В день приезда гости появились на подворье уже к концу службы, поэтому преосвященный ограничился проповедью. Архиерейское же богослужение совершилось на подворье лишь 21.XI, причем о. Илиодор произнес речь о Толстом и об инициативе некоторых членов Государственной думы, «духовных разбойников», уничтожить церковные школы. После службы Косицын поднес еп. Гермогену хлеб-соль и прочел приветственный адрес. В ответной речи владыка упомянул, между прочим, и об «Анатэме», отметив, что она ставится «благодаря попустительству администрации и непониманию духа православной церкви».
Именно в эти дни царицынский фотограф Ф. П. Лапшин сделал знаменитый фотографический снимок с трех друзей: еп. Гермогена, о. Илиодора и Распутина, причем брат Григорий сидел по правую руку от архиерея. Все они сделали на карточке подписи — свои имена и краткие девизы. Еп. Гермоген начертал: «Господь просвещение мое», Григорий — «Наша жизнь во Христе Божьим промыслом», а о. Илиодор ограничился написанием своего имени. Снимки с этой карточки продавались на подворье по 1 руб. 25 коп.
Распутин в Царицыне (19–29.XI)
Около 21.XI владыка уехал, а брат Григорий остался в Царицыне. Чуткий еп. Гермоген это подметил: «Ко мне он относился с особой предупредительностью, но, насколько я понимал, он предпочитал гостить в Царицыне у Илиодора». Так и было. Григорий говорил, что о. Илиодор «куда лучше» еп. Гермогена: «Он — искренний».
Боготворивший тогда своего благодетеля о. Илиодор был несказанно рад, что гость задержался подольше. Огорчал его лишь костюм «старца» — крашеный тулуп, пачкавший руки своего владельца так, что они были «черны, грязны, как у кочегара». «…мое нутро не выносило того, чтобы мой друг ходил в противном овчинном полушубке и марал себе руки, которые целовали люди». Поэтому о. Илиодор обратился к купцам Рысиным, и те купили Григорию новый полушубок на лисьем меху ценой в сто рублей.
Из дома купчихи Таракановой Григорий, по-видимому, перебрался жить на подворье.
Весь этот визит подробно описан Сергеем Труфановым, но описан в таких красках и с такими прибавлениями, что только по отдельным деталям можно догадаться, как было дело в действительности.
Цель своего пребывания в Царицыне почетный гость изложил так: «Вот здеся батюшка Илиодор насадил виноградник, а я, как опытный садовник, приехал подрезать его, подчистить». «Старец» внимательно изучал илиодоровский монастырь, не стесняясь даже «ходить по кельям, заглядывать в углы». Но Григория интересовали не стены, которыми так гордился настоятель, а люди. Он подметил, что регент «хворсит» волосами перед женским полом, а у самого иеромонаха «на шшот этих баб» все «чисто», «и ни одна из них даже и не помыслит». Изучая жизнь подворья и его прихожан, Григорий давал своему другу разные советы, которые потом тот ему припомнил и поставил в вину: дескать, «старец» все разговоры сводил на свою «излюбленную тему».
Вообще, чувствуется, что мудрый и старший годами Григорий сразу подчинил себе наивного иеромонаха: «в то время я даже и не думал о том, что я мог бы не исполнять какое-либо желание, конечно, приличное, своего друга Распутина».
Целую неделю оба друга ездили по домам «видных почитателей» о. Илиодора. «В день объезжали домов 50–60». Труфанов приписывает инициативу этих поездок Григорию, однако Хиония Гусева впоследствии показывала, что «Гермоген велел отцу Илиодору водить Распутина по частным домам г. Царицына».
Не гнушался Григорий и не особенно «видными» прихожанами. Представленный народу как «благодетель» о. Илиодора, он щедро благотворил и его приверженцам: «одной он дал 25 р. на открытие торгового дела, другой 10 р., третьей 5 руб. на голодающих детей». «Да разве вам неизвестна его прозорливость, его добрая ангельская душа во время пребывания его у нас в Царицыне?» — спрашивал потом о. Илиодор свою паству. Действительно, и сам иеромонах, и его прихожане признали Григория прозорливым.
Об отношении своей паствы к «старцу» Труфанов пишет сбивчиво. С одной стороны, уверяет, что народ сразу «раскусил» спутника еп. Гермогена: «А ведь владыка ездит с жуликом!», с другой — отмечает: «Везде принимали Гришу, как Ангела Божия, кланялись ему в ноги. Целовали руки. Называли о. Григорий. Целовали руки и простые люди, и образованные». Сам автор объясняет это противоречие тем, что он прикрыл Григория своим авторитетом: «Я начал внушать народу, что Гриша великий человек, он благодетель наш, он бывает у царей и т. д. Народ мне верил». В том же смысле показывала К. В. Гончаренкова: «За все время пребывания своего Распутин пользовался общим почетом, так как Илиодор, имевший огромный круг почитателей, постоянно посещал дома в Царицыне, всем рекомендовал Распутина как благочестивого человека». В показаниях же упомянутой Хионии Гусевой другое объяснение: «Его мы и все принимали со славой, как человека, принятого бывшим архиереем Гермогеном». Кроме того, личные положительные качества Григория не могли не сыграть свою роль.
