Они — жиды, добиваясь конституции и равноправия, заварили у нас все это кровавое беснование, пусть же они его и расхлебывают. С них да взыщется пролитая русская кровь. Аминь».
Потом было троицкое торжество и брошенный в толпу камень. Но вот разъехались богомольцы, Почаев опустел. Уехал в Житомир и о. Виталий. 15.VI о. Илиодор, выглянув в окно своей кельи, увидал группу евреев, бродивших вокруг лавры и особенно глазевших на типографию. Тех же лиц он заметил в этот день еще дважды. «Откуда это в будничный день к нам интеллигентные гости пожаловали», — подумал священник.
А на следующее утро пришло сенсационное известие: тут, в Почаеве, у самых стен лавры, на квартире некоей Ройтбурт обнаружен чемодан с 7 бомбами и материалами для их снаряжения! Страшное оружие принадлежало постояльцам этой г-жи Ройтбурт — двум евреям и одному русскому, — которая и донесла о них полиции. Та уже была начеку, предупрежденная прибывшими из Луцка жандармами, которые получили агентурные сведения о предстоящем покушении на взрыв лавры. Оставалось только взять злоумышленников с поличным.
По сведениям «Почаевских известий», заготовленного материала хватило бы для колоссальных разрушений. «Бомбы, которые жиды хотели бросить в типографию и Лавру, оказались очень большой силы. Длиной они почти две четверти, шириной более четверти. Тот человек, который их исследовал, говорил, что три бомбы уничтожили бы типографию и колокольню, а остальными четырьмя можно было бы разрушить Великую церковь. Сила арестованных семи бомб равнялась силе ста пяти обыкновенных бомб».
Несмотря на арест злоумышленников, опасность для обители не миновала. При обыске у них нашли письмо: «Дорогие товарищи! Приезжайте. Фабрика готова. Елена». Таким образом, арестованные лица имели сообщников, которые оставались на свободе. Власти вынуждены были прислать в Почаев солдат для охраны лавры.
Итак, угрозы оказались не голословны! В утренней проповеди перед случайной горсткой богомольцев взволнованный о. Илиодор был особенно красноречив. «Когда я утром после злополучной ночи рассказывал народу о том, что проклятые жиды и русские разбойники хотели сделать с Лаврой и монахами, то он прямо-таки рыдал, как обиженный ребенок». Тут же проповедник предложил слушателям подписать составленную им телеграмму царю с просьбой удалить, наконец, евреев с Почаевской горы и тем самым спасти лавру от разрушения, а ее насельников от смерти.
Отправив эту телеграмму в Петергоф, о. Илиодор засел писать новое обращение к народу, которое заняло все четыре полосы очередного номера «Почаевских известий». «Почаевская лавра спасена! За нее заступилась Божия Матерь и преп. Иов!» — так называлась эта статья. Однако она была пронизана не радостью, а тревогой за будущее: «Сегодня враги не привели своего сатанинского замысла в исполнение. Завтра они постараются это сделать. Если завтра не удастся, они совершат беззаконие в другое недалекое время, и Православным сынам святой России придется рыдать над развалинами Великой обители, как некогда пророк Иеремия оплакивал разрушенный Иерусалим».
Наученный горьким опытом, о. Илиодор был осторожен в выражениях. Он не пытался поднять народ на бунт, прося лишь обратиться к Государю, поддержать отправленную ранее телеграмму и вообще действовать словом и авторитетом, а не оружием. Но действовать, наконец. «Ты хозяин земли Русской; поэтому распорядись в своей земле по-своему. Обратись к врагам своим с грозным словом и на деле дай им почувствовать, что ты — сила, ты — мощь богатырская!». После статьи был изображен большой крест с надписью «Господи! Удали от нас жидов».
Очень осторожно о. Илиодор писал и о роли собственных начальников. Он-де пытался предотвратить покушение на взрыв лавры мирным путем, путем угроз на страницах «Почаевских известий», но «начальства и власти» пришли «на подмогу» к «жидам», запретили угрозы, да и еврейские погромы тоже, вследствие чего враги уверились в своей безнаказанности, «онаглели» и отважились на бомбы.
Откровеннее о. Илиодор выразил эту мысль в утренней телеграмме на царское имя:
«Защиты нам искать на земле, кроме Тебя, не у кого. Святейший Синод осудил иеромонаха Илиодора за то, что он грозил жидам за взрыв лавры народным беспощадным самосудом, а обер-прокурор Извольский сказал ему: „ведь лавру еще не взорвали, что вы грозите врагам!“. Православный народ этим соблазнился, а жиды сделались еще больше наглыми.
Великий Государь! Не надейся на своих слуг, ибо для них, должно быть, все равно: что Почаевская лавра, что татарская мечеть, что еврейская синагога».
Будучи вставлена непосредственно в текст статьи, эта телеграмма перечеркнула все усилия автора оставаться в законных рамках. Уговор с архиепископом Антонием был нарушен — о. Илиодор снова печатно порицал священноначалие.
Не успела на злополучном номере газеты высохнуть типографская краска, как владыка переслал его (20.VI) в Синод, присовокупляя: «на обещания иеромонаха Илиодора быть легальным полагаться нельзя; к послушанию он и сам не склонен, и народ возбуждает к самоволию, напр., в отношении платежей на епархиальные нужды». Преосв. Антоний просил перевести строптивого монаха в другую епархию, точнее, на его родину, на Дон.
