Горбачев был согласен с идеей автономной республики в Карабахе. Вот его высказывания: "Что касается превращения НКАО в автономную республику, то это тоже должно ими самими (то есть парламентом Армении и Азербайджана) быть обсуждено и решено. Так что совесть у нас чиста. Корысти у нас нет никакой. Будем так и действовать". Правда, сказано это было уже после Сумгаита, 6 июня 1988 года».
Читатель, конечно, обратил внимание — в этом большом пассаже ни слова о судьбе тысяч и тысяч азербайджанцев, которые в те же самые дни бежали из Армении. Из Кремля не было видно их глаз…
В другой своей книжке — «Моя жизнь и мое время» Черняев повествует, как помощники, спичрайтеры наушничали Брежневу.
«Для примера. Работаем над докладом Брежнева к XXV съезду КПСС в Завидове. Капитонов присылает проект оргпартийного раздела, включая идеологическую работу. Брежнев его отверг, а в ходе громкой читки не раз заводился. Например: мы, говорит, Шелеста сняли с Украины, Мжаванадзе — с Грузии, а до этого еще и Алиева — с Баку, Кочиняна — с Армении. И между прочим, за идеологические дела. А в тексте Капитонова и намека на это нет. И вообще не показано, как надо работать в идеологии…
Мы воспользовались темой, "как надо работать в идеологии", чтобы заодно свалить Ягодкина, секретаря МГК по этой части, сталиниста и мракобеса… Ведь это же чистый вред партии, когда такой человек представляет ее перед интеллигенцией! Все от него стонут. А тут еще в "Новом мире" опубликовал статью о культурной политике партии. Это же прямой выпад против линии XXIV съезда. Нельзя такого человека и после XXV съезда оставлять на таком посту.
Брежнев слушал молча, оглядывая нас по очереди. Сказал: "Ладно, вернусь в Москву, поговорю с Гришиным"».
Поговорил. И «Ягодкин вообще исчез с политического горизонта».
После чехословацких событий 1968 года Черняев хотел уйти из ЦК, но не решился. И продолжал работать, по собственному признанию, «в режиме двоемыслия». Одной рукой писал во здравие, другой — за упокой. И сейчас, оглядываясь назад, считает, что еще в конце лета и осенью 1990 года «следовало порвать с партией, с социалистической идеологией, с прежним порядком осуществления власти, назначить выборы в новый парламент, отказаться от Советского Союза…»
Кстати, о точности мемуариста. XXV съезд КПСС проходил в марте 1976 года. Первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана, выступая на съезде, с полным правом говорил:
— С чувством исполненного долга мы докладываем, что задачи, поставленные перед Азербайджаном, успешно претворены в жизнь. Преодолено имевшее место длительное отставание экономики и создан коренной перелом в ее развитии. Впервые за долгие годы пятилетний план по основным экономическим показателям выполнен, и выполнен досрочно! Азербайджан достиг таких высоких темпов роста народного хозяйства, каких никогда раньше мы не имели.
Да, Леонид Ильич к этому времени иногда уже забывался, кого-то не узнавал, но сказать о том, что «сняли»… и Алиева с Баку» не мог. С Алиевым расправился Горбачев. Генсеку мешал независимый характер Гейдара Алиевича, самостоятельность его суждений, трезвая и взвешенная оценка новаций, которые захлестывали страну.
Атака на Алиева готовилась исподволь. И как чаще всего бывает в большой политике, чужими руками. Под внешне благородными целями.
…11 мая 1987 года, понедельник. Первый рабочий день после праздников. Вспоминает Александр Иванов, в 1978–1982 годах — телохранитель Алиева, в 1982–1988 годах — начальник отделения личной охраны Алиева, подразделение знаменитой «девятки» КГБ СССР.
— В то утро я, как обычно, разбудил Гейдара Алиевича в 6 утра (сколько себя помню еще с момента работы в КГБ АзССР, он в это время делал зарядку вне зависимости от погоды). К 9 утра отвез на работу в 1-й корпус Кремля. Алиев заказал обычный завтрак — творог, кашу, чай с молоком. Спустя некоторое время ему стало душно. Расстегнул рубашку, попытался полежать. Но состояние ухудшалось. Алиев вызвал завсекретариатом Валерия Гриднева, тот — дежурного по Совмину врача, а медик, в свою очередь, 6 специалистов из 4-го управления Минздрава. Бригада приехала, шефу сделали прямой укол в сердце. После чего Алиев сам дошел до машины «скорой помощи». (По другой версии, Гейдар Алиевич попытался сам дойти до машины «скорой помощи», но смог только выйти в коридор. Дальше его понесли на носилках.) Но когда я приехал в больницу, он был без сознания и так два дня подряд. За все время моей работы Гейдар Алиев никогда не болел, практически не употреблял спиртного и не курил.
Мне Гейдар Алиевич потом говорил, что произошло что-то странное сначала с приступом, а потом с уколом. Уже потом в Азербайджане он не раз намекал, что случившееся было результатом конфликта с генсеком, и действия медиков 4-го управления были в угоду партийному руководству. Официантки, дежурившие в тот день, были проверены на все 100 процентов. Однако работа спецкухни находилась в ведении другого отдела. (Сайт «Расследования.ru».) И у Севиль Алиевой до сих пор «осталось ощущение, что все это было спровоцировано» (из интервью Элъмире Ахундовой).