Полиция сначала вообще не заметила Григория. Он угодил в полицейские отчеты лишь перед отъездом: «какой-то человек лет 50 в русской поддевке, по-видимому из зажиточных крестьян», который говорит «простым крестьянским наречием, с ударением на букву „О“».
Многочисленные указания Труфанова на слишком вольное обращение Григория с жительницами Царицына, несомненно, преувеличены. Но дыма без огня не бывает. О. Илиодор только дивился, глядя на лобызания своего благодетеля с женщинами. Заметив изумление своего друга, «старец» сам заговорил на эту тему.
«Брат Григорий, лаская и целуя женщин, говорил мне: „ты видишь, я целую и глажу женщин; но ты этим не смущайся“. Я ответил, что не смущаюсь; однако сам не позволю целовать и гладить женщин, ибо святые отцы этого не делали и не заповедали делать. Старец Григорий ответил: „а мне можно“. Я сказал, что поведение его в отношении женщин я считаю странным, но что ничего пошлого и развратного не вижу».
Позже, возвращаясь к своим недоумениям, о. Илиодор рассуждал так: «обращение старца Григория с женщинами я считаю странным, очень странным. Но при этом я думаю, что ему дано Богом то, что мне не дано. Он может так любить женщин, а я не могу. Старец Григорий считает такое свое обращение с женщинами возможным, может быть, по Божьему внушению».
В лобызаниях Григория с женщинами о. Илиодор усмотрел пока лишь еще один признак святости, бесстрастия, какое было присуще Ефрему Сирину.
Труфанов сообщает о возникших в эти дни между ним и Григорием проектах постройки женского монастыря около Царицына и паломничества о. Илиодора со своей паствой в Покровское. Позже газеты писали, что участок для монастыря приобретен.
Свои впечатления от посещения Царицына Григорий изложил в письме Императорской чете, не забыв упомянуть и о митре, которую надлежит дать «Илиодорушке».
Ввиду пребывания дорогого гостя в Царицыне о. Илиодор не смог поехать в Саратов на заседание окружного суда по делу об оскорблении священником бывшего полицмейстера Бочарова (27.XI). Но поделился с прихожанами своим раздражением: «Мы вот здесь молимся и беседуем, а за стенами окружный суд заочно судит духовного пастыря православной церкви, стоящего за православную веру. Какие это судьи и слуги Государя, когда они с гордостью и самолюбием судят не по закону. Государь это дело прекратил, а они его подняли. Но судьи тут не виноваты, а виноват тот, кто поднял это дело».
На прощание Григорий устроил в монастыре грандиозную раздачу подарков — разных мелочей, которых было закуплено по тысяче штук. Заранее извещенный народ собрался на подворье 28.XI в огромном количестве — по сведениям Семигановского 5–6 тыс. человек, Труфанов пишет о 15 тыс… Многие приехали из ближайших сел.
Даже огромный монастырский храм не вместил всю эту толпу. В разгар проповеди о. Илиодора богомольцы, остававшиеся во дворе, стали ломиться внутрь. Началась давка. Проповедник выругал «безобразников», державших себя, «как на базаре», и ушел в алтарь, а затем, немного успокоившись, передал слово Григорию.
«Старец» объявил, что «в воспоминание общей молитвы в этом храме» раздаст подарки, и не простые. Они имеют символический смысл. Тут свидетельства сильно разнятся. Согласно полицейским сведениям, Григорий говорил, что дает всем «по платку, который прикрывает грехи, и полотенцу, которое отирает омытые грехи». Но о. Илиодор, которому была поручена закупка подарков и который лучше, чем полицейские агенты, слышал слова «старца», утверждает, что это были предсказания для одаряемого лица: платок — слезы, сахар — сладкая жизнь, кольца — замужество, иконка — постриг.
«Люди с жадностью хватали ничтожные гостинцы, с жадностью, потому что каждый, считая Григория прозорливым, желал по подарку угадать скорее свою судьбу». Вновь произошла давка. Раздача продолжалась до 12½ час. ночи и закончилась ввиду исчерпания запаса гостинцев. Многие богомольцы ушли с пустыми руками. Это дает некоторое представление о численности собравшегося в тот вечер народа.
Поездка в гости к Распутину
А уже в 4 часа утра о. Илиодор вместе со своим гостем садился на поезд, чтобы, как он объявил народу накануне, посетить родину Григория. Приглашение туда «старец» сделал неделей ранее в самой категорической форме: «На другой день после отъезда Гермогена Распутин объявил мне, что 27 ноября поедем с ним в с. Покровское».
Перед самым отъездом о. Илиодор получил известие, что Саратовский окружной суд признал его виновным и приговорил к аресту на 1 месяц. Но не слишком обеспокоился. Священника даже забавляло это совпадение суда и отъезда будто в ссылку.
Обращаясь к своей пастве с площадки вагона, о. Илиодор сказал: «У меня очень много врагов, которые давно желали бы сослать меня в Сибирь, куда я сам теперь еду. Приговором суда я присужден на месяц в тюрьму, и я этим доволен. Наши духовные враги, безбожники, стервятники, кощунники всеми силами стараются расстроить нашу духовную жизнь и веру, но нет, им не придется этого сделать». Предсказав, что враги скоро «рассеются», о. Илиодор уехал.