Судя по скорости составления этого рапорта, владыка уже давно решил расстаться со своим подопечным и ждал только удобного случая.
О. Илиодора тем временем все никак не мог прийти в себя после пережитой опасности. Свое состояние он характеризовал так: «мозги от негодования не работают, мысль прерывается, сердце на части разрывается…». Пользуясь отсутствием о. Виталия, он заполнял «Почаевские известия» своими восклицаниями. Правда, был над газетой и еще один начальник — цензор иеромонах Иосиф. Но о. Илиодор его игнорировал и печатал «Известия», не дожидаясь его подписи.
Чувства священника в полной мере выразились в статье с красноречивым названием «Послание по поводу покушения на взрыв святой Почаевской лавры всем жидам, хулиганам революции, разбойникам, грабителям, газетным лгунам и клеветникам, бомбовщикам, человекоубийцам и всем поклонникам сатаны»:
«Кровожадные звери! Неужели же вы еще не напились той крови, которая ежедневно льется потоками по мирным улицам городов несчастной нашей родины — России? Что же побудило вас залить кровью святую обитель и свести в могилу сотни ни в чем не повинных людей? …
О, злодеи и беззаконники! Вы сами потеряли веру в Бога, из сердца своего извергли Христа, прикрылись одеждой благочестия, отвергшись, по Апостолу, силы его и хотели лишить измученный и истерзанный вами православный русский народ последнего утешения, отнявши у него драгоценную святыню. …
Злодеи-бомбовщики! Соображали ли вы то, что народ православный тогда бы, как рассвирепевший лев, набросился бы на ваших учителей и наставников и кровью бы их смыл тот позор, какой вы наложили своим беззаконием на Святую Русь?».
Снова и снова о. Илиодор советовал евреям «убираться с святой горы Почаевской подобру-поздорову», не дожидаясь неприятностей.
Продолжал о. Илиодор и тему о властях, чье попустительство революционерам чуть было не довело до беды. Вновь попрекнул Извольского его злополучной фразой о том, что лавру еще не взорвали. Нападал на министров за их мягкое отношение к «разбойникам». «Строго осудит Праведный Судия таких неверных домоправителей, Он взыщет с них пролитую невинную кровь, Он потребует от них отчета в том, как они охраняли народ от душегубов и как защищали его святыни!».
Газета следила за ходом расследования эпизода с бомбами и публиковала новости. Обещала даже поместить на своих страницах «изображения отвратительных рож жидов и „прекрасной Елены“, посягнувших на великую святыню народную и на жизнь ее насельников».
Вскоре по Волыни прошел слух, будто обнаруженные бомбы — провокация самого о. Илиодора, а не дело рук революционеров. «Скоро они взорвут Лавру и скажут, что это сделали сами монахи», — негодовал он.
По-прежнему сохраняя осторожность и не призывая народ к бунту, «Почаевские известия», однако, не отказали себе в удовольствии напечатать открытое письмо союзника Иосифа Иванчишина «волынскому районному жидовскому социал-революционному комитету», написанное еще до бомб, в ответ на угрозы, полученные о. Виталием: «Этим письмом вы сами себе подписываете смертный приговор. Если вы, жиды, сделаете что почаевским редакторам, то поднимется крестьянский народ и сотрет с лица земли собачий жидовский кагал, и память о жидах уничтожится на земле!».
Ввиду очевидной опасности о. Илиодор обзавелся неким телохранителем, без которого из лавры не выходил. Однако от гастролей по Волыни все-таки не отказался.
Новые проповеднические гастроли
В конце июня или начале июля он в сопровождении некоего Александра Николаевича ездил в с. Роговичи Староконстантиновского уезда. Взял с собой дубовую палку и мешок почаевских газет. По дороге устроил летучий митинг на привокзальной площади станции Полонное. Изложив свой рецепт решения земельного и еврейского вопроса, оратор по просьбе слушателей перешел к недавно распущенной Думе.
— Что вы здесь мутите народ! — вмешался некий еврей. — Здесь пред вами стоит голодный народ, а вы ему рассказываете разную чушь! Дума хотела дать этому народу землю, а помещики хотели убить Царя и заставили Его разогнать Думу!
Такой критики о. Илиодор не вынес и принялся, по обыкновению, браниться:
— Замолчи, пес вонючий! Подлец ты, негодяй! Я тебя сейчас арестую!
Но стоило священнику призвать на помощь жандарма, как оппоненты бросились врассыпную и митинг закончился.
Через несколько дней о. Илиодор направился в м. Рожище. Местные союзники постарались обеспечить гостю безопасность. Навстречу ему «чуть не в Почаев» выслали охрану, а по приезде встретили на вокзале. Особое внимание еврейского населения сопровождало о. Илиодора на протяжении всей поездки. На ст. Клевань у него вышло даже столкновение с группой евреев, которые глазели на него через окно и смеялись, причем один студент особенно нахально стал заглядывать в глаза знаменитому проповеднику. «Я хотел было подлого жида ударить дубовой палкой по морде, да палка в тесном купе I класса, в которое меня посадили железнодорожные союзники, не повернулась, так как она длиной ровно три аршина». Поэтому о. Илиодор ограничился угрозами и бранью через окно вагона.