Девушки некоторое время оставались на своих местах: Элен в кресле, а Аранта посреди комнаты с растерянным видом. У обеих было ощущение полной и окончательной катастрофы. Наконец у Элен появилась способность говорить.
— Аранта!
— Да, Элен.
— Вели сменить занавеси в окнах своей комнаты.
— На красные?
— На красные.
— Ты решила бежать к Лавинии?
— Ты видишь сама, что у меня нет другого выхода.
— Я чувствую, что ее приглашение — это какая-то ловушка, Элен.
— Я тоже это чувствую, но даже если она меня убьет, то это не больше того, что я сама собиралась с собой сделать. Пусть Лавиния сыграет роль яда. Но главное не это.
— А что?
— Чтобы Энтони оказался на свободе.
Когда дон Мануэль вошел в помещение магистратуры, он увидел забавную картину. В торце стола сидел капитан Блад с гусиным пером в руке, перед ним лежал лист бумаги. За спиной англичанина толпились испанские офицеры и внимательно следили за перемещениями пера по листу, на их лицах было выражение живейшего интереса.
— Ну что, господа, вы нашли общий язык? — весело спросил дон Мануэль, испытывая укол своеобразной ревности. У него было такое ощущение, что его штаб изменил ему.
Командор Бакеро первым вернулся на свое место, гремя золочеными шпорами. Остальные тоже стали рассаживаться.
— Где моя дочь? — тут же спросил капитан Блад, положив перо поверх начертанного им плана.
Дон Мануэль сделал вид, что не услышал вопроса, он медленно прошел к другому краю стола и встал там, опираясь о столешницу костяшками пальцев; все взгляды обратились на его изорванный манжет.
— Мне хотелось бы услышать мнение моих офицеров о плане сэра Блада.
— Если здесь нет подвоха, то, клянусь святым Бернардом, придумано толково, — значительно сказал дон Бакеро и пригладил свою бороду.
— Да, — подтвердил дон Отранто, — я, конечно, человек не военный, но скажу, что предложения сэра Блада кажутся мне убедительными.
— Стало быть, — дон Мануэль сел, — наша сделка может состояться?
— Нам осталось только узнать условный сигнал, который знают те люди, что пропустят нашу пехоту через передовые посты, — сказал Бакеро.
— И еще одна малость, — вступил в разговор капитан Блад, — я хотел бы увидеть моих детей.
— Увидите, — улыбнулся алькальд.
— И нелишне было бы, господа, чтобы вы все дали мне слово, что в том случае, если я выполню свои обещания, будут исполнены и ваши.
— Почему мы должны давать такое слово? — удивился командор Бакеро.
— Потому, — стараясь говорить спокойно, объяснил гость, — что я не требую у вас, чтобы вы отпустили их заранее, до начала операции. Другими словами, я не делаю даже попытки вас обмануть.
— Это верно, — согласился дон Отранто, — я думаю, при таком положении дел мы просто обязаны дать слово сеньору Бладу.
И дон Мануэль, и командор, и остальные офицеры вынуждены были обещать. Трудно сказать, что думал каждый из них в этот момент, но тем не менее они поклялись.
После этого дон Мануэль приказал, чтобы ввели Энтони. Выглядел он несколько лучше, чем при свидании с сестрой: наспех отысканный камзол, великоватые панталоны, грубые чулки и башмаки.
Сэр Блад вскочил со своего места и, подбежав к нему, обнял со словами:
— Это ты, сынок!
Энтони был не в силах что-либо вымолвить, второе мощное потрясение в течение каких-нибудь трех четвертей часа лишило его дара речи. У него не было сил даже разрыдаться. Прижимая голову сына к груди, капитан Блад повернулся к дону Мануэлю:
— Где моя дочь?
Алькальд не торопясь поправил изуродованное кружево манжета.
— А вы спросите у вашего сына.
— Что это значит?
— Спросите, спросите. Надеюсь, свидетельству из его уст вы поверите.
Капитан Блад взял Энтони за плечи и, слегка отстранив от себя, спросил:
— Что он имеет в виду, Энтони?
Лейтенант Блад с трудом разлепил губы:
— Она выходит за него замуж.
— Что ты говоришь?! Элен выходит замуж?
— Да.
— Она сама тебе это сказала?
— Сама. Только что.
— Ну что, сэр, вы удовлетворены? — спросил дон Мануэль.
— Признаться, это для меня неожиданность, — задумчиво сказал сэр Блад, — и я уверен, что здесь дело нечисто.
Алькальд усмехнулся:
— Напрасно вы оскорбляете своего будущего зятя. Но так и быть, я вам прощаю. И теперь, — он развел руками, — не вижу никаких препятствии к тому, чтобы привести в действие наше соглашение. А заодно и отметить мое бракосочетание — оно состоится сегодня. Приглашаю всех.
— Не слишком ли богат событиями ваш сегодняшний день? — спросил капитан Блад.
— На что вы намекаете?
— На то, что если вы согласны с моим планом, то приводить его в действие нужно сегодня ночью.
— К чему такая спешка, нельзя хотя бы завтра?
— Нам нужно подготовиться, — сказал Бакеро.
— Это ваши заботы. Люди, с которыми я обо всем условился, ждать не могут. До следующей ночи они скорей всего просто не доживут.
