Калибан прятался где-то поблизости. Молодой мужчина пожертвовал дыхательной маской ради линз ночного видения и к тому же то и дело направлял фонарик Сейви под стол чудовища, где на полу белели обглоданные кости.
Дорога в лазарет показалась друзьям самым ужасным из их приключений: пробиваться в полумраке сквозь плотные заросли ламинарий, каждую секунду ожидая коварного нападения, – что может быть хуже? Так они полагали тогда. Пару раз Даэман замечал какие-то серо-зеленые тени и не раздумывая стрелял по ним. Первая скрылась прочь, вторая, покачиваясь, выплыла навстречу путешественникам. Это оказалась высохшая мумия, в теле которой поблескивала россыпь дротиков. В общем, все обошлось.
И вот теперь, спустя почти двое суток, проведенных без сна, почти без еды, если не считать протухшей ящерки, друзья знали твердо: худшее – это последний час. Единственным, что поддерживало их силы, была вода. К счастью, мужчины догадались по пути сделать остановку у входа в грот и несколько минут ломали кромку льда ногами, чтобы наполнить бутыль Сейви шарами грязной, отвратительной и такой вожделенной влаги. Однако бесценные запасы быстро иссякли. Идти обратно к пещере? Разве можно тратить время на подобные мелочи? К тому же друзья забили входную мембрану пластиковыми крышками, снятыми с пустых резервуаров, дабы сразу же услышать, если Калибан попытается ворваться внутрь. От суровой жажды, переутомления, плохого воздуха и непрестанных страхов языки путешественников распухли, а головы безумно раскалывались.
Дюжина-другая сервиторов не доставила друзьям особых неприятностей. Некоторые машины продолжали спокойно отсылать людей на Землю, а те, которые занимались приемом новых пациентов, были без труда обезврежены. В первого робота Даэман выстрелил, однако тут же понял свою ошибку. Дротики поцарапали краску, слегка покорежили металл, сокрушили левый манипулятор и выбили жертве окуляр; сервитор даже не прервал работу из-за таких пустяков. Выход из положения нашел Харман: открутил у ненужного бака солидный кусок трубы (и без того ледяную атмосферу немедля наполнили пары жидкого кислорода) и меткими ударами по очереди привел машины в негодность.
Когда товарищи присоединили к контрольному пульту линию голографической связи, явился Просперо и принялся помогать советами. Сначала мужчины отключили принимающие факс-узлы и незамедлительно отослали обратно всех невредимых новоприбывших, пока синие черви не принялись за дело, ускорить или прервать которое, по словам мага, не было никакой возможности. Вскоре улетели на Землю и те, кто имел несерьезные болячки. Всего в лазарете стояло шестьсот шестьдесят девять баков; из них не пустовало сейчас только тридцать восемь: двое – обычные именинники, остальным же требовался настоящий «ремонт».
– Сетебосу вдвойне приятен труд, – прошипел ненавистный змеиный голос.
– Заглохни! – взревел Даэман.
Он шел между рядами резервуаров, стараясь не взлететь на воздух, и озирался по сторонам. Повсюду плясали смутные тени, однако ни единая из них не заслуживала выстрела.
– Не в состояньи дела завершить, – шептал Калибан из темноты. – Вот, навалил большую кучу торфа, размерил, набросал из мела плиты и рыбьим зубом начертал луну на каждой. Вокруг – шипы, а самую вершину Он увенчал медвежьей головой, вернее, черепом, добытым не в поединке – это слишком сложно, – а найденным в лесу. Никчемная работа, смеху ради. Как надоест, и растоптать не грех. Вот так и Он.
Внезапно Харман рассмеялся.
– Что? – Молодой спутник наполовину прошагал, наполовину проплыл назад, к панели управления, вокруг которой беспорядочно валялись обломки сервиторов, чем-то напоминая картину на жутком столе людоеда.
– Пора выбираться отсюда. – Девяностодевятилетний путешественник потер покрасневшие глаза. – Представляешь, я начинаю понимать, о чем бормочет эта тварь.
– Просперо, – позвал Даэман, напряженно вглядываясь в сумерки между слабо мерцающими баками, – может, хоть ты скажешь, что за треклятый Сетебос такой?
– Божество, которому поклоняется мать Калибана, – ответил маг.
– Ага. И она тоже бродит рядом? – Сжимая в руке оружие, обитатель Парижского Кратера ненадолго зажмурился и потряс головой. Взгляд поминутно заволакивала пелена, и не только из-за плавающих испарений жидкого кислорода.
– Сикоракса жива, но не здесь. Не на этом острове.
– Ну а Сетебос? – продолжал собиратель бабочек.
– Он – противник Тихого. Как и оба его почитателя, горькое сердце, что ждет – и кусает.
Над контрольной панелью запищали датчики: еще три долеченных (или почти долеченных) человека отправились обратно на Землю. Оставалось тридцать пять.
– Откуда взялся этот Сетебос? – проворчал Харман.
– Его занесло из мрака вместе с войниксами и прочими, – ответил маг. – Небольшая ошибка в расчетах.
