Илиада — страница 18 из 92

Наземь троянец упал, и доспехи на нем зазвенели.

Сын Гармонида Тектона Ферекл умерщвлен Мерионом.

Был он руками во всяких художествах очень искусен,

Так как, средь всех отличая, его возлюбила Афина.

Он и Парису когда-то суда равнобокие строил, —

Бедствий начало, погибель навлекшие и на троянцев,

И на него: не постигнул судеб он богов всемогущих.

Гнал Мерион пред собою его и, настигнувши, пикой

В правую сторону зада ударил; глубоко проникло

Острое жало в пузырь под лобковую кость; на колени

С воплем упал он, и смерть отовсюду его охватила.

Мегес Педея убил, Антенорова сына; побочным

Сыном он был у отца, но его воспитала Феано

Нежно, с своими детьми наравне, в угождение мужу.

Близко нагнавши его, Филеид, знаменитый копейщик,

В голову острою пикой ударил Педея с затылка;

Медь, меж зубов пролетевши, подсекла язык у Педея;

Грянулся в пыль он и стиснул зубами холодное жало.

Евемонид Еврипил поразил Гипсенора героя,

Долопионова сына; служителем бога Скамандра

Был его храбрый отец и, как бог, почитался народом.

Гнался за ним Еврипил, блистательный сын Евемона,

И на бегу по плечу его правому смаху ударил

Острым мечом, и отсек Гипсенору тяжелую руку.

Наземь кровавая пала рука, и глаза Гипсенору

Быстро смежила багровая смерть с многомощной судьбою.

Так подвизались вожди аргивян в том сраженьи могучем.

Но о Тидиде узнать не сумел бы ты, с кем он дерется, —

Держит ли руку троян конеборных, иль храбрых ахейцев.

Он по равнине носился подобно реке многоводной,

Вспухшей от зимних дождей, разрушающей бурно плотины;

Бега ее задержать никакие плотины не в силах,

Бьет через ограды она виноградников, пышно растущих,

Разом нахлынув, когда Молневержец дождем разразится.

Много в ней гибнет прекрасных творений людей работящих.

Так пред Тидидом густые фаланги троян рассыпались

И не могли устоять перед ним, хоть и было их много.

Только лишь Пандар, блистательный сын Ликаона, увидел,

Как, по равнине носясь, пред собою он гонит фаланги,

Тотчас из гнутого лука наметившись в сына Тидея,

В правое прямо плечо поразил набегавшего мужа,

В выпуклость панцыря. Панцырь стрела Диомеду пробила

И пронизала плечо напролет, окровавив доспехи.

Громко воскликнул, ликуя, блистательный сын Ликаона:

«Духом воспряньте, троянцы, коней погонятели быстрых!

Ранен храбрейший ахеец! Недолго, я думаю, сможет

Он со стрелою бороться могучею, ежели в Трою

Вправду меня из Ликии прибыть побудил Дальновержец!»

Так говорил он, хвалясь. Но Тидида стрела не смирила.

Он отступил к лошадям и к своей колеснице блестящей,

Стал возле них и сказал Капанееву сыну Сфенелу:

«Встань, дорогой Капанид, на мгновенье сойди с колесницы,

Чтобы стрелу у меня из плеча заостренную вынуть».

Так он сказал. И Сфенел соскочил с колесницы на землю,

Стал за спиной и стрелу из плеча его вытянул сзади.

Кровь побежала ручьем через панцырь плетеный Тидида.

Громко взмолился тогда Диомед, воеватель могучий:

«Неодолимая дочь Эгиоха-Зевеса, внемли мне!

Если ты мне и отцу благосклонно когда помогала

В битве пылающей, будь и теперь благосклонна, Афина!

Дай мне убить, подведи под копье мое мужа, который

Ранить успевши меня, горделиво теперь возглашает,

Что уж недолго придется мне видеть сияние солнца».

Так говорил он, молясь. И его услыхала Афина.

Сделала легкими члены, — и ноги, и руки над ними:

Стала вблизи и к нему обратилась с крылатою речью:

«Смело теперь, Диомед, выходи на сраженье с врагами!

В грудь я тебе заложила отцовскую храбрость, какою

Славный наездник Тидей отличался, щита потрясатель.

Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде;

Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,

Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,

Против бессмертного бога не смей выступать дерзновенно,

Кто бы он ни был. Но если Зевесова дочь Афродита

Ввяжется в битву, без страха рази ее острою медью!»

Так говоря, отошла совоокая дева Афина.

Сын же Тидея немедля в ряды замешался передних.

Если и прежде пылал он желаньем с троянцами биться,

Втрое теперь у него, как у льва, увеличилась сила, —

Льва, что в деревне, ограду двора перепрыгнув, слегка лишь

Ранен среди шерстоносных овец пастухом. Только больше

Силы прибавилось в нем, и пастух, защитить их не смея,

Спрятаться в доме спешит, покидая смятенное стадо.

Грудами по двору всюду лежат распростертые овцы.

Лев распаленный назад чрез высокую скачет ограду.

Так ворвался Диомед распаленный в фаланги троянцев.

Был Астиной им повергнут и пастырь народов Гипейрон.

Первого в грудь над соском он сразил медножальною пикой,

А у второго, огромным мечом по ключице ударив,

Вмиг от спины и от шеи плечо отрубил. И немедля,

Бросивши их, Диомед на Абанта напал с Полиидом,

Евридамантом рожденных, разгадчиком снов престарелым.

