Нет избавления! Так, без сомнения, было угодно
Зевсу и сыну его стреловержцу, которые раньше
Мне помогали всегда. Но теперь злая участь настигла!
Что ж, не без боя же я в прах земной упаду, не без славы;
22:305
Всё же великий свершу подвиг, в память потомкам грядущим!»
Так он сказав, вырвал меч изощрённый из ножен прекрасных,
Слева на мощном бедре он висел, меч огромный, тяжёлый;
С места рванулся вперёд, как орёл в выси неба парящий,
Если пикирует он прямо в степь из-за туч тёмно-сизых:
22:310
Нежного хочет увлечь он ягненка иль робкого зайца.
Так Гектор полем летел, потрясая мечом смертоносным.
Бросился и Ахиллес на врага, бурным гневом наполнясь.
Грудь он себе прикрывал своим дивным щитом испещрённым,
На голове его шлем яркий четырёхбляшный при беге
22:315
Пышную гриву волной золотую колышет: Гефестом
Густо разлита она вокруг шлема на гребне высоком.
Как между звёзд остальных средь мрака ночного сияет
Геспер, что ярче других звёзд на небе, и всех он прекрасней, —
Так наконечник копья Ахиллеса сверкал изощрённый.
22:320
Правой рукой потрясал он копьё, горе Гектору нёс он,
Место на теле ища: где открыто для верных ударов.
Только всё тело его меднолатные скрыли доспехи,
Те, что добыл он, когда одолел мощь героя Патрокла.
Лишь, где ключицы его, где гортань плечи с шеей смыкает,
22:325
Тело открылось чуть-чуть; рана в месте том – быстрая гибель.
И, налетев, Ахиллес там копьём поразил Приамида;
Прямо сквозь шею прошло смертоносное страшное жало.
Только гортань не совсем пересёк сокрушительный ясень,
Чтоб умирающий мог перед смертью сказать своё слово.
22:330
Грохнулся в пыль Приамид. И вскричал Ахиллес, торжествуя:
«Гектор! Патрокла убив, ты надеялся целым остаться?!
Страх потерял и меня позабыл, лишь от битв отошёл я?!
О, безрассудный! В тылу, за судами ахейскими, мститель
Был у Патрокла, – то я, что тебя несравненно сильнее.
22:335
Я, что колени тебе сокрушил! Твоё тело с позором
Птицы и псы разорвут, а его – похоронят ахейцы».
Еле дыша, отвечал шлемоблещущий Гектор Пелиду:
«Душами предков твоих, самой жизнью тебя заклинаю,
Не отдавай ты меня на терзание псам мирмидонским!
22:340
Золота, меди возьми, сколько хочешь; что хочешь, потребуй;
Щедро одарят тебя и отец мой, и мать дорогая.
Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки
В доме предали огню, честь последнюю мне воздавая».
Мрачно взглянув на него, отвечал Ахиллес быстроногий:
22:345
«Зря ты колени мне, пёс, обнимаешь и молишь родными!
Если бы волю я дал гневу, – сам тебя рвал бы на части,
Мясо сырым бы твоё пожирал! Вот что ты, пёс, мне сделал!
Нет, уж поверь мне: никто от твоей головы не отгонит
Псов кровожадных! И пусть даже в десять, и в двадцать раз больше
22:350
Пышных даров привезут мне и столько ж ещё обещают;
Даже и тело твоё пусть прикажет на золото взвесить
Сам Дарданид, царь Приам, — и тогда на одре погребальном
Мать не оплачет тебя, сына, в муках рождённого ею;
Но только птицы и псы растерзают твой труп без остатка!»
22:355
Дух испуская, ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Знаю тебя хорошо. Ожидал, что мольбы бесполезны.
Видно, в груди у тебя, сын Пелея, железное сердце.
Но берегись, чтобы я не навлёк на тебя гнев бессмертных
В день, когда Феб Аполлони и Парис-Александр, ловкий лучник,
22:360
Сколь ни могуч ты, сразят и тебя у ворот наших Скейских!»
Слово он кончил едва, как глаза Смерть окутала мраком.
Тихо душа через рот улетела, спустилась к Аиду,
Плача о доле своей, покидая и силу и юность.
Только и мёртвому всё ж отвечал Ахиллес быстроногий:
22:365
«Ну, так умри ты сейчас! Я же смерть свою встречу, когда мне
Зевс громовержец пошлёт и бессмертные боги! Не раньше».
Так он сказал, и копьё медножальное вырвал из трупа.
Бросил в сторонку его и доспех снял кровавый, трофейный.
Тут подбежали к нему и другие ахейские мужи.
