Стефани перевела дыхание. Она заготовила в уме целые страницы своей речи и предвидела его скептицизм, но, несмотря на то что она хорошо помнила силу его темно-голубых глаз, так и не смогла адекватно отреагировать на их властность и силу воздействия на нее. Джек Шеннон знал, что она играет роль Кассандры, и какое-то время поддерживал эту игру лишь потому, что это его забавляло.
Красивый лейтенант по раскрытию убийств становился очень опасным, когда начинал забавляться. Стефани с внутренней дрожью подумала, а что будет, если Джек рассердится или перестанет находить их игру забавной?
«Я — Кассандра Баллингер, — поспешила напомнить Стефани своему взволнованному сердцу. — Я сильная, упорная и уверенная в себе. Мое сердце не должно дрожать от страха — или желания! — даже тогда, когда я вижу насмешку в этих красивых голубых глазах. Я прекрасно помню все слова своей роли. И скажу их!»
— Когда Джиллиан было четырнадцать лет, они с матерью попали в автомобильную катастрофу. Машина разбилась в лепешку, заблокировав их внутри. К тому времени, когда спасатели освободили их, мать Джиллиан была уже мертва. Возможно, вы заметили, что Джиллиан слегка хромает.
— Да.
— Этот несчастный случай повлек за собой ее хромоту, и он же явился причиной, как вы говорите, невозмутимого спокойствия.
— Как это?
— Несмотря на тяжелейшие травмы, Джиллиан находилась в полном сознании и беспомощно наблюдала, как умирает ее мать. Потом она полностью отключилась. Она замолчала, и я думаю, что это молчание могло быть расценено как спокойствие теми, кто ее не знает, но она испытала сильное потрясение.
— Именно так мачеха и объясняет ее состояние.
— Клаудиа лучше других знает об этом. Именно она помогла ей снова заговорить.
— Разве не вы? У меня создалось впечатление, что вы тоже там присутствовали.
«Я была там, но то, что я могла предложить, не было достаточным. Сейчас у меня появился второй шанс помочь моей единственной подруге, а вы мешаете мне, стараясь увести меня от Кассандры. И что хуже всего, в ваших глазах такая нежность, такая близость, словно вы действительно беспокоитесь обо мне. Прекратите! Пожалуйста, прекратите!»
— Да, я была там, но это не имеет никакого отношения к тому, о чем мы сейчас говорим.
«Но это имеет отношение к вам. И это очень важно». Джеку и самому хотелось бы знать, почему он так подумал. Придет день, и он все поймет. Но сейчас, видя, что разговор ее волнует, он небрежно согласился:
— Действительно, не имеет никакого отношения. Итак, реакция Джиллиан Кинкейд на последний трагический несчастный случай оказалась точно такой же, как и на тот, который произошел пятнадцать лет назад, — шок?
— Да, — с облегчением согласилась Стефани.
— И причиной того, что она не сказала мне об их ссоре, было желание защитить свое личное?
— Их личное.
— Положим. А что заставило ее поручить вам рассказать мне об этом?
— Она знает, что вы с Чейзом были друзьями. Она не хочет, чтобы вы думали, что он женился на женщине, способной его убить. Это ради Чейза, ради его памяти, а не ради нее.
— Восхитительно, — протянул Джек, надеясь в душе, что это правда.
— Джиллиан очень любила Чейза. Она страдает из-за его смерти.
Слушая ее страстные слова, Джек убедился в одном: Стефани твердо верит, что ее подруга ни в чем не виновна и продолжает крепко любить своего мужа.
— Итак? — с надеждой спросила Стефани, заметив на его лице нежность. — Вы можете оставить ее в покое? Вы можете поверить, что смерть Чейза была несчастным случаем?
Выразительные сапфировые глаза с надеждой смотрели на Джека. Она затеяла весь этот разговор из любви к своей подруге и сейчас очень надеется, что добьется успеха. У Джека было сильное желание сказать ей «да», сказать, что она успешно справилась с этим поручением. Но он не мог. Его убежденность в том, что Чейз Кинкейд убит, была очень сильной и еще больше усилилась после телефонного звонка Чейза Карлтона, а поэтому он не мог не сказать правду:
— Скажу вам правду, Стефани. Я жду окончательного решения от одного человека. Я понимаю, что вы можете все рассказать Джиллиан, и ее отец обязательно позвонит комиссару полиции, чтобы тот меня остановил, но к тому времени я уже буду иметь ответ, которого так жду.
— А если этот человек не подтвердит ваши подозрения?
— Тогда я поверю, что ваша подруга невиновна.
— Когда вы все узнаете?
— В субботу днем, сразу после скачек.
После долгого задумчивого молчания Стефани пообещала:
— Я ничего не буду рассказывать Джиллиан. Но вы можете сообщить мне о результате?
— Конечно. Я сообщу вам об этом за обедом в субботу вечером.
Они еще не допили свои коктейли: она диетическое пепси, он — виски со льдом, — когда их деловой разговор закончился, и ей как-то удалось провести остаток вечера без заранее заготовленных слов… а сейчас он предлагает, чтобы они снова встретились в субботу, и она должна согласиться ради Джиллиан, чтобы иметь возможность сказать ей, что лейтенант Джек Шеннон закрыл это дело раз и навсегда.
