Пробудился мужчина уже в темноте. На кровати сидела облитая лунным сиянием фигура. Калибан! Даэман порывисто вскинул правый кулак. От боли перед глазами заплясали искры.
– Тише, – проговорил Харман, бережно укладывая перевязанную руку на место. – Успокойся, дружище.
Молодой мужчина отчаянно хватал ртом воздух, пытаясь удержать в желудке остатки еды:
– Я думал, это…
– Знаю, – промолвил ночной гость.
Даэман сел на постели:
– Как полагаешь, он умер?
Тень покачала головой:
– Кто скажет наверняка? Я тут тоже… размышлял обо всем. О них обоих.
– В смысле? Это ты про Сейви? Она…
– Нет. То есть я часто ее вспоминаю, но… Речь о Просперо. Помнишь, да? Голограмма, «перезапись эха» и все в этом роде?
– Ну?
– Думаю, он был настоящим, – еле слышно шепнул Харман и склонился ближе. – Сдается мне, город на астероиде (Просперо звал его «мой остров») на самом деле являлся тюрьмой мага. Туда же заточили и Калибана.
– Кто заточил? – выдохнул собеседник.
Девяностодевятилетний выпрямился и смущенно потер лоб:
– Не знаю. Ни хрена я не знаю.
Даэман кивнул:
– Как и любой из нас. Долго же мы не понимали этой простой истины. Верно, дружище?
Гость рассмеялся. Но когда он заговорил, веселья в голосе не осталось и в помине:
– Боюсь, мы выпустили их на волю.
– Их? – прошептал молодой мужчина. В миг прозрения его словно бы окатило ледяным душем. – Калибана и Просперо.
– Да.
– Или все-таки прикончили, – процедил Даэман.
– Да. – Харман встал и похлопал товарища по плечу. – Пойду я, отдыхай. Спасибо, дружище.
– За что?
– Спасибо.
И гость покинул комнату.
Больной изможденно откинулся на подушки, но сон оставил его. За треснутым окном стрекотали сверчки, кричали птицы, названий которых мужчина никогда не знал, в маленьком пруду за домом квакали лягушки, вечерний бриз шелестел в кронах деревьев. И вдруг Даэман понял, что улыбается от уха до уха.
«М-да. Если Калибан жив, это, конечно, позор и ужас. Но ведь и я еще не умер!»
Подумав так, он забылся чистым сном без видений до самого утра, пока Ада не принесла завтрак – первый настоящий завтрак за долгих пять недель.
Четыре дня спустя Даэман одиноко гулял по саду в чудесной прохладе вечера, когда Харман, Ада, Ханна, Одиссей, Петир и Пеаэн спустились по склону, чтобы присоединиться к мужчине.
– Соньер готов, – сообщил сын Лаэрта. – Подняться по крайней мере сможет. Хочешь посмотреть на пробный полет?
Собиратель бабочек пожал плечами:
– Вообще-то не очень. Меня интересует другое: зачем вам потребовался диск?
Грек переглянулся с друзьями:
– Для начала надо разведать, сильно ли метеоритные дожди повредили окрестностям. И просто хочу проверить: донесет ли меня эта штука до побережья и назад?
– А если нет? – поинтересовался Харман.
Герой из драмы беспечно хмыкнул:
– Отправлюсь домой пешком.
– Где же он, твой дом? – спросил Даэман. – И когда ты туда попадешь?
Одиссей улыбнулся, хотя глаза его наполнила бесконечная грусть.
– Если б вы только знали, – тихо промолвил он. – Если б вы только знали.
Варвар повернулся и пошагал к особняку в компании Ханны и пары молодых учеников.
Харман и Ада остались, чтобы прогуляться с другом.
– Что он задумал? – осведомился Даэман. – Только честно.
– Решил поискать войниксов, – ответил девяностодевятилетний.
– А потом?
– Трудно сказать.
Прогулочная трость, без которой Харман уже вполне мог обходиться, настолько приглянулась ему, что мужчина по-прежнему расхаживал с нею повсюду. Сейчас он сбивал концом трости верхушки сорняков, что пробились на цветочных клумбах.
– Никак руки не дойдут до прополки, – посетовала хозяйка Ардис-холла. – Раньше все делали сервиторы, а теперь на мне стирка, готовка и еще много всякого.
– Да, трудно нынче сыскать хорошего помощника, – почему-то рассмеялся девяностодевятилетний и обнял Аду за талию.
Девушка одарила его многозначительным, ясным только для этих двоих взглядом.
– Солгал я, – сознался вдруг Харман. – Одиссей вознамерился найти логово войниксов и напасть, пока твари не наделали бед.
– Так я и думал, – откликнулся Даэман.
– Да только эта война, по его словам, лишь разминка перед другой, большой, – продолжал собеседник, посматривая в сторону белого особняка на холме.
– И когда же наступит та, другая?
– Говорит: мы сами поймем. Откроются, мол, круглые дыры в небесах и принесут нам иные миры или нас – к ним. Спятил.
– Вовсе нет, – возразил обитатель Парижского Кратера.
– И ты пойдешь на битву? – произнес девяностодевятилетний устало, словно уже не раз задавался тем же вопросом.
– Только когда иначе будет нельзя. Пока что у меня дела поважнее.
– Конечно, – закивал товарищ, – конечно.