Им пред отходом отец их не смог разгадать сновидений.

Наземь поверг их Тидид многомощный и снял с них доспехи.

После пошел он на Ксанфа с Фооном, рожденных Фенопом,

Нежно любимых отцом. Удручаемый старостью грустной,

Сына другого Феноп не родил, чтоб наследство оставить.

Их Диомед умертвил и у братьев, — того и другого, —

Милую душу отнял, а родителю-старцу оставил

Мрачную скорбь и рыданья. Детей, возвратившихся с битвы,

Он не увидел живыми. Наследство осталося дальним.

Там же на двух он напал сыновей Дарданида Приама,

Хромия и Ехемона, в одной колеснице стоявших.

Так же, как в стадо коровье ворвавшийся лев сокрушает

Шею корове иль телке, пасущимся в месте лесистом,

Так беспощадно низверг Приамидов Тидид с колесницы,

Как ни противились оба, и снял боевые доспехи.

Быстрых коней же товарищам дал, чтобы гнали к судам их.

Видел Эней, как троянцев ряды Диомед истребляет.

Быстро пошел он сквозь сечу, сквозь всюду грозящие копья,

Пандара, равного богу, повсюду ища, не найдет ли.

Вскоре нашел безупречного он Ликаонова сына,

Остановился пред ним и такое сказал ему слово:

«Пандар, скажи ты мне, где же твой лук и крылатые стрелы?

Где твоя слава? Никто состязаться с тобой тут не станет,

И не похвалится в целой Ликии, что лучше тебя он.

Руки к Зевесу воздень и пусти-ка стрелу свою в мужа,

Кто бы он ни был, могучий: погибели много принес он

Ратям троянским, и многим, и сильным расслабил колени.

Он уж не бог ли какой, на троянский народ раздраженный,

Гневный за жертвы? Ужасно для нас раздражение бога!»

Быстро Энею ответил блистательный сын Ликаона:

«Храбрый Эней, благородный советник троян меднолатных!

Я бы сказал, что Тидиду могучему всем он подобен.

Щит я его узнаю, узнаю я и шлем дыроокий,

Вижу его лошадей. Но не бог ли то, верно не знаю.

Если же он, как сказал я, и сын многомощный Тидея, —

Все ж не без бога свирепствует он, но какой-то бессмертный

Близко стоит при Тидиде, окутавши облаком плечи.

Самые меткие стрелы куда-то он вбок направляет.

Я ведь в него уж стрелял и в плечо его правое ранил;

Выпуклость панцыря, ясно я видел, стрела пронизала;

К Аидонею, я думал, уж сверг я Тидеева сына, —

Нет, не сразил его! Есть, без сомнения, бог прогневленный!

Нет здесь со мною коней, для сражения нет колесницы.

У Ликаона в дому их одиннадцать, — новых, прекрасных,

Только что сделанных; вкруг колесниц тех висят покрывала;

Подле же каждой по паре стоит лошадей двухъяремных;

Полбу и белый ячмень мы даем лошадям этим в пищу.

В доме прекрасном своем старик Ликаон копьеборец

Часто советовал мне, как в поход я сюда отправлялся:

На колесницу с конями взошедши, — наказывал мне он, —

В схватках кровавых с врагами начальствовать ратью троянской.

Я не послушал отца, а намного б то было полезней.

Я пожалел лошадей, чтоб у граждан, в стенах заключенных,

В корме они не нуждались, привыкнувши сытно питаться.

Дома коней я оставил и пеший пришел к Илиону,

Твердо на лук полагаясь. Но помощи не дал мне лук мой.

В двух предводителей лучших стрелял я из меткого лука, —

В сына Тидея и в сына Атрея; того и другого

Ранил и кровь их пролил я, и только сильней раззадорил!

Злая судьба мне внушила с гвоздя прочно слаженный лук мой

Снять в злополучный тот день, как решился я в милую Трою

Двинуться с ратью троянской, чтоб Гектору радость доставить.

Если домой я вернусь и глазами своими увижу

Землю родную, жену и отеческий дом наш высокий,

Пусть иноземец враждебный тотчас же мне голову срубит,

Если в огонь я пылающий этого лука не брошу,

В щепы его изломав: бесполезным он спутником был мне!»

Пандару тотчас Эней, предводитель троянцев, ответил:

«Не говори так. Не будет и дальше иначе, покуда

Мы с колесницей, с конями не выступим оба навстречу

Мужу тому и на нем не испробуем наше оружье.

Встань же ко мне в колесницу; тогда, каковы, ты увидишь,

Тросовы кони,[35] как быстро умеют они по равнине

Мчаться равно и туда, и туда, — и в погоне, и в бегстве.

Также и в город они нас спасут, если выйдет, что снова

Славу дарует Зевес Диомеду, Тидееву сыну.

Ну, так бери ж поскорее и бич, и блестящие вожжи,

Я же войду в колесницу, чтоб в битву вступить с Диомедом.

Иль Диомеда возьми на себя, я ж останусь с конями».

Сыну Анхиза ответил блистательный сын Ликаона:

«Лучше уж сам бы, Эней, за коней ты взялся и за вожжи!

Много быстрее с возницей привычным они понесутся,