ся данного события и итогов его? Если же я провожу день за днем в зале, если физически я более чем подготовлен, если мой опыт подсказывает мне, что шансы на Победу велики, то моя драка – это поверженные враги, пристыженные хамы и агрессоры, это Победа над подлостью и низостью! ДА Я ЖДУ ЕЁ, ЭТУ ДРАКУ, предвкушая Победу! Смиренно опасаясь лишь одного – не впасть в сладострастие, не впасть в гордыню, положившись на Промысел Божий, а не искать повода для драки, поверьте, она сама вас найдет, как пожар призывает пожарника.
…Так и смерть: для грешного, подлого, а значит ничтожного человека – это пропасть, за которой мрак и ужас, и нет шансов, и нет сомнений в приговоре, как бы ни врал он себе обратного. Человек, потрудившийся для людей, добрый, искренний, честный человек, живший по совести и Закону Божьему, обретает надежду на Спасение и теряет страх смерти, оставаясь лишь со Страхом Божьим, когда он опасается лишь одного – подвести опрометчивым поступком Отца Небесного, как ласковый сын не хочет опечалить доброго родителя своего…
Разобраться в том, что для вас жизнь, можно лишь поняв, что для вас смерть, начав с того, что для вас драка. Трудитесь над собой денно и нощно, тренируйте своё тело, свой дух, но прежде всего тренируйте свою Душу молитвой и Постом, обретая правду жизни, которая и есть смирение («…поиск правды и жизнь в правде – жизнь в Боге», – Схиархимандрит Иоаким (Парр)). И тогда смерть станет фактом вашей долгожданной встречи с Создателем в райских кущах. Но как нельзя искать драки, так и никто не смеет торопить Промысел Божий, и каждому свой смертный час лишь по Воле Его!
Уместно вспомнить очень душещипательную историю, которую я часто привожу в пример: Божьей милостью я знаком с Владыкой Проклом, он был пострижен в монахи еще достаточно молодым человеком, и как самому молодому представителю братии ему доверили убирать после службы монастырский храм. А он стоял на горке, окна большие, солнышко светит, внутри никого. «А я, – рассказывает владыка, – только что исповедовался, причастился, и навел порядок. Сел на лавочку, и тепло мне, и светло, радостно, и я думаю: вот бы сейчас умереть!»
Так получается, что когда на душе покой, когда грех побежден, когда человек исповедался и причастился Святых Христовых Таин, он смотрит за этот страшный рубеж с радостью и ликованием, потому что не ждет ничего, кроме того вселенского счастья, которое есть жизнь в Боге, – Рай! А она ждет нас даже по смерти своей, потому что душа – вечная, и, потрудившись над ее очищением от греха собственного и первородного, мы получаем надежду на спасение и вечное пребывание рядом с Богом.
Ничего от себя я в этой связи добавить, наверное, не решусь, потому что не так трудолюбив, как владыка Прокл, далеко не так крепок в Вере, как он, и надеюсь только на одно: что Господь меня милует за то, что я стремлюсь к тому счастью, которое называется смирением (поиск правды и жизнь в ней). К тому счастью, которое называется Верой и праведной жизнью в исповедании своих грехов и покаянии.
Мы – люди далеко не верующие, повторял это неоднократно и повторю еще раз, мы – люди, стремящиеся к Вере и уповающие на Господа. Потому что будь моя Вера размером с маковое зерно, и открылось бы мне Царствие Небесное, сказал бы горе: сдвинься и сдвинулась бы… (с). Если бы это было так, то, имея эти зерна, все бы уже почивали в нем. Что-то мне подсказывает, что не все сейчас там, а значит, еще стоит потрудиться. И я, памятуя пример Батюшки Серафима Саровского, прошу у Господа: дай мне, Господи, еще минутку покаяться, еще минутку что-то сделать для своей бессмертной души, чтобы без ужаса думать о своем последнем часе и не стыдиться своей никчемной жизни! И думать о том, что есть у меня повод надеяться на снисхождение ко мне со стороны Создателя.
Искать утешения либо какого-то отдыха в смерти могут люди слабые. Потому что шанс физической жизни – это тот самый случай, когда ни секунды без духовного свершения, ни секунды без попытки улучшения себя, а через себя – улучшения всего, что тебя окружает. И отдых тут – столь неуместное понятие, что иначе как трусостью его и назвать-то сложно. Трусостью перед жизнью, перед ее испытаниями, перед тем грузом, который Господь по силам нашим – и только по ним – кладет на наши плечи. И люди, отдающие свою жизнь по своему решению, уходящие по собственной воле, никогда не хоронились на кладбищах и не отпевались. Потому что это были предатели той миссии, которая была на них возложена. Нет большего греха, чем суицид, оскорбление Бога трусостью перед жизнью, поскольку в этом грехе нельзя покаяться. И попытка сбежать из этой жизни ведет к более страшным событиям, которые есть бездна кромешная.
