никогда не понимал. Видимо, еще одна демонстрация власти, еще один прием. У меня твоя голова, твои мысли, ты мой.
Мужик закрыл за Линусом дверь и занял место на переднем сиденье, а баба села рядом с Линусом и достала ноутбук. Ее руки тряслись, челюсти напряглись до предела. Если бы это было возможно, из ушей у нее пошел бы пар. Она начала барабанить по клавишам, но остановилась, на мгновение дала трясущимся пальцам отдохнуть, затем закрыла крышку ноутбука и сказала:
– Знаешь что? Из этого ни черта не выйдет. У меня нет на это сил. Лучше сделаем вот что.
Не успел Линус сказать что-то в свою защиту, как она что было силы ударила его по почкам. От боли, парализовавшей правую сторону тела, Линус сложился пополам. Баба схватила его за правое запястье и отогнула мизинец.
– Марго, твою мать, – произнес Стаффан.
– Да, мою мать. – Марго продолжала гнуть палец, пока чуть его не сломала. – Когда-то же надо преподать им урок.
Линус набрал воздуха, чтобы закричать, но Марго положила одну руку ему на затылок, а вторую на рот.
– Закрой пасть. Твое слово против нашего. У тебя нет шансов. Понял?
Линус попытался ее укусить, но она отдернула руку и залепила ему пощечину.
– Понял?
Жгучая боль пробежала от мизинца Линуса до плеча, на глаза навернулись слезы.
– Марго, мать твою, – повторил Стаффан и вышел из машины. Линус собрал во рту всю слюну и плюнул Марго в лицо. Ярость в ее глазах сменилась безумием, и могло произойти что угодно, не открой Стаффан дверцу со стороны Линуса и не вытащи его из машины. Линус оказался на асфальте лежа на спине.
– Ненавижу вас! – заорал Линус. – Я знаю ваши имена, уроды. Я убью вас!
Полицейская машина рванула с места и выехала из двора. Бумажник лежал у Линуса на груди, но сумку и инструменты они забрали с собой. Встав на ноги, чтобы найти ключи, Линус услышал, как где-то поблизости закрыли окно.
А глаза есть?
Глаза есть всегда.
4
Линус нашел ключи и прихрамывая пошел домой. Когда его выкинули из машины, он ударился бедром, а мизинец болел, словно Линус держал палец в расплавленном стеарине. И все-таки он был очень доволен.
Он не прогнулся. Да, когда Марго почти сломала ему палец, на глазах выступили слезы, но он заплакал не от отчаяния, а просто от боли. Ей не удалось сломить его ни на миллиметр, он победил. Если за Линусом наблюдали, он надеялся, что об этом сообщат наверх.
Ему невероятно повезло. Если бы полиция приняла его с деньгами или – еще хуже – с товаром, тут не обошлось бы только их средневековым правосудием. В ход снова пошла бы система, и на этот раз все не закончилось бы исправительным центром. Подходя к своему подъезду, Линус расхохотался про себя. Он лишился инструментов, бедро болело, мизинец почти отваливался, а он все равно рассуждал так, словно выиграл в лотерею. А вы говорите – «смирись».
Возможно, отличное настроение вызвал всего-навсего прилив адреналина, ведь уже в лифте веселость Линуса сошла на нет. В зеркале на него смотрела та же бледная прыщавая крысиная физиономия, которую видели и полицейские, а потом решили, что с ним можно обойтись как с куском дерьма. Радостные мысли испарились, и на Линуса нахлынула ненависть.
Стаффан и Марго. Стаффан и Марго.
Он попытался мысленно поместить их в самые забористые сцены из виденных им ужастиков. Вот Стаффану втыкают в глаза иголки и отпиливают ногу, как в «Кинопробе». Марго он прогнал через большее количество сцен и в итоге остановился на «Аде каннибалов». Вогнать жердь ей в задницу, чтобы вышла изо рта, да так и оставить.
Когда Линус открыл дверь в квартиру, то сразу увидел Хагге. Пес в ужасе уставился на него, словно смог заглянуть в его голову, где тряслась в конвульсиях Марго. Линус присел на корточки и протянул руки к Хагге, а тот приковылял к нему и лизнул ему правый мизинец. Сначала Линус почувствовал жжение, потом стало немного легче.
Что не так с этим псом?
Голоса в гостиной. Томми и мама. Шуршание купюр. Наверное, Бетти опять проиграла все деньги, и дяде Томми пришлось вмешаться. Не в первый раз. Линус поднялся и проскользнул в свою комнату.
5
Однажды, когда Линусу было пятнадцать, он слонялся по району и вдруг увидел фургон фирмы по поклейке обоев. Задняя дверь фургона была приоткрыта. Линус никогда не упускал халяву и стащил шесть рулонов.
Когда он дома вскрыл один рулон, выяснилось, что ему повезло. Украденные обои выглядели дорого. Плотная бумага, покрытая темно-красным, похожим на бархат материалом, в который вплетены золотые нити. Они с Матти потратили полдня на поклейку, и, когда все было готово, Матти упер руки в боки и подытожил: «Реальное цыганское гнездо». Он гордился своим кале-цыганским[37] происхождением, поэтому Линус воспринял сказанное как комплимент. Кассандре комната напоминала бордель.
Что видел сам Линус, он не рассказывал даже Кассандре. Если стены – это кожа комнаты, то благодаря обоям Линус находился под кожей, а золотые нити были артериями. Лежа на кровати, он словно оказывался внутри тканевого кокона. Это успокаивало.
