Это было ловко придумано, и алькальд надеялся, что разбойников всех поголовно убьют, а он будет молодец, что избавил округу от разбойников.
Но бог порешил иначе. Когда Хоселито подъехал со своими людьми к хутору, ему было как-то беспокойно, и он в упор посмотрел на управляющего. Тот потерялся и сделался весь бледный как покойник. Все стало ясно. Хоселито понял, что там засада, из которой могут перебить всех его товарищей. Хоселито – благородный человек, он подумал, что управляющий поступил такие по своей воле, отпустил его, а людям приказал поворачивать обратно.
Хоселито дал клятву отомстить алькальду. Тот сразу смекнул, что раз план провалился – жди беды: Хоселито его убьет. И так он перепугался, что перестал выезжать из своего городка. Из дому же выходил, когда на улице было побольше народу, и вообще осторожничал.
Но это не спасло его. Как-то раз около девяти вечера в местечке появился Хоселито и еще восемь его товарищей. Все пешие. Они смело ворвались в дом к алькальду. Никто не ожидал такого. Слуг всех перевязали, заткнули рты полотенцами, чтобы не поднимали шума, и так их напугали, что те не пикнули. Хоселито сам, один, вошел к алькальду и сказал: «Молись богу за упокой своей души: я лишу тебя сейчас тела и жизни за предательство, которое ты содеял!».
Алькальд хорошо знал Хоселито и понял, что это конец. Просить пощады бесполезно. Сопротивляться – тоже. Хоселито приставил ему мушкет к самому виску: шевельнись – и все. Алькальд решил гордо молчать.
Прошла какая-нибудь минута, Хоселито подумал, что тот успел уже попросить у бога прощения за грехи, и приказал: «Читай молитву!». Алькальд твердым голосом начал читать, и когда дошел до слов: «верую в Иисуса Христа, сына божья», Хоселито выстрелил, всадив ему в голову свинец вместе с пыжами.
Алькальд так и остался сидеть в кресле у своего стола, а Хоселито вышел из дома, и все вдевятером они скрылись. За городом их ожидали товарищи с лошадьми. Они сели на лошадей – и поминай как звали.
У алькальда был восемнадцатилетний сын, неженатый красивый парень. Так как был субботний вечер, то он сидел в цирюльне и брился.
От людей он узнал об ужасном случае. Он не добрился и бросился домой. Там он увидел горячо любимого отца, который был зверски убит и сидел с размозженной головой.
Воздев руки к небу, он поклялся над теплым еще телом убитого не брить бороды, не есть на скатерти, не менять белья, не спать в постели, пока не уничтожит всю шайку и ее главаря Хоселито.
Прошло пять лет после этого случая, и парень выполнял все, как поклялся. Он не считался с расходами и потратил все богатое наследство на отряд пеших и конных людей, с которыми гонялся за разбойниками, вылавливал их по одному, а то и по два и постепенно отправлял на тот свет. Живой остался только Хоселито. Как ни старался парень поймать и убить своего злодея – ничего не получалось. Так он и мотался: не менял белья, не ел за столом, не спал на постели и не брил бороду. Говорят, что страшно было на него смотреть.
Так могло долго продолжаться: Хоселито был ловок и хитер – такого голыми руками не возьмешь, К тому же у него было много покровителей и укрывателей. Но Хоселито (да простит всемилостивый грехи его!), хотя и грешил много, замашки имел как у благородного сеньора. Ему надоело бегать и скрываться, и тогда он передал парню с одной верной цыганкой, старухой, такой уговор: если тот захочет враз покончить все дела и снова начать бриться и прочее, то пусть явится один в условленное место, где они встретятся без свидетелей и решат спор ножами: кто-то один лишится жизни или оба полягут в честном бою. Предложение понравилось сыну алькальда. Он поклялся страшными клятвами, что встретится без подвоха. Они сошлись в дубовой роще и храбро дрались на ножах. Только старуха цыганка видела этот бой: сидела и смотрела, не моргнув глазом.
Хоселито – настоящий герой, и хотя сын алькальда был не робкого десятка и ножом управлялся запросто, одолел парня. Говорят, что убил он его метким ударом страшной силы под левый сосок. Так и отправился сын алькальда на тот свет, ни разу не побрившись после смерти отца.
Слава об этом подвиге пошла по всей Андалусии, и скоро под начало Хоселито пришли семь храбрецов. Хоселито, как и раньше, был главарем этой честной братии.
Шло время, и ничего бы не случилось, если бы губернатор провинции не задумал одну гнусную хитрость. Увидев, что в честном бою с Хоселито не справиться, он подговорил одного ужасного преступника, сидевшего в тюрьме, убить Хоселито. Для этого он освободил преступника из тюрьмы, а пустил слух, что тот бежал. Преступник поступил в шайку, втерся в доверие к благородному Хоселито и зарезал его, когда тот спал. Вы представляете себе, ваша милость, как велико и как справедливо было возмущение всей Вильябермехи».
