[97] было замечено, что любовь придает существу человека известную гармонию, которая уже никогда не покидает его всецело; в этом письме я прибавляю, что выбор высоко подымает душу человека, сообщает ей тихое внутреннее довольство, сознание собственного достоинства, которые также никогда не покинут ее всецело. Есть люди, считающие для себя величайшим счастьем встречу лицом к лицу с какой-нибудь исторической личностью и навсегда сохраняющие впечатление этой встречи; историческая личность остается жить в их душе как высокий идеальный, облагораживающий душу образ. Как, однако, ни знаменательна минута подобной встречи, она ничто в сравнении с минутой истинного выбора. В эту минуту кругом воцаряется тишина, подобная величавому безмолвию звездной ночи, душа остается наедине с собой, уединяется от всего мира и созерцает в отверстых небесах не великий человеческий образ, но нечто высшее, недоступное обыкновенному взору смертного, созерцает самое Вечную Силу, животворящую все и вся, личность же в эту минуту выбирает или, вернее, определяет себя. Эту минуту можно сравнить с торжественной минутой посвящения оруженосца в рыцари — душа человека как бы получает удар свыше, облагораживается и делается достойной вечности. И удар этот не изменяет человека, не превращает его в другое существо, но лишь пробуждает и конденсирует его сознание и этим заставляет человека стать самим собой. Как наследник хотя бы всех сокровищ мира не может вступить во владение ими ранее своего совершеннолетия, так она не выберет, т. е. не определит самое себя; с другой стороны, даже самая ничтожная, по-видимому, личность — все, если она сделала этот выбор: суть не в том, чтобы обладать тем или другим значением в свете, но в том, чтобы быть самим собою. Последнее же в воле каждого человека.
Итак, ты должен теперь ясно видеть, что суть дела не в том, чтобы выбрать что-либо — одним из двух предметов выбора является эстетический взгляд на жизнь, т. е. индифферентизм, — но в самом акте выбора, и притом выбора абсолютного, так как лишь таковым обуславливается выбор человеком этического направления в жизни. Отсюда, впрочем, не следует, что из жизни человека исключается все эстетическое: если благодаря выбору этического направления личность и сосредотачивается в самой себе и тем самым как бы отвергает эстетическое начало, то лишь в смысле абсолютного содержания жизни, относительное же значение эстетическое начало должно и будет иметь всегда. Яснее: решаясь на абсолютный выбор, личность выбирает этическое направление и этим исключает из своей жизни эстетическое начало как абсолютное ее содержание; но, так как, выбирая, личность не превращается в другое существо, а лишь определяет самое себя, то ничто и не мешает эстетическому началу сохранить свое относительное значение в жизни. Мое «или — или» может, следовательно, назваться понятием абсолютным лишь в известном смысле, постольку-поскольку оно решает вопрос: выбирать или не выбирать. Если же выбор является выбором абсолютным, т. е. выбором между добром и злом, то и «или — или» является абсолютным в истинном смысле, обуславливаемом самым актом выбора. Этого последнего выбора (между добром и злом) я здесь касаться не буду, а постараюсь только, во-первых, довести тебя волей или неволей до решения (притом в утвердительном смысле) вопроса: выбирать или не выбирать, т. е. до сознания необходимости выбора; во-вторых же, рассмотреть жизнь с этической точки зрения. Я не принадлежу к числу этиков-ригористов, требующих формальной абстрактной свободы: раз выбор сделан, относительное значение эстетического начала восстанавливается само собой, так что решись только на выбор, и ты сам увидишь, что это единственное средство сделать жизнь действительно прекрасной, единственное средство спасти себя и свою душу, обрести весь мир и пользоваться его благами без злоупотребления.
Что же, однако, значит: жить эстетической жизнью и жить этической жизнью? Что может назваться в человеке эстетическим и что этическим началом? Отвечу: эстетическим началом может назваться то, благодаря чему человек является непосредственно тем, что он есть, этическим же — то, благодаря чему он становится тем, чем становится. Человек, живущий исключительно тем, благодаря тому и ради того, что является в нем эстетическим началом, — живет эстетической жизнью. В мои намерения вовсе не входит подробное разбирательство многосложной и многосторонней жизни эстетика — ты сам такой виртуоз-эстетик, что это совершенно лишнее; я постараюсь только отметить некоторые наиболее выдающиеся категории эстетиков, чтобы таким образом добраться до основной точки, на которой вертится все твое мировоззрение, и помешать тебе ускользнуть от меня раньше времени неожиданным прыжком в сторону, до чего ты такой охотник. Я, впрочем, не сомневаюсь, что в состоянии дать тебе немало ценных указаний относительно того, что значит жить эстетической жизнью; мало того, считая тебя опытнейшим руководителем, способным посвятить новичка во все тонкости искусства жить эстетической жизнью, я не посоветовал бы никому обратиться к тебе за истолкованием самой сущности эстетической жизни: ты слишком втянулся в эту жизнь, истолковать же ее сущность может лишь тот, кто сам стоит на высшей ступени, т. е. живет этической жизнью. У тебя может явиться искушение поймать меня на слове, заявив, что я в таком случае не могу дать удовлетворительного разъяснения сущности этической жизни. Это даст мне, однако, лишь повод к следующим разъяснениям. Причина, по которой эстетик не в состоянии дать надлежащего разъяснения эстетической жизни, та, что он живет минутой, а потому и компетентность его ограничена узкими пределами одной минуты. При всем этом я вовсе не отрицаю, что эстетик, стоящий на высшей ступени эстетического развития, может обладать богатыми и многосторонними душевными способностями; напротив, эти способности должны даже отличаться у него особенной интенсивностью; тем не менее им недостает надлежащей самостоятельности и ясности. (Здесь кстати будет упомянуть о некоторых животных, чувства которых развиты гораздо выше, чем у человека, но зато связаны животным инстинктом.)
