Слышали много о них всем известных сказаний от смертных,
Но не видал ни моих ты в лицо, ни твоих не видал я.
От безупречного ты, говорят, происходишь Пелея,
Мать же — Фетида, волнами рожденная, в косах прекрасных.
Сыном отважного духом Анхиза себя перед всеми
С гордостью я называю, а матерь моя — Афродита.
В нынешний день уж иль те, иль другие оплакивать будут
Милого сына. Не так же с тобой мы сейчас разойдемся,
Лишь обменявшись пустыми словами и в бой не вступивши!
Если же хочешь, чтоб знать хорошо, познакомиться также
С родом нашим, то многим мужам хорошо он известен.
Первый, Дардан, рожден был Зевесом, сбирающим тучи.
Он основатель Дардании был. Илион же священный
Не был еще на равнине в то время построен, и люди
Жили тогда на предгорьях богатой потоками Иды.
Сына Дардан породил, царя Эрихтония; этот
Сделался самым богатым средь смертных людей человеком.
Целых три тысячи коней паслось у него по долине, —
Быстрых, прекрасных кобыл, жеребятами резвыми гордых.
К ним и Борей на лугах вожделеньем не раз загорался.
Образ принявши коня черногривого, их покрывал он.
И, забрюхатев, двенадцать они жеребят народили.
Если скакали те кони Борея по зреющей ниве,
То по вершинам колосьев неслись, и их не ломали;
Если ж скакали они по хребту широчайшему моря,
То пробегали по самым верхушкам седого прибоя.
Царь Эрихфоний родил владыку троянского Троса,
Трое сынов родилося у Троса, во всем безупречных, —
Ил, Ассарак и подобный богам Ганимед, — между всеми
Смертными он выдавался людьми красотой несравненной.
Боги его унесли вино разливать для Кронида
Из-за его красоты, чтобы жил он в собранье бессмертных.
Ил же сына родил, безупречного Лаомедонта,
Лаомедонт — повелитель Тифона родил и Приама,
Клития, Гикетаона, аресову отрасль, и Лампа.
Капий рожден Ассараком, а сам родил он Анхиза.
Я же Анхизом рожден, а божественный Гектор — Приамом.
Вот и порода, и кровь, какими хвалюсь пред тобою.
Доблесть же смертных Кронид то уменьшит, а то увеличит,
Как пожелается сердцу его: могучее всех он.
Будет, однако, болтать нам с тобою, как малым ребятам,
В самой средине сраженья кипящего стоя без дела!
Можем мы очень легко насказать оскорблений друг другу
Столько, что тяжести их не поднимет корабль стоскамейный.
Гибок у смертных язык, и много речей всевозможных
На языке их; слова же широко пасутся повсюду.
Слово какое ты скажешь, такое в ответ и услышишь.
Нам же какая нужда оскорбленья и колкие речи
Яростно сыпать один на другого, как делают жены
В дух разъедающей ссоре, когда, разозлись друг на друга,
Между собою бранятся, на улицу выскочив, много
Правды и лжи говоря: ведь гнев и ко лжи побуждает!
Ты от желанного боя словами меня не отклонишь,
Прежде чем медью со мной не сразишься. Начнем же скорее,
Силы один у другого на медных испробуем копьях!»
Молвил — и пикой могучей ударил он в страх наводящий
Щит Ахиллеса ужасный; вокруг острия затрещал он.
Щит отстранил от себя Ахиллес мускулистой рукою,
Страхом объятый; он думал — своей длиннотенною пикой
Щит пробьет без труда Эней, воеватель отважный.
Глупый! О том Ахиллес не подумал рассудком и духом,
Что нелегко многославный подарок богов олимпийских
Смертно рожденному мужу пробить иль заставить податься.
Так не пробила щита и тяжелая пика Знея:
Золотом, божьим подарком, была остановлена пика:
Две полосы на щите пронизала, а там еще было
Три, потому что всего поставил их пять Колченогий;
Две наружных — из меди, и внутренних две — оловянных,
И золотая в средине: она-то копье и сдержала.
После того Ахиллес послал длиннотенную пику.
Ею в энеев ударил он щит, во все стороны равный,
Близко от края щита, где тончайшая медь пробегала,
Где всего тоньше была и кожа воловья: насквозь их
Ясень прорвал пелионский. И щит взревел под ударом.
Съежась, нагнулся Эней и испуганно щит над собою
Кверху поднял. Пронеслась над спиною энеевой пика,
В землю вонзилась и стала, насквозь пролетев через оба
Слоя большого щита. Ускользнувши от пики огромной,
Остановился Эней. Глаза залилися смущеньем.
В ужас пришел он, как близко вонзилася пика. Пелид же,
Выхватив острый свой меч, на него устремился свирепо
С криком ужасным. И камень Эней ухватил, наклонившись, —
Тяжесть великую! Двое тот камень снести не смогли бы
Ныне живущих людей. Но легко и один он махал им.
Камнем попал бы Эней набегавшему сыну Пелея
В шлем или щит; но они от того отразили бы гибель.
Сын же Пелеев мечом у Энея исторгнул бы душу,
Если бы зорко всего Посейдон не приметил владыка.
Тотчас к бессмертным богам обратился с такою он речью:
«Горе! Печаль у меня о возвышенном духом Энее!
