велел показать, да от тестя погибнет.
Беллерофонт отошел, под счастливым покровом[1012] бессмертных.
Мирно достиг он ликийской земли и пучинного Ксанфа[1013];
Принял его благосклонно ликийских мужей повелитель:[1014]
Девять дней[1015] угощал, ежедневно тельца закалая.
175 Но воссиявшей десятой богине Заре[1016] розоперстой,
Гостя расспрашивал царь и потребовал знаки увидеть,
Кои принес он ему от любезного зятя, от Прета.
И, когда он приял злосоветные зятевы знаки,[1017]
Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру[1018]
180 Лютую, коей порода была от богов[1019], не от смертных:
Лев головою, задом дракон[1020] и коза серединой,
Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным.[1021]
Грозную он поразил, чудесами богов ободренный[1022].
После войною ходил на солимов[1023], народ знаменитый;
185 В битве, ужаснее сей, как поведал он, не был с мужами;
В подвиге третьем разбил амазонок он мужеобразных[1024].
Но ему, возвращавшемусь, Прет погибель устроил[1025]:
Избранных в царстве пространном ликиян храбрейших в засаду
Скрыл на пути; но они своего не увидели дома:
190 Всех поразил их воинственный Беллерофонт непорочный.
Царь наконец познал знаменитую отрасль бессмертных[1026];
В доме его удержал и дочь сочетал с ним царевну;
Отдал ему половину блистательной почести царской;[1027]
И ликийцы ему отделили удел превосходный,[1028]
195 Лучшее поле для сада и пашен, да властвует оным.
Трое родилося чад от премудрого Беллерофонта:
Мужи Исандр, Гипполох и прекрасная Лаодамия.
С Лаодамией прекрасной почил громовержец Кронион,
И она Сарпедона, подобного богу, родила.
200 Став напоследок и сам[1029] небожителям всем ненавистен,
Он по Алейскому полю[1030] скитался кругом, одинокий,
Сердце снедая себе, убегая следов человека.[1031]
Сына Исандра ему Эниалий, несытый убийством,
Свергнул, когда воевал он с солимами, славным народом.
205 Дочь у него[1032] — златобраздая[1033] гневная Феба сразила[1034].
Жил Гипполох, от него я рожден и горжуся сим родом.
Он послал меня в Трою и мне заповедовал крепко
Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться,[1035]
Рода отцов не бесчестить, которые славой своею
210 Были отличны в Эфире и в царстве ликийском пространном.
Вот и порода и кровь, каковыми тебе я хвалюся».
Рек, — и наполнился радостью сын благородный Тидеев;
Медную пику свою водрузил в даровитую землю
И приветную речь устремил к предводителю Главку:
215 «Сын Гипполохов! ты гость мне отеческий, гость стародавний!
Некогда дед мой Иней знаменитого Беллерофонта
В собственном доме двадцать дней угощал дружелюбно.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы:[1036]
Дед мой Иней предложил блистающий пурпуром пояс;
220 Беллерофонт же златой подарил ему кубок двудонный[1037]:
Кубок и я, при отходе, оставил[1038] в отеческом доме;
Но Тидея не помню[1039]: меня он младенцем оставил
В дни, как под Фивами градом ахейское воинство пало.
Храбрый! отныне тебе я средь Аргоса гость и приятель,
225 Ты же мне — в Ликии, если приду я к народам ликийским.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпах расходиться.
Множество здесь для меня и троян и союзников славных;
Буду разить, кого бог приведет и кого я постигну.
Множество здесь для тебя аргивян, поражай кого можешь.
230 Главк! обменяемся нашим оружием; пусть и другие
Знают, что дружбою мы со времен праотцовских гордимся».
Так говорили они — и, с своих колесниц соскочивши,
За руки оба взялись[1040] и на дружбу взаимно клялися.
В оное время у Главка рассудок восхитил Кронион:[1041]
235 Он Диомеду герою доспех золотой свой на медный,
Во сто ценимый тельцов[1042], обменял на стоящий девять.
Гектор меж тем приближился к Скейским воротам и к дубу.
Окрест героя бежали троянские жены и девы,
Те вопрошая о детях, о милых друзьях и о братьях,
240 Те о супругах; но он повелел им молиться бессмертным
Всем, небеса населяющим: многим беды угрожали![1043]
Но когда подошел он к прекрасному дому Приама,
К зданию с гладкими вдоль переходами[1044] (в нем заключалось
Вкруг пятьдесят почивален[1045], из гладко отесанных камней,
245 Близко одна от другой устроенных, в коих Приама
Все почивали сыны у цветущих супруг их законных;
Дщерей его на другой стороне, на дворе, почивальни
Были двенадцать, под кровлей одною, из тесаных камней,
Близко одна от другой устроенных, в коих Приама
250 Все почивали зятья у цветущих супруг их стыдливых),
Там повстречала его милосердая матерь Гекуба,
Шедшая в дом к Лаодике, своей миловиднейшей дщери;
За руку сына взяла, вопрошала и так говорила:
«Что ты, о сын мой, приходишь, оставив свирепую битву?
255 Верно, жестоко теснят ненавистные мужи ахейцы,
Ратуя близко стены? И тебя устремило к нам сердце:
Хочешь ты, с замка троянского[1046], руки воздеть к Олимпийцу?
Но помедли, мой Гектор, вина я вынесу чашу
Зевсу отцу возлиять[1047] и другим божествам вековечным;
260 После и сам ты, когда пожелаешь испить, укрепишься[1048];
Мужу, трудом истомленному, силы вино обновляет;
Ты же, мой сын, истомился, за граждан твоих подвизаясь».
Ей отвечал знаменитый, шеломом сверкающий Гектор:
«Сладкого пить мне вина не носи, о почтенная матерь!
265 Ты обессилишь меня, потеряю я крепость и храбрость.
Чермное ж Зевсу вино возлиять неомытой рукою
Я не дерзну, и не должно сгустителя облаков Зевса
Чествовать или молить оскверненному кровью и прахом.
Но иди ты, о матерь, Афины добычелюбивой[1049]
270 В храм, с благовонным курением[1050], с сонмом жен благородных.
Пышный покров, величайший, прекраснейший всех из хранимых[1051]
В царском дому, и какой ты сама наиболее любишь,
Взяв, на колена его положи лепокудрой Афине;
И двенадцать крав однолетних, ярма не познавших,
275 В храме заклать обрекайся ты, если, молитвы услыша,
Град богиня помилует, жен и младенцев невинных;
Если от Трои священной она отразит Диомеда,
Бурного воя сего, повелителя мощного бегства.
Шествуй же, матерь, ко храму Афины добычелюбивой;
280 Я же к Парису иду, чтобы к воинству из дому вызвать,
Ежели хочет советы он слушать. О! был бы он там же
Пожран землей! Воспитал Олимпиец[1052] его на погибель
Трое, Приаму отцу и всем нам, Приамовым чадам!
Если б его я увидел сходящего в бездны Аида,
285 Кажется, сердце мое позабыло бы горькие бедства!»