Возьмем в пример тебя самого. Я никогда не отказывал тебе в выдающихся душевных и умственных дарованиях, это видно, например, из моих постоянных упреков тебе за злоупотребление ими. Ты богато одарен природой, ты остроумен, тонкий ироник и диалектик, ты совершенно изучил искусство наслаждения жизнью, умеешь пользоваться минутой, ты чувствителен, бессердечен — все смотря по обстоятельствам, но при всем этом ты живешь минутой, твоей жизни недостает основной связи, и ты не в состоянии дать относительно ее надлежащего разъяснения. Итак, всякий, желающий постигнуть искусство наслаждения, нимало не ошибется, обратившись к тебе, тогда как желающий уяснить себе смысл и значение эстетической жизни — напротив. Обратившись ко мне, такой человек будет, пожалуй, скорее удовлетворен, несмотря на то что я далеко не так даровит, как ты. Дело в том, что ты связан самой жизнью своей по рукам и ногам, я же свободен как в определении эстетической, так и этической жизни: живя этической жизнью, я стою выше минуты. Даже самому малоспособному и незначительному человеку на свете присуще естественное стремление составить собственный взгляд на жизнь, уяснить себе ее смысл и цель. Эстетик в этом случае не исключение; взгляд же его на жизнь лучше всего резюмируется общим девизом эстетиков всех времен и родов: «Нужно наслаждаться жизнью». …У каждого, разумеется, могут быть различные понятия и представления о наслаждении, с основным же положением и необходимостью наслаждения в жизни согласны все. Условия для такого наслаждения, однако, находятся обыкновенно не в самом желающем наслаждаться жизнью, а вне его, или если и находятся в нем, то все-таки не зависят от него самого… Прошу тебя особенно заметить последнюю фразу — я недаром обдумал и взвесил в ней каждое слово.
Займемся же теперь, как сказано, кратким обозрением различных категорий эстетиков. Ты, впрочем, вероятно, недоволен тем общим определением эстетической жизни, которое я только что дал; отрицать его справедливость ты, тем не менее, конечно, не вздумаешь. Вполне понятно, что ты негодуешь на такое приобщение тебя к презираемым тобою профанам — я сам слышал не раз твои язвительные насмешки над людьми, не умеющими наслаждаться жизнью, самого себя ты, напротив, всегда причислял к первейшим мастерам этого искусства и в качестве такового рассчитывал, пожалуй, на особенную любезность с моей стороны. Возможно, конечно, что ты прав, и те профаны, с которыми ты не желаешь иметь ничего общего, действительно не умеют наслаждаться жизнью; тем не менее я принужден причислить тебя с ними к одной категории: у вас есть нечто общее — взгляд на жизнь, и это нечто настолько существенно, что небольшое различие в остальном не может иметь почти никакого значения. Право, нельзя не рассмеяться над твоим положением, мой юный друг, — тебя преследует какое-то проклятие: на каждом шагу ты встречаешь таких сотоварищей по искусству, с которыми не желал бы и знаться; ты, такой аристократ в искусстве наслаждения, поминутно попадаешь в такую дурную компанию! Да, в высшей степени неприятно, если жизненные воззрения человека ставят его на одну доску с первым встречным кутилой или спортсменом. Если и не приходится сказать того же о тебе, то потому лишь, что ты в известном смысле стоишь на высшей ступени эстетического развития. Что это так, докажу позже.
Как ни разнообразны различные категории эстетиков, все они имеют между собой то существенное сходство, что непременным условием принадлежности к каждой из них является не сознательное умственное или душевное развитие человеческой личности, а непосредственность. Разница в умственном отношении между эстетиками различных категорий может, таким образом, быть очень велика — среди них могут встретиться и образцы полнейшего скудоумия и гениальнейшие умы, но даже и в этих последних случаях ум имеет значение не сам по себе, а как непосредственный дар.