Навешали Алиева руководители Азербайджана — Багиров, Сеидов. Заглядывал министр путей сообщения СССР., Конарев. А что же соратники из Политбюро? Неужели им незнакомы простые человеческие чувства? Неужели в их мире правил только расчет? Похоже, что так и было. Только Николай Иванович Рыжков приезжал к Алиеву в больницу. Он вспоминает:
— Спустя годы Алиев признался мне: грешным делом подумал, что Николай Иванович приехал, чтоб подсластить пилюлю. Я как сейчас помню, проводил кого-то из зарубежных премьеров, позвонил в больницу узнать, нет ли сейчас процедур, и решил заехать. Он был очень благодарен и только позже признал, что ошибся в своем предположении.
Горбачев поставил цель: расчистить вокруг себя поле. И Лигачев ему активно помогал. Шаг за шагом они зачищали площадку. Нехорошо все это. Непорядочно.
Николаю Ивановичу врезалась в память такая история.
— Нужна была квартира для сына или дочери Алиева. Семью его я мало знал, с женой встречался раз или два, моя Людмила ее знает больше. В общем, кому-то, сыну или дочери, была нужна квартира. И мы приняли решение — дать квартиру в новом доме рядом с нынешним «Президент-отелем», раньше это была гостиница «Октябрьская». Дом цековский, Управления делами ЦК и Совмина обменивались квартирами, работали вместе. Словом, выделили квартиру, и вдруг приходит Алиев: нам, мол, отказали. Я позвонил Кручине в Управление делами ЦК: «Николай Иванович, что ты делаешь?» Он замялся. «Слушай, это же непорядочно, Алиев еще вчера был членом Политбюро, он остается первым заместителем Председателя Совета Министров, семья уже готовилась переезжать. Мы с тобой вместе приехали в Москву, вместе работали в ЦК партии». — «Да, Николай Иванович, разве я не понимаю». — «Какого же хрена!» Тут же звоню Смиртюкову. В общем, решили вопрос…
— Но это же наверняка тормозили не Кручина или Смиртюков.
— Конечно. Был еще такой случай. Уже когда Алиева освободили, мы сидели часа три, очень откровенно говорили. Я сказал, что у меня в сейфе лежат бумаги… Я полистал их…
— Николай Иванович, я знаю, кто это написал. У вас такая бумага, у Горбачева, Яковлева… Это месть непорядочных людей.
Юрий Петрович Баталин, в те годы заместитель председателя Совета Министров СССР, вспоминает об одной из своих последних встреч с Алиевым в Москве:
— Это было уже после его отставки, в больнице на Мичуринском проспекте. Мы тепло, как всегда, поздоровались, разговорились. Вид у Гейдара Алиевича в ту пору был неважный — заметно похудел, казался изнуренным. Мы отошли в сторонку, присели. И он бросил фразу, которая мне запомнилась. Дословно я ее не приведу, а смысл такой: все-таки меня не уничтожили, мне удалось остаться живым, теперь я выберусь. Он говорил так, что было понятно: речь идет не только о физическом здоровье. По слухам, его хотели убрать, но не смогли.
Александр Иванов утверждает, что все, кто знал о странном инфаркте Алиева, один за другим умирали. «Первым был заведующий секретариатом, а после работавший с Черномырдиным Валерий Гриднев. Он попал в автокатастрофу у арки на Кутузовском проспекте в Москве. После этого у подъезда элитного дома КГБ на Мичуринском убили лечащего врача Алиева Дмитрия Нечаева, который в 1987 году был приставлен к шефу на период реабилитации. Спустя некоторое время выбросился из окна Дмитрий Щербаткин — в конце 80-х он возглавлял ту самую больницу».
Впору задаться вопросом: кому так сильно мешал Алиев, уже ушедший в отставку? Московским вершителям судеб? Алиев понимал истинное лицо Горбачева, Яковлева, выступал против них. Но здесь, скорее, дело ограничивалось ненавязчивым сервис-контролем: прослушками и тому подобными штуками. Силам, которые рвались к власти в Азербайджане? Алиев не раз говорил, в том числе и своим армянским друзьям в Москве, в частности заместителю министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза Аракеляну: «Если бы я был в тот период в Азербайджане, никакого Карабаха, никакого Сумгаита бы не было».
— Это точно, — добавляет Юрий Петрович Баталин. — Я убежден в этом. Алиев сумел прекратить войну в Карабахе. Начались переговоры. Понимаю, как трудны такие переговоры. Но какими бы долгими они ни были, все равно это лучше войны.
На XXVII съезде КПСС Гейдара Алиева, уже персонального пенсионера союзного значения, избрали членом Центрального Комитета. Биографическая справка перечисляет его партийные и государственные должности, вплоть до самой последней (на то время): «С октября 1987 г. по ноябрь 1988 г. государственный советник при Совете Министров СССР».
Должность почетная. Вернулись силы. Он, как всегда, к 8.30 приходил на работу в свой небольшой кабинет и все острее чувствовал: в его советах никто здесь не нуждался.
«Я добивался встречи с Горбачевым»
Гейдар Алиевич Алиев, персональный пенсионер союзного значения (была такая официальная формулировка), оставался членом Центрального Комитета КПСС. Практически отстраненный от дел, он тем не менее пытался что-то подсказать властителям, посоветовать, поделиться своими рекомендациями.