Тут он чмокнул Аду в щеку, сказал, что подождет ее дома, и, слегка прихрамывая, побрел вверх по склону.
Внезапно силы оставили молодого мужчину, и он с наслаждением опустился на деревянную скамейку – якобы полюбоваться просторным видом на нижний луг и тенистую речную долину. Впрочем, и для этого тоже. Девушка присела рядом.
– Вы с Харманом понимаете друг друга с полуслова, – заметила она. – А я нет. Что за важные дела?
Собиратель бабочек неуютно поежился; говорить на эту тему не хотелось.
– Даэман?
По ее тону он догадался: девушка не уйдет, пока не добьется ответа, а подниматься самому со скамейки сил уже не было.
– Есть такое место – Иерусалим, – с неохотой начал мужчина. – По ночам там светится большой голубой луч. В нем заключены люди Сейви. Много, девять с лишним тысяч евреев, что бы сие странное слово ни означало.
Ада недоуменно изогнула брови. Даэмана осенило: она же ничего не слышала об их путешествии. Люди еще только пытались возродить изящное искусство рассказа. Истории помогали скрасить вечера, заполненные мерцанием свечей и мытьем грязной посуды.
– Прежде чем война, обещанная Одиссеем, докатится сюда, – негромко, но твердо произнес обитатель Парижского Кратера, – прежде чем у меня не останется другого выбора, кроме как ввязаться в неведомую битву, я спасу всех этих людей из дурацкого луча.
– Как? – только и промолвила девушка.
Кузен залился искренним смехом, которому тоже научился совсем недавно:
– Будь я проклят, если знаю.
Он с трудом поднялся на ноги, качнулся, позволил Аде поддержать себя, и они пошли бок о бок вверх по зеленому холму. Хотя до ужина оставался ровно час, ученики Одиссея уже зажигали свечи на столе под старым дубом. Собиратель бабочек припомнил: сегодня его очередь помогать на кухне. Кстати, какое там готовится блюдо?
«Салат, надеюсь. Он легче…»
– Даэман? – Ада вдруг остановилась и испытующе посмотрела на мужчину.
Тот прямо ответил на ее взгляд, понимая, что эта девушка никогда не разлюбит Хармана, и почему-то от души радуясь за них обоих. Может, стоило винить страшную усталость и раны, однако прославленного ловеласа больше не тянуло переспать с каждой встречной красавицей. Впрочем, много ли он их повстречал за последние дни?
– Даэман, как тебе это удалось?
– Что удалось? – переспросил он.
– Убить Калибана.
– Не уверен, что он мертв, – покачал головой мужчина.
– Но ты побил его, – почти сердито заспорила кузина.
– У меня было секретное оружие, – усмехнулся собеседник.
«А ведь это чистая правда», – внезапно дошло до него.
– Какое?
Длинные вечерние тени мягко ложились на пологий склон. Небосвод казался покойным и ясным, но Даэман отчетливо видел темные тучи, что сгущались на горизонте за спиной девушки.
– Ярость, – проговорил он наконец. – Просто ярость.
65Индиана, 1200 г. до н. э
Недели через три после начала этой последней войны, призванной – без дураков! – положить конец всем войнам, я кручу диск своего старого медальона и телепортируюсь на противоположную сторону мира. Найтенгельзер ожидает возвращения друга, а я люблю держать слово, когда это возможно. Из полночной Илионской долины, где в одной из новых ставок-бомбоубежищ совещаются уцелевшие военачальники Ахиллеса, Томас Хокенберри, почти не думая – тем более что вскоре любые квит-перемещения навеки отойдут в историю – мгновенно переносится на холмы доисторической Северной Америки. Боже, как непривычно: в глаза бьет ослепительный свет, а под ногами стелется мягкая трава. В окрестностях Илиона ее почти не осталось, а на кровавых марсианских равнинах и подавно.
Спускаюсь по склону к реке и бреду к лесу, наслаждаясь сиянием и мирной тишиной здешнего утра. Никаких взрывов, предсмертных воплей, боевых кличей, конского ржания, не надо поминутно ждать появления свирепых Олимпийцев. Сперва я еще беспокоюсь по поводу индейцев, но потом разражаюсь хохотом. Подумаешь! Конечно, непробиваемые доспехи остались в прошлом, Шлем Аида и вибрас тоже исчезли, однако латы из бронзы и твердопласта проверены в жестоких сечах и на деле доказали свою надежность. К тому же на поясе качается меч, за плечами лук, и я прекрасно знаю, как ими пользоваться. Правда, если налечу на Патрокла, если тот каким-либо образом вооружился и если до сих пор не подобрел – а на окаянного ахейца это не очень-то похоже, – я бы не торопился ставить свои деньги против Менетида.
Плевать. Как говорит Ахиллес, а может, центурион-лидер Меп Эхуу, кишка тонка – славы не жди.
– Эй, Найтенгельзер! – ору я. – Кейт!
Звать приходится долго. И лишь через час я обнаруживаю коллегу, случайно наткнувшись на поселение индейцев на опушке, в полумиле от того места, куда квитнулся поначалу. Шесть незатейливых вигвамов, построенных из веток, листвы и, кажется, дерна, окружают яркий бивачный костер. При моем появлении оглушительно лают псы, женщины визжат и подхватывают на руки малышей, а шестеро коренных американцев метят в нежданного гостя из луков.