- Что стоит для той, что лжепророчествовала, еще и совершить клятвопреступление? - усмехнулся он. - Вам не обмануть меня, вера дает мне силы противостоять самым ядовитым вашим ухищрениям. Но даже мне будет сложно спасти от вашего тлетворного влияния отца. Никогда не думал, что увижу, как этот достойнейший из мужчин будет погублен распутной ведьмой...
- Ремо никогда не простит меня, с чего вы взяли...
- Замолчите! - от этого крика я дернулась, точно от удара. Орсо окончательно вышел из себя, и теперь его зубы оскалились, точно у бешеного пса. - Даже не пытайтесь меня обмануть! Я видел, как в этот дом приходили женщины, которых отец брал в жены. Даже мальчиком я всегда отличался наблюдательностью и подмечал все изменения в их отношениях. Я помню каждую мелочь! Вначале эти женщины были робки и ласковы, точно проверяя, что им позволено... Затем в их манерах начинала проявляться склонность распоряжаться... Они чувствовали себя хозяйками дома, теряли голову от тех богатств и почета, что их окружали!.. Ах, как они любили устраивать приемы, чтобы вся Иллирия видела, что отец осыпает их драгоценностями и золотом!..
Теперь его речь стала почти бессвязной. Взгляд Орсо метался из стороны в сторону, точно не в состоянии сосредоточиться на одном предмете, руки во время бурной жестикуляции тряслись. Он неумолимо приближался ко мне, но при этом точно забыл о моем присутствии, полностью погрузившись в тревожащие его душу воспоминания. Не успела я подумать, что экзальтированность эту можно использовать себе на пользу и сбежать, как вдруг он схватил меня за руку так, что я вскрикнула от боли.
- ...А потом отцу надоедало, - прошептал он, - и ночью я начинал слышать крики и плач. О, как они кричали! Сначала он просил прощения и за каждый удар платил рубином или алмазом, кольцом или серьгами, и женские слезы быстро высыхали, потому что почти каждая из вас готова обменять свое достоинство на побрякушку, особенно если сопроводить ее парой ласковых слов, чтоб можно было изобразить, будто дело не в деньгах. Отец видел это, но словно проверял, как далеко может зайти женщина, разрывающаяся между страхом и жадностью. А затем и эта игра ему приедалась, и он начинал следующую, куда более захватывающую, где кровь и слезы уже не оплачивались золотом...
- Орсо, отпустите меня, - я безуспешно пыталась освободиться. - Ваш отец не собирается обходиться со мной по-доброму, он относится ко мне точно так же, как и к прочим своим женщинам...
- Нет, разница есть, - он вновь оскалился, точно дикий зверь. - И знаете, в чем она заключается, госпожа Годэ? Когда он забавлялся с ними, то звал и меня... иногда. А к вам мне строго-настрого запрещено даже приближаться. Я пообещал отцу не подходить к вам, но вы сами пришли ко мне. Теперь я узнаю, что же в вас особого...
Если от слов Ремо я испытывала ужас, сковывающий меня по рукам и ногам, то слушая Орсо, я испугалась по-иному. Стоило ему только попытаться толкнуть меня к столу, как я, отчаянно извернувшись, укусила его за руку и высвободилась. От боли Орсо вскрикнул, взмахнул прокушенной рукой, и несколько капель горячей крови полетело мне в лицо. Он попытался схватить меня снова, но я запустила в него тяжелой статуэткой, подвернувшейся мне под руку. Она рассекла ему бровь, и, разумеется, еще больше разозлила. В ответ я получила удар в лицо, который непременно сломал бы мне нос, если бы я вовремя не отпрянула в сторону. Силы удара, пришедшегося вскользь, впрочем, хватило, чтобы я упала, после чего Орсо вцепился мне в волосы и ткнул еще раз лицом в пол. От резкой боли я взвизгнула, перед глазами заплясали яркие вспышки. Раздался треск рвущейся ткани - Орсо принялся срывать с меня платье.