Праведники же, уходящие в вечность, уходят туда с тем же страхом, потому что никто не знает, что его ждет, и впереди неминуемые мытарства. И в этом есть великий промысел. Потому что остановиться в Подвиге смирения нельзя ни на секунду, а остановившись, можно погрязнуть в гордыне. Примером тому может являться Франциск Ассизский, который утверждал, что не знает за собой ни одного греха, а потому безгрешен он, и одно из величайших произведений в католицизме – «Цветочки» Франциска Ассизского, произведение, которое являет собой надменный пример «праведной» по их представлениям жизни. Мы же, люди Православные, всегда находим, в чем нам еще потрудиться, и Церковь наша Христова идет именно от Спасителя, и не было в ней изменения со дня ее основания, кроме тех живых дополнений, которые еще более подтверждали и подчеркивали каноническую неприступность той твердыни, которая называется Православием – ортодоксальной Церкви, во главе которой стоит сам Бог и никто иной.
– Сформулируйте, пожалуйста, наиболее разумное и правильное, с христианской точки зрения, отношение к смерти, как вы его понимаете. И насколько, на ваш взгляд, естественны и необходимы испытываемые обычно человеком трепет, страх, ужас перед собственной кончиной, и в каких пределах их необходимо удерживать?
– Отсутствие боязни по отношению к смерти своей или чужой есть загрубление, это попытка спрятать тонкие струны своей души за броней отчуждения, за тем охранительным торможением, о котором мы говорили в самом начале. При этом мы вычеркиваем из действительности понятие смерти как таковое, заменяя его визуальным рядом или картинкой. Если вас не трогает по-настоящему картина чужой смерти, то, значит, вы потеряли то пламенное сердце, которое сострадает всему, что уходит, мучается, страдает. А, значит, вы перестаете быть тем существом, которое стремится к Богу, сострадающему всем нам. Человек обязан уподобляться Богу, потому что он создан по Образу и Подобию Его.
Именно в неизбежности смерти заключается интрига человеческого бытия. Дело в том, что мы понимаем конечность нашей физической жизни, и страх смертный неспроста живет в нашей душе, а для того, чтобы не было большей мотивации для человека, чем успеть за короткое время земной жизни оправдать свои надежды на спасение в жизни вечной, не тратить силы и время на суету мелочного бытия, не совершать непростительных ошибок, и проживать каждый день, как последний. Православный человек помнит о смерти каждый день. Не потому, что он трус, а потому что понимает, что никто не дал ему права надеяться на то, что у него будет еще один день сверх того, что отвел Господь. Что вновь сложится ситуация, когда он сможет пренебречь теми вещами, которые пренебрежения не терпят. Когда он может переступить через те рамки поведения, через те канонические устои, которые есть жизнь в Церкви Христовой. И этот страх смертный – не ужас перед неизбежной кончиной и алчное, эгоистическое представление о том, что счастье где-то закончится, а ты пирожного не доел, и это всего лишь мерило того, что ты что-то не успел доделать в высшем смысле этого слова. И в этом и есть ужас, потому что нет большей несвободы, чем смерть. Потому что тогда ваш экзамен безвозвратно закончен, а пересдача невозможна.
И всегда есть сомнения: а сдал ли? А оценка какова? Ответ на этот вопрос мы получим в этом случае только единственный раз – в итоге Страшного Суда, и никто не скажет, насколько страшным он будет для вас, потому что никто не знает, каким он будет для всех остальных людей, ушедших в вечность. Вот поэтому, каждый день памятуя о смерти, мы идем к жизни. К жизни, которая находится в рамках наших представлений о жизни праведной. Либо мы нарушаем эти рамки и с горечью осознаем всю свою слабость и никчемность, всю свою человеческую несостоятельность.
Стоит, впрочем, внести уточнения: мы имеем страх смертный, как мотивацию к нашему развитию, а не как липкий ужас жертвы под ножом палача. В таком случае это страх перед врагом физическим, а не смирение перед Отцом Небесным, и тут он, страх, есть оружие диавола, и нет этому страху перед врагом места в нашем сердце! Если он селит в вашу душу ужас и оцепенение перед каким-либо событием, даже перед смертью, то не позволяет быть свободными, а Господь делает нас свободными для того, чтобы мы имели право выбора. И верующий человек – свободен. Хотя бы даже в том, чтобы «…положить Душу свою за други своя, и нет больше той любви» (Ин. 15, 13).
В этом есть некое противоречие: с одной стороны – страх смерти, который каждый Православный человек должен ощущать каждый день, для того, чтобы не забывать о суетности мира и суетности того времени, которое дано нам на планете Земля. И в то же время – великая свобода, которая позволяет нам принимать решения, сообразуясь со своими представлениями о добре, зле, о должном и о недопустимом. И вот где-то на середине между этими понятиями находится наша душа, одновременно смиренная перед Богом – и сражающаяся, и воинствующая по отношению к греху и врагам Родины.
Еще раз говорю, было бы крайне неправильно, если бы именно безотчетный страх поселился в вашем сердце. Все герои, просиявшие в истории Русского народа, имели страх. Потому что я не верю, что наши богатыри, витязи Православные из далекого и из недавнего прошлого были людьми умственно неполноценными. Я верю, что они осмысленно явили величие Духа, которое перешагивает через собственное самосохранение во имя высшей цели, которую они для себя ставили. И именно поэтому инок Александр Пересвет не имел ничего на себе из доспехов, кроме схимы, прекрасно понимая, что скачет навстречу честной кончины своей! Но этим своим Подвигом и пролитой кровью он вдохновил войско на поле Куликовом, которое одержало одну из величайших побед в истории Русского оружия.