Илиада — страница 45 из 92

Вкруг раздается, покамест копьем кто-нибудь не убьет их.

Так же блестящая медь на груди у лапифов звучала

От наносимых ударов. Они же могуче сражались,

И на бойцов наверху и на силу свою полагаясь.

Те же бросали каменья с прекрасно построенных башен

Вниз на троянцев, самих защищая себя, и обширный

Стан, и суда на морском берегу. Как во время метели

Под завывающим ветром, гонящим тенистые тучи,

Сыплются снежные хлопья на землю, кормилицу многих, —

Так же из рук и троян и ахейцев летели каменья,

Копья и стрелы в одних и в других. Под ударами глухо

Медные шлемы гудели и круги щитов многобляшных.

Ахнул с досады тогда и по бедрам ударил руками

Асий, Гиртаком рожденный, и в гневе великом воскликнул:

«Зевс, наш родитель, и ты оказался обманщиком полным!

Я и подумать не мог, чтоб герои ахейцы способны

Выдержать были еще нашу силу и мощные руки!

Так же, как быстрые осы с подвижным брюшком или пчелы,

Гнезда свои заложивши близ самой дороги кремнистой,

Полых жилищ не желают покинуть никак, но, увидев

Хищных мужей-медоломов, потомство свое защищают, —

Так и они не хотят от ворот, хоть и двое всего их,

С места податься, пока не осилят иль сами не лягут!»

Так говорил он, но речью своей не склонил Громовержца:

Гектора славой украсить хотелося Зевсову духу.

Рати других пред другими воротами билися боем.

Трудно об этом о всем рассказать мне, как бог рассказал бы.

Битва камнями повсюду вкруг стен, как огонь, разгоралась.

Хоть и скорбели ахейцы, однако суда защищали

Волей-неволей. И боги бессмертные духом скорбели, —

Все, что в сражении этом помощники были данайцам.

Бой и убийство меж тем завязали с врагами лапифы.

Тут Полипет многомощный, воинственный сын Пирифоя,

Острою пикой ударил Даманта сквозь шлем меднощечный.

Шлемная медь не сдержала удара; насквозь пролетела

Медная пика и череп Даманта пробила, и мозг в нем

Перемешала внутри, его усмирив в нападеньи.

После того он Пилона с Орменом убил. Леонтеем,

Ветвью Ареса, убит Гипполох был, сын Антимаха;

Острою пикой нанес он удар и попал ему в пояс.

Выхватил после того из ножен он отточенный меч свой,

Через толпу устремился и прежде всего Антифата

Сбил в рукопашном бою. И на землю он грянулся навзничь.

После того и Ямена, Менона, а также Ореста, —

Всех одного за другим положил он на тучную землю.

Но между тем, как они совлекали с убитых доспехи,

Юноши, шедшие следом за Гектором с Пулидамантом, —

Было их много, отважных; всего они больше желали

Стену ахейцев пробить и огнем истребить корабли их;

Юноши эти ко рву подошли и в смущении стали:

Только что ров собрались перейти, как пред ними явилась

Птица, высоко парящий орел, оставляя их слева;

Темнобагрового нес он в когтях исполинского змея;

Был еще жив он, и бился, и помнил все время о битве.

Весь изогнувшись, того, кто держал его, вдруг он ужалил

В грудь возле шеи. Орел, охваченный болью, на землю

Бросил добычу, ее уронив средь троянского войска;

Сам же, пронзительно крикнув, понесся с дыханьями ветра.

В ужас троянцы пришли, как увидели пестрого змея,

Знаменье Зевса-Кронида, лежащим меж них в середине.

Пулидамант перед Гектором дерзостным стал и промолвил:

«Гектор! Меня неизменно бранишь ты, когда на собраньях

Я говорю справедливо. Никак допустить ты не можешь,

Чтоб человек из народа с тобою о чем-нибудь спорил, —

Ни на войне, ни в совете. Лишь власть свою хочешь ты множить!

Но и теперь я скажу, что мне кажется самым хорошим.

Дальше нельзя нам итти и сражаться с врагом пред судами!

Вот что случиться должно, как я думаю, если не ложным

Знаком явилась троянцам, хотевшим чрез ров перебраться,

Птица, — высоко парящий орел, оставлявший нас слева,

Темнобагрового несший в когтях исполинского змея.

Был еще жив он. Тотчас его бросил орел, не достигнув

Милого дома, и детям не смог он отдать его в пищу.

Так же и мы, если даже ворота и стену ахейцев

Силой великой проломим, и враг перед нами отступит, —

Все ж не в порядке мы тем же путем от судов возвратимся,

Много на месте оставим троянцев, которых ахейцы

Острою медью погубят, свои корабли защищая.

Так бы вам все объяснил прорицатель, кто духом бы ясно

Знамений смысл понимал, кому доверяли бы люди».

Грозно взглянув на него, отвечал шлемоблещущий Гектор:

«Пулидамант! Очень мало приятно мне, что говоришь ты!

Мог бы ты слово другое, получше, чем это, придумать!

Если же то, что я слышал, сказал ты от чистого сердца, —

Сами бессмертные твой, очевидно, похитили разум!

Ты предлагаешь забыть мне решенье великого Зевса,

Им же самим возвещенное мне с обещаньем исполнить,

Хочешь, чтоб верил я больше летающим по небу птицам.

