<…>
Итак, наш герой нашел для себя высшую форму, вернее высшее истолкование труда, нужное ему для личного своего удовлетворения; истолкование это: его труд — его призвание. Истолкование это является для него своего рода верительной грамотой на существование. Но теперь он хочет также, чтобы его труд имел значение и для других людей, иными словами, хочет «совершить нечто». Здесь ему опять грозит опасность заблудиться. Эстетик, например, скажет ему, что главное — сознавать в себе талант, совершить же или не совершить при этом что-нибудь — вопрос второстепенный. Затем герой наш может натолкнуться на человека, обладающего ограниченным практическим умом и воображающего, что он со своим бестолковым усердием совершает все, что только вообще можно совершить. Может он встретиться и с другим высокомерным эстетиком, который полагает, что совершить нечто — удел немногих избранников, что только некоторые великие таланты совершают нечто, все же остальные люди существуют по причине излишней производительности или расточительности природы. Ни один из поименованных людей, однако, не удовлетворит нашего героя своими объяснениями.
<…> Пусть же он обратится к этику. Этик скажет: «Все, что совершает или может совершить каждый человек, — это делать свое дело в жизни». Так, если бы совершать что-либо могли благодаря своим случайным преимуществам лишь некоторые избранники жизни, то скептическое воззрение на жизнь действительно восторжествовало бы. Дело, однако, в том, что каждый человек совершает, в сущности, одинаково много. Я не проповедую здесь безразличного отношения к жизни, но хочу лишь предостеречь людей относительно неосторожного обращения со словом «совершать», которое всегда вызывает твои насмешки. Ты говоришь даже, что «изучал интегралы, дифференциалы и учение о пределах специально для того, чтобы иметь возможность вычислить, как много совершил для общего блага образованный труженик, писарь в адмиралтействе». Советую тебе, однако, направлять твои остроумные насмешки на тех, кто вечно носится со своим «я» и выставляет его напоказ, а не употреблять их с целью исказить истинное значение понятий и слов.
Слово «совершать» обозначает отношение моей деятельности к чему-то, лежащему вне меня самого. Легко понять, что отношение это не во власти человека и что поэтому сказать: он «не совершает ничего» — можно с одинаковым правом и о человеке с величайшими талантами, и о самом незначительном субъекте. Нечего искать в моих словах выражения недоверия к жизни, в них скрывается, напротив, признание моей собственной незначительности и уважение к значению всех людей вообще. Исполнить свое дело может одинаково хорошо и великий талант, и самый незначительный человек, точно так же, как исполнить что-либо сверх того не в состоянии ни тот, ни другой. Совершить что-либо, следовательно, не во власти человека, но помешать себе совершить что-либо — вполне. Итак, пусть каждый откажется от высокомерной мысли совершить что-либо, пусть не тратит времени на тщеславные попытки и проверки себя, а просто и скромно делает свое дело; удастся ему совершить этим что-либо — его счастье, пусть он радуется ему, но не ставит себе в заслугу. Пусть также никто не ропщет на судьбу, не отчаивается, если счастье это, так сказать, не дается ему в руки. Представим себе бук: его дело расти, пускать побеги, выгонять листья и доставлять людям приятную тень. И вдруг он сказал бы себе самому: «Сюда, где мне приходится расти, некому и незачем приходить; я вечно буду стоять один, к чему же мне расти, к чему выгонять листья, что я совершу этим?» — и перестал бы делать свое дело. А между тем со временем пришел бы какой-нибудь путник и сказал: «Вот если бы это дерево было погуще, я мог бы отдохнуть в его тени!» Каково было бы дереву слышать это, будь оно вообще в состоянии слышать?
Каждый человек может, таким образом, совершить нечто — каждый человек может делать свое дело. Дело одного человека может существенно разниться от дела другого, но это ничуть не изменяет самого положения вещей, на основании которого у всякого человека есть свое дело и которое объединяет и равняет между собою всех людей. Поэтому даже тот, чье дело в жизни ограничивается развитием его собственной личности, даже он совершает в сущности не меньше всякого другого. «Но в таком случае, — скажут мне, — пожалуй, был прав и эстетик, высказавшийся за удовлетворение человека одним сознанием своего таланта?» — Нет, его ошибка состояла в том, что он остановился на эгоистическом определении сущности таланта, самовольно причислил себя к избранным, не хотел совершить «общечеловеческого», не смотрел на свой талант как на призвание. Подтверждаю поэтому высказанное мною убеждение ссылкой на любую молодую девушку: девушки, как известно, меньше всего предназначены совершать что-либо; пусть даже взятая нами в пример девушка будет несчастлива в любви, пусть, следовательно, у нее отнимут последнюю возможность совершить что-либо, но пусть только она развивает свою личность, и — она делает свое дело, то есть совершает не меньше всякого другого.