Скоро, Пелеевым сыном смирённый, сойдет он к Аиду,
Внявши советам пустым дальнострельного Феба, который
Сам, безрассудный, его не избавит от гибели грозной!
Но для чего же, безвинный, страдания будет терпеть он
Из-за чужих огорчений? Всегда он приятные жертвы
Рад богам приносить, владеющим небом широким.
Выведем, боги, Энея из смерти. И сам Громовержец
Будет навряд ли доволен, я думаю, если Энея
Сын Пелея убьет. Спастись суждено ему роком,
Чтоб без потомства, следа не оставив, порода Дардана
Не прекратилась. Он был наиболее мил Громовержцу
Между его сыновей, от смертных родившихся женщин.
Род же Приама царя Крониду уж стал ненавистен.
Будет править отныне троянцами сила Энея,
Также и дети детей, которые позже родятся».
Так отвечала ему волоокая Гера богиня:
«Сам, Земледержец, подумай в уме своем, что тебе делать:
Вырвать Энея из битвы убийственной иль предоставить
Сыну Пелея его укротить, как бы ни был могуч он.
Мы же с нею вдвоем не однажды уж клятвы давали
Перед бессмертными всеми, — и я, и Паллада-Афина, —
Не отвращать никогда погибельных дней от троянцев,
Даже когда Илион пожирающим пламенем вспыхнет
И запылает в пожаре, зажженном сынами ахейцев!»
Слово такое услышав, могучий Земли колебатель
Двинулся быстро сквозь сечу, сквозь всюду нависшие копья.
К месту пришел, где Эней находился с Пелеевым сыном.
Тотчас глаза Ахиллесу окутал глубокою мглою,
Ясень могучий его, заостренный сияющей медью,
Вытащил вон из щита высокого духом Энея
И положил пред ногами Пелида. Рукою могучей
Поднял с равнины Энея на воздух и бросил с размаха.
Воинских много рядов и много рядов лошадиных
Перелетел Анхизид, рукою закинутый бога,
И очутился на самом краю многошумного боя,
Где облекались оружьем кавконы, на бой снаряжаясь.
Близко к нему подошел Посейдон, сотрясающий землю,
И со словами к нему окрыленными так обратился:
«Кто тебя так ослепил из бессмертных, Эней, что готов ты
Против бесстрашного сына Пелеева выступить в битву?
Он тебя много сильнее и много милее бессмертным.
Тотчас назад отступай, едва с Ахиллесом сойдешься,
Чтоб, и судьбе вопреки, не спуститься в жилище Аида.
После того же как смерть и судьба Ахиллеса настигнут,
Смело сражайся в передних рядах. Средь прочих ахейцев
Ни одного не найдется, кто с плеч твоих снимет доспехи».
Все разъяснивши Энею, его он на месте оставил,
Быстро чудесную мглу пред глазами Пелида рассеял, —
И в изумленье великом кругом Ахиллес огляделся,
Тяжко вздохнул и сказал своему благородному сердцу:
«Боги! Великое чудо своими глазами я вижу!
Пика моя предо мною лежит, но нет пред глазами
Мужа, в которого я ее бросил, убить собираясь!
Мил, как я вижу теперь, и Эней божествам олимпийским.
Мне же казалось, что он только попусту хвалится этим.
Пусть убирается! Больше со мною пытаться сразиться
Он не захочет, — уж тем он доволен, что спасся от смерти.
Ну, а теперь я, призвавши данайцев воинственных к битве,
Выйду навстречу врагам и других испытаю троянцев!»
Молвил, пошел по рядам и приказывал каждому мужу:
«Нынче вдали от троянцев не стойте, герои ахейцы!
Муж против мужа иди и яростно бейся с врагами!
Как бы и ни был силен, но все ж одному тяжело мне
Разом преследовать столько бегущих и биться со всеми.
Сам бы Apec, хоть и бог он бессмертный, сама бы Афина
Остановились бессильно пред пастью подобного боя.
Сколько однако могу я руками, ногами и силой, —
Не уклонюсь ни на миг я от битвы, — ни даже на мало!
В гущу троянских рядов я ворвусь, и не радость троянец
Тот испытает, который под пику мою подвернется!»
Так возбуждал их Пелид. А троянцев блистательный Гектор
Громко звал за собой и грозился пойти на Пелида:
«Гордые Трои сыны! Не бойтесь Пелеева сына!
Я на словах и с самими бессмертными мог бы сражаться,
А вот копьеца — тяжело, ибо много сильнее нас боги.
И Ахиллес ведь же все же слова свои выполнить может:
Сбудется кое-какое, другое в дороге споткнется!
Я на Пелида иду, хоть огню его руки подобны, —
Руки подобны огню и железу блестящему — сила».
Так возбуждал он троянцев. И подняли копья фаланги.
Сила столкнулась врагов, по рядам покатилися крики.
Вдруг перед Гектором Феб-Аполлон появился и молвил:
«Гектор, смотри, не сражайся пока впереди с Ахиллесом!
Скройся в толпе, во всеобщей лишь свалке сходись с ним, чтоб пикой
Он не ударил в тебя иль мечом изблизи не сразил бы».
Так говорил Аполлон. И трепет почувствовал Гектор,
Голос бога услышав, и снова в толпу погрузился.
Пылом горя боевым, Ахиллес налетел на троянцев
С яростным криком. И первым убил он тут Ифитиона,