- Вот дьявол! - вдруг услышала я громкий недовольный окрик. - Орсо!
Хватка Орсо ослабела, и я смогла приподняться. Ремо Альмасио стоял посреди гостиной, скрестив руки на груди. Лицо его было подчеркнуто бесстрастно, и я, столько раз наблюдавшая перемены в его настроении, уже успела понять, что это свидетельствует о крайней степени раздражения.
- Я хотел бы знать, - медленно и тихо произнес господин Альмасио, - что здесь происходит. Кажется, я выразился предельно ясно, Орсо. Я приказал тебе не приближаться к этой женщине.
Орсо, поднявшись на ноги, стоял перед отцом.
- Эта распутница сама пришла ко мне, - сказал он, не поднимая глаз на Ремо.
Господин Альмасио, не произнеся более ни слова, отвесил ему сильную пощечину, от которой Орсо едва устоял на ногах. Затем такую же пощечину получила и я, но мне удержаться не удалось, и пришлось еще раз подниматься на ноги, цепляясь за стол.
- Условия неизменны, - сказал он холодно. - Ты, Орсо, не коснешься ее даже пальцем, а ты, Годэ, выйдя еще раз из комнаты без разрешения, будешь посажена на цепь в подвале дома.
Я, моля бога, чтобы Ремо не переменил своего решения, метнулась вон из гостиной, придерживая руками изорванное платье. Удивительно, но теперь Ремо не казался мне худшей из бед в моей жизни. Несмотря на то, что Орсо повторно получил указание не трогать меня, я была уверена - с ним мне лучше более не встречаться. Дурные склонности этого человека не сдерживал даже холодный трезвый разум, а разгорающаяся в его душе ревность делала Орсо смертельно опасным для меня.
Глава 20
До самого вечера я тихонько сидела в покоях Ремо, точно мышь, которую едва не подцепила коготком кошка. Балдахин вряд ли мог служить мне укрытием от всех бед, но мне становилось легче, когда я сжималась в комок и пряталась в темном уголке огромной кровати. Самым моим искренним и невозможным желанием было то, чтобы обо мне все позабыли. Но, конечно же, сложилось все совершенно иначе. Господин Альмасио пришел ко мне, когда уже начинало смеркаться - зимой дни становились намного короче.
Услышав, как открывается дверь, я невольно затаила дыхание и еще сильнее вжала голову в плечи, словно Ремо мог передумать и уйти, не заметив меня. Даже сумрак не помешал мне увидеть, как недобро выглядит его лицо. Ни одна черта не исказилась, но я точно знала, что он необычайно зол и может в любое мгновение сорваться, напрочь забыв о прежних своих обещаниях.
- Орсо говорит, что ты пыталась настроить его против меня, - медленно и тихо произнес он, словно взвешивая каждое слово. - Ты пришла к нему, чтобы обманом склонить на свою сторону. Выждала момент и, воспользовавшись моим отсутствием, решила соблазнить моего сына...
Услышанное так испугало меня, что даже язык у меня отнялся. Я попыталась возразить, но издавала только жалкие звуки, похожие на щенячий скулеж.
- Неправда! - наконец выкрикнула я. - Все было совсем не так!
Ремо задумчиво смотрел на меня, и, казалось, глаза его вот-вот могли засветиться, как у хищника.
- Ты не раз лгала мне, Годэ. Никто не лгал мне больше, чем ты. Ты уже изменяла мне, проявив скрытую распущенность своей натуры...
- Я не обманываю! - голос у меня сел и я говорила едва слышно. - Я вышла из комнаты, потому что невыносимо тоскливо коротать день за днем у окна, если одна мысль чернее другой, а будущее внушает лишь ужас. Я совсем забыла, что Орсо здесь и очень испугалась, когда его увидела. Вы же сами видели, что я ударила его! Я не хотела, чтобы он... чтобы он... Вы думаете, что я изменяла вам с Вико, но ведь даже этого не было, что уж говорить о вашем сыне!