– Прочими? – спросил Даэман. – Ты, случайно, не Одиссея имеешь в виду?
Просперо расхохотался:
– О нет, беднягу к вам забросило проклятие. Он заблудился на перекрестках времени. Плавание Лаэртида несколько затянулось по вине некой Цицеры, известной самому герою под именем Цирцеи.
– Ничего не понимаю, – нахмурился Харман. – Сейви говорила, что нашла его совсем недавно, в криоспячке.
– Это правда, – кивнул старец. – И все же ложь. Ваша попутчица знала о странствиях Одиссея и куда он направлялся. Хитрецы, не смущаясь, использовали друг друга.
– Но ведь он и есть ахеец из туринской драмы? – не отставал горожанин.
– И да, и нет, – отозвался маг в своей невыносимой манере. – Драма показывает лишь одну из возможных историй. Так что ваш Одиссей не оттуда, нет.
– Ты, кстати, до сих пор не растолковал про Сетебоса, – потерял терпение девяностодевятилетний.
Еще шестеро долечившихся покинули свои резервуары. Последние двадцать девять баков продолжали тихо бурлить в полутьме лазарета. Через двадцать минут друзья должны были уносить ноги. Ускоритель частиц маячил за стеклами, четко видимый и без усилительных линз. Черная дыра вращалась водоворотом мертвой тьмы и пульсирующего света.
– Сетебос – божество деспотической власти, – промолвил Просперо. – Убивает без разбора. Милует по прихоти. Обожает массовые бойни. Это бог Одиннадцатого Сентября. Бог Освенцима.
– Чего? – переспросил Даэман.
– Не важно.
– Он любит все, что выгодно Ему, – зашипела тьма из-под залитого кровью стола. – Что ж из того? Без выгоды никак.
– Да чтоб ему!!! – вырвалось у молодого мужчины. – Я все-таки найду этого ублюдка.
Держа оружие наготове, он метнулся вперед.
Следующие четыре тела покинули астероид; их баки со свистом спускали оранжевую жидкость. Еще двадцать четыре человека.
Стол, и пол под ним, и кресло были завалены ужасными объедками. Даже фонарик Сейви и линзы ночного видения не могли до конца изгнать густые тени. Собиратель бабочек насторожился, высматривая любое движение.
– Даэман! – окликнул товарищ.
– Погоди, – крикнул он в ответ, выжидая.
Пускай Калибан бросится на лакомую наживку. В оружии достаточно заряда, а палит оно быстрее молнии: в этом путешественники убеждались не единожды. Засадить бы тысячу хрустальных дротиков в поганое чудовище и…
– Даэман!
– Чего тебе? – выкрикнул он, обернувшись. – Калибана увидел?
– Нет. Кое-что похуже.
И тут молодой мужчина услышал. Сначала паровые клапаны, а следом за ними – сирены безопасности. С резервуарами творилось нечто неладное.
Харман растерянно обвел рукой красные огни на виртуальном пульте:
– Емкости высыхают до того, как исчезнут люди.
– Мой бывший слуга, отродье Сикораксы, сообразил прервать питательный поток, – изрек Просперо. – Все они уже мертвы.
– Проклятие! – Даэман со всей злости ударил кулаком в стену и кинулся к пустеющим резервуарам, светя в каждый фонариком Сейви.
– Уровень жидкости быстро падает, – сообщил он.
– Все равно отправляем их, – заупрямился девяностодевятилетний.
– Кого? Порталы выплюнут мертвецов с голубыми червями в кишках. Давай выбираться отсюда.
– Да ведь он этого и хочет! – воскликнул Харман вдогонку товарищу, который скрылся в самом дальнем ряду, куда искатели приключений еще ни разу не наведывались. Где-то во мраке продолжал метаться тонкий луч фонаря.
Старческий, надтреснутый голос мага завел негромкую и монотонную речь:
Мой милый сын, ты выглядишь смущенным
И опечаленным. Развеселись!
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они.
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают словно дым
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь…[29]
– Да заткнись ты, блин! – взорвался коллекционер. – Харман, слышишь меня?
– Слышу, – ответил тот, бессильно прислонившись к панели управления. – Пора уходить, дружище. Мы их потеряли. Ничего не поделаешь.
– Да нет, ты послушай! – Луч света замер на дальнем конце ряда. – Тут в баке…
– Уходим, Даэман! Напряжение падает. Калибан обесточивает лазарет.
Будто бы в подтверждение его слов, Просперо бесследно растаял в воздухе. Огни в резервуарах погасли. Виртуальные экраны начали затухать.
– Харман! – выкрикнул молодой мужчина из полного мрака. – Здесь Ханна.
56Долина Илиона
– Я должен отыскать Ахиллеса и Гектора, – сказал Манмут. – Придется оставить тебя здесь, на утесе.
– Конечно. Почему бы нет? Может, бессмертные примут меня за серый камень и не догадаются сбросить бомбу. Сделаешь мне одолжение? Даже два?