22:370
Всех изумляли и рост и красивое Гектора тело.
И, приближаясь, пронзал его каждый копьём длиннотенным.
Так говорили они, усмехаясь, взглянув друг на друга:
«Стал несравненно теперь Гектор мягче на ощупь, чем раньше,
В день, когда нам корабли поджигал он огнём ненасытным!»
22:375
Так говорили они, подходя, в тело копья вонзая.
Тело его, между тем, обнажив, Ахиллес быстроногий
Встал средь ахейцев, и к ним обратился с крылатою речью:
«Други, герои, вожди! Вы, бесстрашные слуги Ареса!
Боги бессмертные мне победить наконец-таки дали
22:380
Мужа, который принёс больше зла нам, чем прочие вместе.
Не попытаться ли нам теперь города стены изведать
Силой оружия? Что нам на это ответят троянцы?
Бросят ли город они после гибели сына Приама,
Или же драться рискнут, даже если вождя их не стало?..
22:385
Впрочем, зачем же сейчас моё сердце тревожится этим!?
Мёртвый лежит у судов, не оплаканный, не погребённый,
Друг мой любимый Патрокл! Не забуду его я, покуда
Между живыми хожу и подошвами землю тревожу!
Если же люди умрут и теряют всю память в Аиде,
22:390
Буду я помнить и там моего благородного друга!
Лучше, ахейцы, сейчас мы победную песню исполним
И повлечём к кораблям быстролётным кровавое тело.
Славу добыли уж мы! Нами свержен божественный Гектор!
Трои сыны на него, как на бога, молились в сраженьях!»
22:395
Тут вдруг для Гектора он недостойное дело задумал:
Сам на ногах у него проколол тело у сухожилий
Возле лодыжек и пят, и, продев там ремни, – к колеснице
Тело его привязал, голова чтоб в пыли волочилась.
Встал в колесницу, доспех, напоказ поднимая, прекрасный,
22:400
Плетью ударил коней. Полетели послушные кони.
Пыль тут столбом поднялась над землёй от влекомого тела;
Чёрные кудри в пыли растрепались; прекрасная прежде,
Бьётся в пыли голова Приамида. Врагам Олимпиец
Дал надругаться над ним после смерти в его же отчизне!
22:405
Вся голова у него почернела от грязи. Гекуба
Волосы, плача, рвала уж седые, с себя дорогое
Сбросила прочь далеко покрывало, рыдая о сыне.
Горько рыдал и отец престарелый. И граждане тоже
Подняли горестный плач; всюду в городе плач раздавался.
22:410
Будто бы весь Илион снизу доверху, с края до края,
Весь был охвачен огнём, пожирающим пламенем грозным!
Стражи держали с трудом исступлённого горем Приама:
Рвался из города он, за ворота Дарданские, в поле.
Он отпустить умолял, падал в изнеможенье на землю,
22:415
Всех он просил, называл он по имени каждого мужа:
«Други, пустите меня одного, не заботясь, пустите
Выйти из города! Я лишь пойду к кораблям мирмидонским;
Буду убийцу молить, сердцем мрачного мужа, злодея.
Может быть, сжалится он над годами моими, над дряхлой
22:420
Старостью: он ведь как все, – человек, ждёт отец его дома,
Старец Пелей, что его породил и взлелеял на горе
Гражданам Трои, стократ – к жесточайшему горю Приама!
Сколько сынов у меня он похитил во цвете их жизни!
Плачу о каждом из них, но об этом одном – больше прочих,
22:425
Скорбь о котором сведёт меня скоро в обитель Аида!
О, милый Гектор! Хотя б на руках ты отцовских скончался!
Души б насытили мы, над усопшим рыдая и плача,
Мать, что тебя родила, горемычная, также и сам я!»
Так говорил он в слезах. Горожане с ним вторили плачу.
22:430
Горестный вопль подняла средь унылых троянок Гекуба:
«О, сын мой милый, зачем злополучной мне жить для страданий,
Если тебя уже нет?! Дни и ночи в родном Илионе
Славой моею ты был! Был всеобщей надеждой, защитой
Жён илионских, мужей! Все тебя принимали, как бога!
22:435
Чтили при жизни тебя, был ты нашей великою славой!
Но и тебя злая Смерть с горькой Участью всё же настигли!»
Так говорила в слезах. Но ещё не слыхала супруга
Гектора вести о нём; не явился ещё в дом к ней вестник,
Весть объявить, что супруг за воротами в поле остался.
22:440
В дальнем покое дворца она ткала прилежно двойную
Цвета пурпурного ткань, рассыпая цветные узоры.