Например, я помню, что стало с двумя парнями. Им не повезло, по армейским меркам, даже с фамилиями: одного звали Майорчик, а второго Склизкоущенко. Склизкий был в роте обслуживания, а Майорчик в роте РТВ, которая «закрывала границу СССР от вторжения с воздуха» (с). Так вот, Майорчик призывался в армию в одно со мной время с весом в районе ста пятнадцати килограммов. Когда я уезжал в военное училище, он весил что-то в районе шестидесяти пяти – семидесяти килограммов. При этом он никак не мог вспомнить, как меня зовут, и называл меня то «Колей», то «Лешей», то как-то еще. Это был человек с отбитой головой, тощий, как карандаш, ожидающий операцию на сломанном копчике.
Второй, Склизкоущенко, был настолько избит, что у него почти не осталось во рту зубов. Он носил в кармане осколок стекла от разбитых очков, который доставал и вставлял в оправу, когда ему нужно было посмотреть на этот мир. Он был настолько уже забит, что ему стало наплевать, бьют его или нет. Я первый раз в жизни увидел, что человека можно допинать до такой степени, что ему становится безразлично, что с ним сделают еще. Когда его заставляли работать, он мог сказать: «А я не буду». Его били, он падал, его пинали ногами, потом от него отставали, а он садился, отряхивался, выплевывал очередной выбитый зуб и сидел на земле, тупо глядя перед собой.
Я смотрел на всё это скотство и понимал: если это – армия народа, то мы – не народ. Мы – контингент концлагеря, которым была вся страна. Потеряв свою Веру, мы потеряли свое лицо, свое подобие Божие и стали превращаться в то, во что нас пытается превратить диавол. Мы превратились в животных, безвольное, послушное стадо… мне больно это говорить, но по сию пору мы еще не очнулись от этого стадного оцепенения.
Тогда эти глубокие мысли меня не посещали, они пришли позже, но я навсегда запомнил всё, что было со мной и вокруг меня, когда был солдатом. Когда я, здоровый, крепкий парень, который побеждал в куче турниров, который точно знал, что если попадет прямым в голову, то человек не проснется еще минимум пять-семь минут, вдруг понимал, что меня охватывает ужас от того, что старослужащие могут, например, забрать у меня шапку – я сам не верил себе. Я стоял, комкал ее в руках и не понимал, откуда во мне столько позора, откуда этот животный унизительный страх? А это был животный страх толпы, когда вся толпа мяла эти шапки, и ты подчинялся общему ужасу.
Ничего ужаснее этого нет и не важно, для каких целей соберется эта толпа – она ущербна хотя бы потому, что именно в ней мы теряем собственное лицо, становясь безликой массой. Войско Христово, это когда каждый в нем Герой, и он не за спиной своих товарищей, а лишь плечо к плечу и с Богом в сердце, а это лишает права на ошибку и точно указует направление движения.
Люди, которые рассказывают о своих залихватских поступках в армии, либо действительно являются мегагероями, которых я, к сожалению, не видел в своей жизни, либо они искренне врут, желая казаться теми, кем они не были, сами свято веря в свое вранье. Армия образца Советского Союза конца семидесятых – начала восьмидесятых годов – это ужас. Я был поражен тому количеству убитых и искалеченных в мирное время ребят, которых вывозили снова и снова из нашей части на моих глазах. Забитых до смерти ногами, с отказавшими почками, с переломанными ребрами…
Скажу более того, совсем страшную вещь: был и гомосексуализм в нашей части. Это уже вообще ни в одни ворота не лезло. И поразительная вещь, этим грешили исключительно люди нерусские. Не хочу ничего разжигать, но я говорю только о том, чему сам был свидетель в той конкретной части, где мне довелось служить.
Когда я уходил в военное училище, сержант-старослужащий сказал мне: «Андрюха, стань настоящим офицером, а не одной из тех свиней, которые всё это допускают». Это сказал сержант, который понимал, что ответственность за всё несут офицеры, которым было выгодно вот это безропотное, забитое, зачуханное войско. Которое, если ему приказать умереть, умрет от страха перед тем, кто ему отдал приказ.
Вот почему я сторонник профессиональной армии. Вот почему я совершенно уверен, что стрелять и воевать должен уметь каждый Русский парень, но оставаясь в мирное время в статусе резервиста. Когда всё военное обучение происходит в ходе школьного НВП, кратковременных сборов, организуемых регулярно в течение всего времени, пока мужчина остается военнообязанным. А в случае военного конфликта резервист в соответствии со своим образованием и опытом становится партизаном, солдатом или офицером в регулярной армии.
Чему сейчас можно научить солдата за год призыва? Шагать строем и правильно держать в руках лопату БСЛ 110? Да это смешно! При этом сколько судеб оказывается покалеченными просто так, ни за что.