Господин Альмасио бесконечно долго смотрел на меня и молчал. От этой угрожающей тишины звенело в ушах, и я едва сдерживалась, чтобы не закричать, зажав уши - все, что угодно, только не его молчание и то, что могло за ним последовать!..
- Я как-то сказал тебе, Годэ, что не прощаю ложь. Сейчас ты увидишь, насколько сильно я не люблю, когда меня обманывают, - наконец сказал он, после чего распахнул двери и окликнул кого-то из слуг. Распоряжение, которое он отдал, я не расслышала, но зубы мои начали отбивать дробь. Видимо, незаметно для себя, я научилась распознавать скрытые настроения Ремо, оттого несколькими днями ранее мне и показалось ошибочно, что я более его не боюсь. Истина же заключалась в том, что тогда он не был так уж зол, сейчас же мой язык не поворачивался даже для оправданий, не то что для дерзости.
Спустя несколько минут в комнате появился Орсо. Проворный слуга, сопровождавший его, незаметно зажег несколько свечей и испарился, перед тем отдав с почтением господину Альмасио некий предмет.
- Итак, Орсо, ты сказал мне, что Годэ пришла к тебе поговорить, - обратился Ремо к сыну. - Она желала посеять между нами раздор, вела себя распутно, и оттого ты разгневался, потерял голову и сам не ведал, что творишь...
- Все было не так! - с отчаянием воскликнула я. Ремо коротко приказал мне умолкнуть, одарив уничижительным взглядом.
- Отец, эта ведьма способна только на вранье и предательство, - Орсо говорил с искренней ненавистью. - Она ищет любую возможность, лишь бы вам навредить. Все женщины знают лишь одно оружие - ложь и соблазн, и эта ничем не отличается от других. Не знаю, что за морок она навела на вас, но вам не следует верить ни единому ее слову...
- Довольно, - оборвал его Ремо. - Сегодня и впрямь меня утомила лживость в речах. В твоих речах, Орсо. Я выслушал тебя и Годэ, и вижу ясно, что произошло. Вы оба нарушили мой приказ. Но ты решил, что этого недостаточно, и прибавил к одному проступку другой, куда более тяжкий в моих глазах...
- Вы не верите мне, отец?! - вскричал Орсо, отшатнувшись. - В первый раз вы обвиняете во лжи меня, своего сына - и все из-за грязной потаскухи? Что за дьявольским зельем опоила вас эта ведьма? О, я видел, что она опаснее прочих, но до последнего не верил, что вы станете жертвой ее нечистого колдовства...
- Орсо, как ты меня разочаровал, - покачал головой господин Альмасио, и простое это движение было преисполнено презрения. - Я всегда пророчил тебе блистательное будущее, видел тебя истинным наследником рода и горько сожалел, что став понтификом, ты не сможешь его продолжить. Но лишь тебе я мог доверить столь важный пост, и считал тебя достойным этого доверия. От тебя требовалось лишь одно - честность. Ослушание - серьезный грех в моих глазах, однако, его я простить могу, ведь ты слишком молод, чтобы всегда повиноваться голосу разума. Но осознанная ложь из твоих уст поразила меня в самое сердце. Дело не в этой женщине, а в том, что ты решил, будто имеешь право управлять моими поступками. Я сам решу, жить ей или умереть, гнить в грязи или спать в моей постели, и никто, никто не смеет оказывать на меня влияние в этом вопросе. Пока ты не глава рода, Орсо, и если тебе не нравится эта моя шлюха, то свое мнение держи при себе, пока я не спрошу о нем. Я приказал не трогать ее, и это должно исполняться беспрекословно. Я собираюсь жениться на этой твари, и упаси господь тебе препятствовать мне в этом.