Итак, слово «совершать» тождественно словам «исполнять свое дело». Вообрази же себе человека, движимого глубокими и искренними чувствами, которому никогда и в голову не приходит размышлять о том, должен ли он и удастся ли ему совершить что-либо — упомянутые чувства бьют в нем ключом и проявляются в деятельности сами собой. Пусть, например, он будет оратором, проповедником или чем тебе угодно. Он говорит не для толпы, не для того, чтобы совершить нечто, нет, затаенные в груди его дивные звуки сами собой рвутся на свободу, и, лишь удовлетворяя их стремлению, может он чувствовать себя счастливым. Думаешь ли ты, что такой человек совершает меньше того, кто вырастает в своих собственных глазах при одной мысли о том, что он призван «совершить нечто», кто постоянно подогревает этой мыслью свою энергию? Возьми затем автора, никогда не думающего о том, будут ли у него читатели, или удастся ли ему «совершить что-либо» своим сочинением, но имеющего в виду одну истину, преследующего лишь выяснение истины, — совершит ли такой писатель меньше того, чье перо работает под непрестанным надзором и руководством мысли о том, что он совершает или намерен «совершить нечто»?
Странно, однако, в самом деле, что ни ты, ни я, ни сам герой наш, ни даже тот хитроумный эстетик не заметили, что и у нашего героя есть талант; но он у него есть, раз талант — призвание, а призвание есть у каждого человека. Выясняется это, впрочем, только теперь, когда герой усвоил себе верный взгляд на труд, на талант и на призвание. Да, вот как долго могут таиться в человеке несозревшие еще духовные способности; достигнув же известной точки развития, они проявляются сразу, во всей своей силе. Эстетик скажет, пожалуй: «Поздно! уж успели совратить человека; жаль!» Этик же, напротив, скажет: «Хорошо, что случилось именно так: теперь можно надеяться, что талант не будет для него камнем преткновения; он поймет, что человеку не нужно ни независимого положения в жизни, ни пятичасового подневольного труда, чтобы сберечь свой талант от враждебных влияний, иными словами — отнесется к своему таланту как к призванию».
И вот герой наш трудится, зарабатывает себе средства к жизни, и этот труд вполне удовлетворяет его, доставляет ему удовольствие; он следует своему призванию, делает свое дело, одним словом — словом, наводящим на тебя ужас, — «имеет свой кусок хлеба». Не раздражайся, в устах поэта это звучит куда красивее: «вместо позолоченных пряников детства» он получил «честный кусок хлеба». Затем… А затем что? Ты улыбаешься, ты уже подозреваешь что-то и ужасаешься моей прозаичности. «Да, — говоришь ты, — остается только женить его; сделай одолжение! Я ничего не имею против такого благочестивого намерения! Удивительно, какая благоразумная последовательность соблюдается в жизни! Сначала „кусок хлеба“, затем жена. Что до меня, то я лишь протестую против одного: пожалуйста, не величай своего клиента героем! До сих пор я все ждал, надеялся, не хотел еще махнуть на него рукой, но теперь… Извини, я вам не товарищ и не хочу больше слушать твоей истории! Человек, у которого есть верный кусок хлеба и жена, может быть очень почтенным господином, но, надеюсь, он не претендует на имя героя?!» Итак, по-твоему, чтобы заслужить имя героя, человек должен совершить что-нибудь необычное? В таком случае перед тобой открывается блестящая перспектива! Представь, однако, что надо много мужества для того, чтобы решиться остаться обыкновенным человеком и делать самое обыкновенное дело; тот же, кто обнаруживает много мужества, мне кажется, имеет все права назваться героем. Вообще при выдаче диплома на звание героя следует обратить внимание не столько на то, что́ совершает человек, сколько на то, как он это совершает. Один может покорить целые народы и царства и все-таки не быть, в сущности, героем, другой может выказать геройство, победив только самого себя. Один проявляет свое мужество в деяниях необычайных, другой — в самых обыкновенных. Вся суть в том, как он делает свое дело. Ты не станешь, конечно, отрицать, что герой наш уже проявил предыдущими своими поступками наклонность быть не совсем обыкновенным человеком, и поэтому я еще не могу быть за него вполне спокойным. На этой наклонности ты, вероятно, и основывал свою надежду на то, что он окажется в конце концов настоящим героем, а я по той же причине опасался, чтобы из него не вышло сумасброда. Я был к нему, таким образом, столь же снисходителен, как и ты, — я надеялся на него настолько, что с самого начала назвал его «героем», хотя и не раз боялся, что он окажется недостойным этого титула. Если же мне удастся женить его, я спокойно и радостно сдам его с рук на руки жене. Он вполне заслужил своей предыдущей строптивостью, чтобы его отдали под особый надзор. Надзор этот как раз и возьмет на себя его жена, и все пойдет хорошо: стоит ему только выказать поползновение быть необыкновенным человеком, жена живо вернет его на надлежащую дорогу, и ему таким образом удастся заслужить имя героя без всякого шума. Женив моего героя, я могу и покончить с ним, если, впрочем, он сам не почувствует ко мне особенного влечения и дружбы, на которые я охотно отвечу под условием, что он будет продолжать свое геройское шествие по пути жизни. Он увидит тогда во мне верного друга, и наши отношения не будут лишены известного значения. С тем, что ты к этому времени окончательно махнешь на него рукой, он, вероятно, сумеет примириться тем легче, что сам почувствует, насколько было бы неестественно и потому подозрительно твое участие к нему после того, как он не оправдал твоих надежд и женился. Мне же останется только поздравить его с таким счастьем, какого от души желаю всем женатым людям.