— Хорошо, — сказала она, помолчав. — Я буду ждать.
— Договорились. — Джек смотрел на закат, мысленно призывая ее присоединиться к нему. — Как вам нравится закат?..
Если Кассандра Баллингер в платье с золотыми блестками сумела сохранить самообладание, пока они обсуждали трагическую смерть Чейза Кинкейда, то это самообладание моментально исчезло, стоило лейтенанту Джеку Шеннону мастерски перевести разговор в более интимное русло, где он мог бы задавать вопросы и получать на них ответы, не имеющие отношения к убийству, те, которые он хотел бы от нее услышать.
Как бы ей хотелось поговорить с ним! В его темно-голубых глазах были такая нежность и такой интерес к ней, что Стефани даже показалось, будто она может свободно говорить, свободно выражать свои мысли. Он бы оценил ее тонкий юмор и от души посмеялся, а на его красивом лице отразилось бы еще больше нежности.
Но она не могла говорить, и по мере крушения ее надежд и возрастающего страха в голубых глубинах ее глаз появилось нетерпение и даже раздражение.
Ее машина была припаркована в дальнем углу стоянки. Дорога к ней была освещена мягким светом золотой луны, и тишину, повисшую между ними, нарушал лишь шепот волн.
«Прости, прости, прости», — в отчаянии говорила она про себя. Как бы ей хотелось сказать эти простые слова вслух, но она знала, что не сможет. Он непременно потребовал бы объяснить, что она имела в виду, а она бы опять начала заикаться и этим навсегда оттолкнула бы его от себя.
И однако, когда они дошли до машины и она посмотрела на него, чтобы пожелать ему спокойной ночи, в ее глазах, освещенных светом луны, были печаль и просьба ее простить.
На эти не выраженные словами чувства лейтенант Джек Шеннон ответил тем, что нежно, очень нежно взял ее лицо в свои ладони. А затем не спеша и с совсем уж невероятной нежностью он начал ее целовать.
Стефани еще никто так не целовал. Джек целовал ее лицо, а не только ее сочные красивые губы. С величайшей осторожностью он целовал ее виски, веки, нос и щеки. Он целовал ее так, словно нежно любил, словно хотел изучить каждую черточку ее лица, словно через это нежное и осторожное исследование хотел найти путь к ее сердцу.
Все мужчины до Джека, включая и ее жениха — особенно жениха, — сразу впивались в ее красивые губы. Они делали это быстро и грубо, стараясь поскорее ее завоевать. А затем так же быстро и грубо требовали от нее большего.
Ни один мужчина никогда так нежно не ласкал лицо Стефани, так же как ни один из них не думал о том, чтобы доставить ей удовольствие — или почувствовать ее боль.
Сейчас Стефани получала удовольствие и испытывала пусть маленькое, но такое чудесное желание, и Джек, словно догадавшись об этом, нашел наконец ее губы. И в его поцелуе не было ни чувства собственности, ни посягательства на нее, а только взаимное удовольствие… душевная теплота… желание… и чистая радость.
И когда Джек неожиданно прекратил свои поцелуи, Стефани увидела в его глазах зеркальное отражение своего желания и внутри ее все радостно запело: «Да, да, да».
— Знаете, чего бы мне хотелось? — спросил он.
«Да. Вам бы хотелось, чтобы я пригласила вас в свою постель. Еще ни один мужчина не спрашивал на это разрешения. Все они только требовали. Но несмотря на то что с вами гораздо опаснее, чем с остальными, да, да, я приглашаю вас».
— Чего бы вам хотелось? — переспросила она.
На какое-то мгновение решительность покинула Джека. Приглашение в ее сияющих голубых глазах было таким ясным, таким чудесным, но ему хотелось гораздо большего от Стефани Уиндзор, нежели просто обладать ее прекрасным телом. Он хотел завладеть ее сердцем. Этого Джек Шеннон прежде никогда не хотел, так как и сам никогда не отдавал своего сердца, но сейчас он был готов рискнуть.
— Мне бы хотелось, Стефани, узнать ваши мысли, ваши истинные мысли, прежде чем вы их успеете отредактировать.
Ее глаза широко раскрылись: она и не подозревала, что он так хорошо ее понимает. Но еще большее удивление у нее вызвала догадка, что он хотел бы о ней заботиться. Удивление быстро сменилось радостью, но эта радость так же быстро погасла, уступив место настороженности.
— Не бойтесь, Стефани, я не приду в ужас от ваших неотредактированных мыслей. Я вам это обещаю.
«Нет, вы придете в ужас, когда я попытаюсь высказать их».
Никогда еще ни один мужчина не вызывал в ней такого трепета, никогда ни один не интересовался ее мыслями, возможно, считая, что за ее безупречной красотой скрывается пустота.
Стефани захотелось заняться любовью с Джеком Шенноном, хотелось поделиться с ним самыми сокровенными желаниями, чего она никогда не хотела прежде, но это было бы очень опасно для ее одинокого, никогда не знавшего любви сердца. Это потребовало бы от нее большого мужества, но она готова была рискнуть, рискнуть хотя бы на одну ночь — ночь, полную нежности.