В этих делах не силен я, и мало о том мне заботы,

Вправо ли птицы несутся, — к заре, к восходящему солнцу,

Или же влево летят, к приходящему с запада мраку.

Мы же послушными будем лишь воле великого Зевса, —

Он и смертных людей, и бессмертных богов покровитель!

Знаменье лучшее всех — лишь одно: за отчизну сражаться!

Впрочем, тебе-то чего же бояться войны и сраженья!

Пусть даже всех остальных перебьют без остатка ахейцы

Нас пред судами, — уж ты-то средь этих убитых не будешь!

Сердцем не очень ты стоек, сражаться не очень-то любишь.

Если ж из боя уйдешь ты, иль если своими речами

Уговоришь и другого кого уклониться от битвы,

Тотчас же, пикой моею сраженный, свой дух ты погубишь!»

Так он сказал и повел. И за ним с потрясающим криком

Кинулись в битву троянцы. А к этому Зевс молнелюбец

Поднял с высоких идейских вершин ураганную бурю,

Прямо понесшую пыль на суда. Туманил он разум

У аргивян, а троянцам и Гектору славу готовил.

Знаменью Зевса и силе своей доверяя, троянцы

Стали пытаться сломать великую стену ахейцев,

Балки башен сорвать напрягались и брустверы сбросить,

И рычагами шатали у вала торчавшие сваи,

Первыми врытые в землю, чтоб быть основаньем для башен.

Их вырывали они и надеялись стену ахейцев

Скоро пробить. Но данайцы ни шагу не делали к бегству.

Брустверы загородивши щитами из кожи бычачьей,

Били оттуда они по врагам, подступавшим под стену.

Оба Аякса меж тем, на стене управлявшие битвой,

Всюду ахейцев ряды обходили, их дух поднимая.

Ласковой речью одних возбуждали, других же — суровой,

Лишь замечали, что кто уклоняется вовсе от боя:

«О, друзья! Меж ахейцев и самый отличный, и средний,

И наиболее слабый, — не все одинаковы люди

В битве, — теперь перед вами пред всеми явилося дело!

Это и сами вы видите все. Наш призыв услыхавши,

Пусть никто уж не смеет к судам повернуть мореходным!

Дружно бросайтесь вперед, возбуждайте друг друга на битву!

Может быть, молнеметатель Зевес олимпийский поможет

Нам, отразивши троянцев, прогнать в Илион их обратно!»

Так восклицали они, возбуждая на битву ахейцев.

Так же, как снежные хлопья в обилии валятся с неба

В зимнее время, когда промыслитель Зевес посылает

На землю снег, показуя могущество стрел своих людям;

Ветры уняв, посыпает он снегом густым непрерывно

Главы высокие гор и в море бегущие мысы,

Тучные пашни людей и заросшие лотосом долы;

Снег берега покрывает и пристани моря седого;

Только волна, набежав, поглощает его; все другое

Снегом покрыто, когда снегопад разражается Зевсов.

Так непрерывно с обеих сторон и каменья летали, —

Те на троянцев, а те от троянцев на войско ахейцев,

Камни метали друг в друга. И стук над стеной раздавался.

Но ни за что бы троянцы тогда и блистательный Гектор

Не проломили ворот, не сорвали б огромных запоров,

Если бы сына Зевес своего Сарпедона не поднял

На аргивян меднолатных, как льва — на коров тяжконогих.

Тотчас вперед он уставил свой щит, во все стороны равный,

Кованый, медный, прекрасный, который искуснейший медник

Выковал, частые кожи воловьи снутри натянувши,

Проволкой их золотою по краю щита прострочивши.

Щит пред собою держа и колебля две острые пики,

Он устремился, похожий на горного льва, уже долго

Мяса не евшего. Страха не знающий дух его гонит

В крепкий ворваться загон, чтоб овцу из отары похитить.

Если он даже мужей-пастухов пред загоном находит,

С копьями, с быстрыми псами отару свою стерегущих,

Все же, не сделав попытки, не хочет вернуться обратно;

Прыгнув в загон, похищает овцу, либо сам под ударом

Падает первым, копьем из проворной руки пораженный.

Так же и дух Сарпедона, подобного богу, на стену

Гнал его ринуться смело и брустверы вражьи разрушить.

Тотчас он Главку сказал, Гипполохову храброму сыну:

«Главк! Почему между всех наиболее нас отличают

Местом почетным, и мясом, и полной на пиршествах чашей

В крае ликийском и как на бессмертных богов на нас смотрят?

Мы и участком обширным владеем по берегу Ксанфа

Лучшей земли, — и с садом, и с пашней, родящей пшеницу.

Нужно поэтому нам и в передних рядах находиться,

Твердо стоять и без страха кидаться в кипящую битву,

Чтобы об нас крепкобронные так говорили ликийцы:

«Нет, не без славы страною ликийскою нашею правят

Наши цари! Хоть едят они жирное мясо овечье,

Сладкие вина отборные пьют, но за то же и доблесть

Их велика: в передних ликийских рядах они бьются!»

Если бы, мой дорогой, из войны этой целыми выйдя,

Мы с тобою бессмертны навек и бесстаростны стали,

Я бы и сам не сражался в передних рядах и не стал бы

В битву тебя посылать, мужам приносящую славу.