— Почему, черт возьми?
— Потому что всем в лагере известно, что они мои сторонники. И когда выяснится, что меня в лагере нет, они не проживут и часа.
Дон Мануэль задумался, мысленно он проклинал этого хитрого англичанина — с ним никогда нельзя было быть уверенным, что ты обыграл его окончательно, всегда в запасе у него есть неожиданный ход.
— Ну что ж, — сказал он, — если положение дел таково, что нам нужно выступить сегодня ночью, мы выступим сегодня ночью.
— Около полуночи, — сказал сэр Блад.
— Около полуночи, — повторил дон Мануэль, — стало быть, венчание переносится. Я хочу жениться сразу после боя. Отпразднуем одновременно и победу, и свадьбу.
— Вы не захотите выспаться перед венчанием? — спросил дон Отранто.
— Я рассчитываю хорошенько выспаться в супружеской постели.
Все понимающе улыбнулись. Дон Мануэль, на их взгляд, поступал совершенно правильно. Пока эти вояки из метрополии будут дрыхнуть, дон Мануэль перебьет пиратов и женится, а потом сам сатана уже ничего не поделает. Не станет же дон Диего осаждать испанский город.
Дон Мануэль размышлял и над тем, что неплохо было бы обвенчаться с Элен до выступления, отправиться в битву из-под венца, с бала на корабль. Но он понимал, что Элен никогда не согласится на это, не увидев Энтони на свободе, а отпустив его, дон Мануэль лишался возможности влиять на капитана Блада и, стало быть, на исход вылазки. Все досконально взвесив, алькальд решил: будь что будет.
Командор Бакеро и другие офицеры отправились в казармы. У них было шесть рот, и все их нужно было бросить в бой.
Испанцы, разумеется, откровенно боялись пиратов, но когда им объяснили, что они пойдут на спящих, они приободрились.
Капитан Блад остался в зале, где проходил совет, и под охраной, что вызвало его ироническую улыбку. Дон Мануэль не очень-то доверял своему неожиданному союзнику и будущему тестю.
Глава двадцать вторая«Лиллибулеро»
Лавиния томилась в ожидании на борту «Агасфера»; ей боялись показаться на глаза и слуги, и офицеры. За малейшую провинность она могла отправить человека на нок-рею. Мисс Биверсток сидела у себя в каюте и раскладывала пасьянсы, и они все время у нее сходились, тоже, видимо, из страха перед ее гневом.
Троглио без стука вбежал в каюту, а это можно было объяснить только чрезвычайной причиной.
Лавиния подняла на него суровый взгляд. Ей не нравилось, как он выполнил ее поручение.
— Миледи, — закричал он на бегу.
— Ну, что такое?
Троглио преодолел волнение и выпалил:
— Красные занавески!
— Что ты говоришь?
— Красные занавески!
Лавиния одним движением руки смахнула карты со стола и скомандовала:
— Одеваться!
Управляющий удивленно спросил:
— Вы собираетесь отправиться сами?
— Неужели ты думаешь, что я буду сидеть и ждать?
— Да я ничего не думал...
— И правильно. Мужчине нечего делать там, где отношения между собой начинают выяснять женщины.
— Мне оставаться на «Агасфере»?
— Это еще почему?! Ты пойдешь впереди.
У мисс Биверсток был приготовлен мужской костюм из черного бархата. Он ей был очень к лицу и намного удобнее платья. С помощью служанки Лавиния спрятала волосы под шляпу. Теперь единственным, что слегка выдавало в ней женщину, оставались башмаки: хотя и мужского покроя, но слишком изящные.
Троглио хотел было что-то сказать по этому поводу, но раздумал. Когда его госпожа находилась в таком настроении, как сейчас, к ней лучше было не подходить с советами.
— Надеюсь, миледи, вы не прикажете спускать шлюпку немедленно? — осторожно заметил управляющий, когда Лавиния появилась из-за ширмы в полной боевой готовности.
— Конечно, прикажу, а почему нет?
— Нам так или иначе придется ждать наступления темноты, лучше здесь, на борту, чем на берегу. Ведь, насколько я понимаю, желательно, чтобы наше появление в городе осталось тайной для всех.
— Сколько нам придется ждать?
— Часа два или чуть меньше. — Троглио хотел сказать «чуть больше», но не посмел.
— Ладно, подождем, а вы пока подберите мне несколько добровольцев из тех, кто умеет стрелять и фехтовать. Может статься, они нам понадобятся, обещайте хорошо заплатить.
Когда Троглио ушел, Лавиния не стала раскладывать пасьянсы, она открыла свой секретер и достала оттуда старинный восточный кинжал со слегка искривленным лезвием, долго рассматривала его, вытащив лезвие из серебряных ножен. Это напоминало принесение некоей клятвы. После этого Лавиния достала из того же самого секретера небольшую перламутровую коробочку, сняла с нее крышку и осторожно принюхалась. По комнате распространился едва ощутимый, но очень волнующий запах. Эта коробочка была из наследства, оставленного тем первым Биверстоком, алхимиком, колдуном и исследователем индейских древностей. В отличие от прочих своих родственников, Лавиния не поленилась и хорошо разобралась в его записях и сумела воспользоваться кое-какими из созданных им составов.