Служить в армии – это призвание. Это то, что должно быть в сердце человека, сознательно выбравшего себе военную службу в качестве работы, потому что любить эту работу очень сложно, а заставить кого-либо ее полюбить невозможно в принципе. Сколько несчастных людей мается там, в российской армии, офицерами и прапорщиками от безнадежности! Когда их спрашиваешь, что они там делают, часто слышишь в ответ: «А куда мне пойти, ну не в „пожарку“ же?.. Работать всё равно не буду…» Тихий ужас!
Но мне пришлось встретить однажды и поразительного человека. Мы ехали вместе в поезде со старшим лейтенантом, который писал какие-то конспекты. Я спросил у него, где он служит. Он ответил, что служит в РВСН – в ракетных войсках стратегического назначения. Подумал, помолчал, а потом добавил: «Мой отец – генерал, и дед тоже был генералом. И я буду очень стараться, сделаю всё, чтобы им стать». И видно, что парень – не «позвоночник», когда карьера делается по звонку откуда-то сверху, а человек, свято понимающий свое предназначение и осознающий свою необходимость Родине, которой он служит, профессии, которую выбрали его деды. Понимающий, что он плоть от плоти своих предков, он генетически заточен на военную службу и успех в ней. Вот такие парни нам нужны в армии. А не те, которых оторвали от кафедры в высшем учебном заведении, от любимой работы, да Бог с этим – оторвали от семьи, и закинули на год в казарму. Он там мается, на него списали несколько тонн пшенки, портянок и тому подобного, пополнив армейскую коррупционную ёмкость. Зачем он там нужен? Резервист – да, стране нужен, солдат срочной службы – уже нет, время не то. Генералы готовятся к прошлой войне (с)… Вторая мировая уже прошла.
Нам не нужен такой объем постоянно находящихся в казармах военнослужащих, мы можем сэкономить безумное количество денег, если создадим профессиональную армию из офицеров, прапорщиков и сержантов контрактной службы, которая будет при этом в состоянии прекрасно выполнить все задачи, стоящие перед возможным театром боевых действий. А сегодня эти задачи относятся исключительно к сфере локальных конфликтов. Нам нужны сильные войска пограничной службы? Да, нужны. Но нам не нужны крупные танковые соединения и укрепрайоны. С какой целью? Куда это мы собрались идти «свиньей»? Что за непреодолимая эшелонированная оборона стоит у нас впереди в условиях наличия оружия массового поражения и высокоточного оружия, часто космического базирования? Что мы собрались оккупировать или оборонять этими танками? Вспомните, как они горели в Грозном, в первой кампании. А теперь вспомните, как действуют США в Югославии, Ираке, Афганистане – крылатые ракеты с обедненным ураном, космические центры наведения с точностью попадания до одного метра.
Сегодняшняя геополитическая обстановка такова, что нам нужны войска стратегического назначения, такие, как войска химической защиты, ракетные войска РВСН, авиация и специальные подразделения. Как сегодня воюют американцы? Они воюют высокоточным оружием, деморализуя противника, стерилизуя поле боя и лишь потом начиная наземную операцию по зачистке. И даже при этом рационализме, как только они начинают сухопутные операции с участием большого количества живой силы, то и у них начинается маразм, ошибки командования, и даже хорошо обученные и оснащенные американцы начинают гибнуть, потому что они воюют на чужой земле, с людьми, спасающими свой дом.
В силу пораженческой внешней политики мы «потеряли» вероятного противника (дожили), тотально потеряв международный вес и авторитет, сегодняшняя Россия не имеет стратегических партнеров, не состоит в военных блоках… Волею судеб, нам сегодня нечего делать за пределами нашей Родины. А значит, вполне хватит для защиты своей территории костяка профессионалов и в случае войны, – армии, набранной именно из резервистов. Я уверен, что если только сапог натовского солдата (а другие нам не грозят) перешагнет нашу границу, подавляющее большинство Русских парней возьмет в руки как минимум топор, а потом и трофейную винтовку М16-А1. И вот здесь Русского мужика не победить. Как говорил в свое время Бисмарк: «Воевать с Русскими бессмысленно».
На сегодняшний день существование призывной армии является очевидным «рудиментом» и ошибочным решением, которое, тем не менее, поддерживается в силе только потому, что в связи этим огромная часть военного бюджета исчезает в недрах армии, как в бездонной яме, оказавшись списанной на солдатиков срочной службы, которые при этом еще и работают бесплатно на своих командиров или сдаются ими внаем, я это видел своими глазам. Но были и вопиющие случаи, когда офицеры на Кавказе продавали солдат местным жителям в качестве рабов! Сколько сейчас таких проданных в рабство солдат сидят в зинданах, пасут овец, обжигают кирпичи, мостят дороги… Где та Родина и где то государство, твою мать, которое обязано бороться за каждого из своих граждан?! Попробуйте тронуть американца – шестой флот через сутки будет стоять у берегов той страны, которая посмела обидеть гражданина США, попробуйте своровать израильского гражданина и срок давности на ваш отстрел будет отменен. Вот за такую Родину хочется душу положить, как за други своя, а за наше сегодняшнее государство хочется сдать анализы на яйца глист.