Далее Респетилья, склонный видеть в разбойниках героев и знавший наизусть множество романсов о них, подробно описывал свои огорчения по поводу смерти Хоселито, осуждал предательство и восхвалял добродетели убитого, Для краткости мы решили все это опустить и ограничиться замечанием о том, что Респетилья не читал книг современных социалистов, фаталистов и детерминистов, но в душе его нашли отклик мысли и чувства, давно укоренившиеся в народе. Потому-то он и оправдывал все преступления Хоселито, объясняя их злой судьбой и неустроенностью мира, то есть фатальным поведением личности и недостатками, пороками и несправедливостями, которые царят в обществе. Мы полагаем, что романы мало подходят для проповедей, ибо на горьком опыте убедились, что они плохо усваиваются. К великому сожалению, та всеобщая симпатия, которую испытывают обитатели наших сел и деревень к бандитам и разбойникам, факт бесспорный. Он свидетельствует о том, что идеи эти не новые и не пришлые, а коренятся в стародавних предрассудках, что бороться с ними можно просвещением, распространением правильных взглядов на мир, а не святым невежеством, которым многие дорожат и даже кичатся.
Донья Арасели умерла семь лет тому назад. Она испустила дух как птичка божья: без боли и страдании, любя всех и вся. В своем завещании тетка не забыла любимого племянника из Вильябермехи, подарив ему одолженные в свое время шесть тысяч дуро. Но у дона Фаустино были дырявые карманы, и, живя в Мадриде на свои скудные доходы, он умудрился наделать еще больше долгов.
О Марии дон Фаустино ничего нового не узнал ни до, ни после смерти ее отца. Единственный человек, который знал о Марии, был отец Пиньон, но он молчал, хотя дон Фаустино неоднократно спрашивал его об этом в письмах, Было еще одно лицо, которое, как полагал доктор, покровительствовало Марии, защищало ее и укрывало. Это был священник Фернандес, о котором мы говорили во вступлении, но он давно умер. Выяснив точную дату его смерти, Доктор предположил, что человек в плаще, который беседовал с Хоселито и добился для него свободы, был священник Фернандес. Вскоре после этого он и умер. Так где же находилась Мария?
Читатель не забыл, конечно, о главном действующем лице вступления – о рассказчике всей нашей истории. Позволю себе напомнить о нем: это славный дон Хуан Свежий, племянник знаменитого священника, «Не нашла ли Мария защиту у этого человека? Не уехала ли она с ним в Америку?» – подумает догадливый читатель.
Проницательный читатель, вероятно, так и подумает, но дон Фаустино до этого не, додумался. Да и трудно было предполагать такое: у дона Хуана Свежего был один-единственный родственник – священник Фернандес, – но и тот умер, сам он никому не писал, ни с кем из бермехинцев не поддерживал никаких отношении – не мудрено, что все о нем забыли, и дон Фаустино тоже.
Доктор занялся розысками лиц, которые могли иметь хоть какое-то отношение к Марии, и вот что удалось установить: он узнал, что Хоселито в четыре года остался круглым сиротой и его взяли в приют, что у матери Хоселито лет за пятнадцать до его рождения был сын, который уехал в заморские страны, и пять десятков лет о нем никто ничего не слышал. Доктор не знал, однако, что старший брат Хоселито стал там миллионером и потом возвратился на родину.
Мы уже говорили, что дон Фаустино неоднократно обращался к отцу Пиньону по поводу Марии, однако тот отказывался что-либо сообщить о ней, хотя наверняка знал о ее местопребывании. Но наконец в одном из последних писем священник сам заговорил о Марии:
«Опасаясь, что ты из чувства честолюбия или по молодости лет и нетерпимости станешь презирать или даже ненавидеть ее за темное происхождение, она покинула тебя.
Она до сих пор держится этого решения, хотя по-прежнему любит тебя. Вероятно, она питает надежду соединиться с тобою в лучшем мире.
Бедняжкой владеет странная мысль, мало угодная богу. Но бог простит ее, как, надеюсь, простит и меня за мою снисходительность к ее безумству. Ведь я так люблю ее. Мария продолжает верить, что ты и она всегда любили друг друга в других своих существованиях, что ваши души всегда были и будут связаны, и та жизнь, которой вы сейчас живете, – это испытание для вас обоих. Она уверена, что в тебе имеется нечто такое, что не есть ты, нечто чуждое твоему существу, твоей душе, но принадлежит только твоей плоти, воздуху, которым ты дышишь, среде, которая тебя окружает. Эта материальная оболочка, и среда, и общество мешают вашей вечной любви.
Поддавшись чувству неодолимой тяги к тебе, она стала твоею. Теперь она боится снова увидеть тебя. Боится, чтобы какой-нибудь печальный случай не разрушил союз ваших душ, не вызвал отчуждения и вражды. Она верит в то, что союз этот будет вечен, и боится вечного разрыва. «Лучше не видеться с ним, – говорит она, – не наслаждаться его обществом, не принадлежать ему в этой жизни, чем испытать вечный разрыв».
И все же Мария уповает на счастливый случай, лелеет надежду соединиться с тобою еще в этой жизни, не опасаясь вечного разрыва. Это может произойти только тогда, когда ты испытаешь горечь разочарования, когда скорбь очистит твою душу, когда иллюзии, которые слепят тебя и смущают, развеются, сгинут».