В комнате было два окна. Одно выходило на Норртулль, но с кровати видно было только небо. Другое находилось у изножья кровати, и это был постер с изображением Милы Кунис. Ее широко открытые изумрудно-зеленые глаза были смотровыми окнами в незнакомый и прекрасный мир. Кассандра дразнила Линуса за этот постер, считала его типично подростковым, но она просто не понимала.
Дело в том, что Мила Кунис была на сто процентов недостижима. Она символизировала то, от чего такой парень, как Линус, был полностью отрезан. На данный момент. Но он сделал первый шаг к двери. Скоро сделает еще. Постучит. И дверь откроется. До Милы на том же месте висел Гарри Поттер – и, как теперь понимал Линус, выполнял ту же функцию. Другой, волшебный мир.
Линус лег на кровать, положил руки под голову, скривился, когда в мизинце появилось чувство жжения, и переложил правую руку на грудь. Нужно заняться планированием. Самый важный вопрос: сделает ли он шаг к центру.
Рокста передал пару граммов своим пижонистым дружкам, Эрику и Юхану, и те пришли в восторг, как и все, кто пробовал товар Линуса. Через два дня они собираются большой компанией в гламурном клубе «Уайт Рум» и хотят, чтобы Линус пришел и, как они выразились, принес немного радости.
Линус сам ни за что не сунулся бы на незнакомую территорию, но с этими клиентами была договоренность, они будут действовать осторожно, и все же он сомневался. Он никогда не был в подобном заведении и не знал тамошних правил. А в незнакомом месте легко заблудиться, оступиться и получить чем-нибудь увесистым по башке.
Мила Кунис вызывающе смотрела на него. «Уайт Рум» – нехилое продвижение для пацана, который шарится по зассанным подъездам и толкает дурь. В дверь постучали, и послышался голос дяди Томми:
– Можно войти?
Вставая с постели, Линус ударился рукой об опору кровати и засопел. Он был не в настроении для разговора, напоминающего допрос. Но дверь открыл.
Томми, в отличие от мамы, не сканировал глазами комнату, прежде чем сесть на стул. Линус опустился на кровать, старался не показывать, насколько болит рука. Томми посмотрел на изображение Милы Кунис и сказал:
– Кажется, я собираюсь… остепениться.
Этого Линус никак не мог ожидать.
– Ты что, надумал жениться?
– Не, но жить вместе. Наверное.
– С Анитой? Этой старой шлюхой?
Томми это задело.
– Зачем ты так говоришь?
– Это же факт. Мать опять спустила все деньги, да?
Томми сидел не двигаясь и смотрел на него. Долго. Еще пару лет назад этот взгляд заставил бы Линуса сдаться и сказать: «Прости, просто дико болит рука», но не теперь. Теперь его так просто не сломить, он это доказал. Линус думал, что Томми будет трындеть про кокс, но тот снова его удивил:
– Ты слышал песню «Со мною всегда небеса»?
– Вроде нет. А что?
– Как там…
Несмотря на боль в руке, Линус не смог сдержать улыбку, когда Томми начал напевать мелодию. Какой-то каменный век или еще древнее. Стадия обезьян. Казалось, Томми ужасно неудобно сидеть сложив руки и издавать эти звуки.
– Первый раз слышу. Какой-то пенсионерский хит или что?
По какой-то причине этот ответ успокоил Томми. Он показал на руку Линуса:
– Что произошло?
– Упал.
– Упал, говоришь?
– Да, упал.
Даже если бы Линус думал, что Томми может чем-то помочь, в данном случае это будет слово против слова легавых, а значит, бессмысленно. Томми осмотрел отек, доходящий до ладони, и спросил:
– Перелом?
– Не, просто потянул или типа того.
Томми покопался во внутреннем кармане и достал блистер таблеток. Выдавил две и протянул их Линусу.
– Что это? – спросил тот.
– «Цитодон». На ночь.
– Ты что, всегда носишь с собой «Цитодон»?
– На всякий случай.
Томми поднялся и погладил Линуса по голове. Тот не возражал, это было даже приятно: короткая пауза, временное смягчение жесткости.
– Береги себя, мой любимый мальчик.
– М-м-м. Томми?
Томми остановился на полпути к двери, и вдруг что-то случилось. Маска Линуса треснула и дала течь.
– Чувак, который рулит всем этим. Это он раньше работал в прачечной.
– Аптекарь? Который торговал таблетками? Это же было десять лет назад?
– Я ничего не говорил.
– Это я понимаю. И не собираюсь спрашивать, откуда тебе это известно, но, Линус, пожалуйста, пожалуйста…
– Знаю-знаю.
Когда Томми ушел, Линус проглотил таблетку «Цитодона» и улегся на кровати, зажав руки между ногами. Разница между барыгой и бегунком в том, что барыга самодостаточен. Ему не нужна чужая помощь и советы, не нужно изливать душу или плакаться кому-то в жилетку.
Он все еще бегунок, и эта мысль была ему ненавистна. Бизнес в «Уайт Руме» для него слишком велик, ему место в подъездах на районе. Он забил на Милу Кунис и позволил себе погрузиться в опьянение от таблетки. Бегунок. А ведь не так уж плохо. Линус закрыл глаза и вспомнил песню, о которой говорил дядя Томми. И начал напевать.