Страх на лице Стефани исчез, но вместо радужной надежды на нем появилась печаль, которую он уже видел однажды в Чарт-Хаусе.
— Стефани?
«Мне жаль, Джек. Мне так жаль».
Прежде чем Джек нашел слова, чтобы ее успокоить, в гостиной появилась Джиллиан и настало время уезжать.
Джек не стал говорить Стефани «до свидания». Он просто улыбнулся ей улыбкой, полной обещания, на которую, к его великому удивлению, ее глаза ответили «да»… а затем снова наполнились печалью.
Глава 12
Пуэрто-Валларта
13 июня 1994 года
Это был сон. Ласковый музыкальный голос шептал ему слова любви, и он чувствовал прикосновение этой любви к своему горячему лбу, когда трепещущие пальцы с величайшей осторожностью ласкали его кожу.
— Все будет хорошо, — обещал нежный голос. — Все будет хорошо, Чейз.
Ее слова и ее прикосновение сулили надежду, бальзамировали жгучую боль, которая пронзала его тело при каждом дыхании, изглаживали из памяти льющуюся из него кровь, близкую смерть и борьбу с морем. Но он все еще продолжал тонуть, на этот раз погружаясь в замутненный мир жара, судорожно стараясь выбраться на поверхность, открыть глаза на этот нежный голос…
— Я так сильно скучала по тебе. Пожалуйста, очнись, Чейз. Пожалуйста, вернись ко мне.
Отчаянный зов ее сердца заставил его поднять тяжелые веки, и он снова увидел сон: любящие изумрудные глаза, улыбку такую же нежную, как и ее голос.
Чейз не раз представлял себе картину, как он ступит на ее порог в Клермонте, изможденный и истощенный «сюрприз», и увидит бесконечный ужас в ее глазах, когда она встретится с человеком, которого убила. Но эту картину вытеснило из его сознания море, которое чуть не убило его, раз за разом бросая его измученное, безвольное тело на острые скалы.
У Джиллиан Кинкейд было достаточно времени, чтобы подготовиться к его чудесному возвращению, и глаза ее сейчас светились радостной надеждой и бесконечным счастьем.
Никогда, ни единого раза за всю его жизнь Чейза Карлтона не встречали с выражением такого счастья, и в крохотное чудесное мгновение он понял, как сказочно хорошо быть любимым. Но это ощущение растаяло как дым, когда его начавшее просыпаться сознание послало ему сигнал опасности: «Берегись! Она «черная вдова», самая опасная из всего, что существует на земле, потому что она уже знает твою слабость — твое никогда не знавшее любви сердце — и теперь играет на ней. Она заманивает тебя в свою паутину и делает это продуманно, маскируясь радостью и надеждой на счастье».
— Джиллиан.
— Привет, — ласково произнесла она, и ее сердце чуть не разорвалось от счастья. Счастье было огромным — такого она еще не испытывала, — когда его глаза открылись и посмотрели на нее. От этого счастья ее сердце рванулось к нему, и она приложила руку к груди, боясь, что оно вырвется наружу. Но вдруг его серые глаза заволокли штормовые тучи, еще более черные и угрожающие, чем те, какие она помнила, и ее парящее в поднебесье сердце потеряло крылья и рухнуло на землю. Возможно, в это чудесное мгновение счастья Чейз вспомнил начало их любви? А затем быстро — слишком быстро — его воспоминания вернулись к медленной, мучительной смерти?
— Привет, — отозвался Чейз ласковее, чем сам этого хотел. Он видел, как ее радость затухала, и хотя он знал, что это просто умелая игра, его глупое, не знавшее любви сердце не хотело видеть, как исчезает ее радость.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Болит, — признался Чейз. — Такое впечатление, что кто-то вонзает в мою грудь раскаленную кочергу и никак не хочет остановиться.
— Это из-за сломанных ребер и глубоких ран. Теперь, когда ты пришел в себя, врачи смогут дать тебе обезболивающее лекарство. Пока они воздерживались от него, так как у тебя была горячка.
— Горячка? — Чейз испугался: что, если в бессознательном состоянии он говорил о своих кошмарных видениях или рассказал о себе правду? — Я бредил?
— Судя по всему, тебя что-то мучило, — вздохнула Джиллиан и подумала: как всегда. — Но большую часть того, что ты говорил, понять было нельзя.
— Большую часть?
— За исключением наших имен, — пояснила Джиллиан, не позволяя себе нахмуриться, вспомнив, что именно он говорил в бреду.
Чейз снова и снова бормотал их имена, но как-то равнодушно и слишком заученно: Джиллиан Монтгомери Кинкейд, Виктор Чейз Кинкейд.
— И это все? — спросил Чейз, внимательно вглядываясь в ее лицо. Вдруг он в бреду произносил такие слова, как «близнецы», «Карлтон», «убийца»?
— Это все, что я смогла разобрать.
Ее чудесные изумрудные глаза были такими ясными и такими волшебными, что Чейзу снова захотелось ласки. Он быстро отвел взгляд, вызвав в себе образ «черной вдовы», и стал рассматривать окружавшую его обстановку. Похоже, он находился в больнице, но вид из окна был необычным: роскошь буйно цветущих растений на фоне лазурно-голубого моря.
Чейз ясно вспомнил свои ночные попытки доплыть до берега, внезапное тепло крови, вытекающей в воду из его израненной плоти, но, кроме этого, ничего не помнил, погрузившись в кошмар бреда… И только сейчас ласковый голос и осторожные прикосновения вернули ему сознание.
— Где я?
— В больнице Пуэрто-Валларты. Три дня назад группа туристов нашла тебя, лежащего на пляже в пятнадцати милях отсюда. Ты помнишь, как оказался там?
— Я помню, как плыл к берегу, к скалистому выступу. Течение было слишком сильное, или я был слишком слабым. Я помню, как меня било о скалы, но не помню, как выбрался на берег.
— А что ты помнишь до этого момента? Откуда ты плыл? Помнишь?
— От острова. Я пробыл там некоторое время, набираясь сил, чтобы доплыть до берега. До этого я был в лодке. Думаю, это была рыбацкая лодка. Я был болен, истощен и иногда терял сознание, но, по-видимому, в какой-то момент решил, что там мне грозит опасность. Люди, подобравшие меня, казались мне монстрами. Однажды ночью я заметил вдали остров, спустился за борт и поплыл к нему. Я потерял счет времени, но похоже, я пробыл на острове несколько недель, пока не окреп настолько, чтобы отважиться доплыть до материка.
Чейз замолчал, ожидая от нее очередного вопроса и впившись взглядом в ее лицо, чтобы увидеть его выражение, когда она задаст его. И то, что он увидел и услышал, можно было определить как беспокойство, а возможно, и страх.
— А что ты помнишь до рыбацкой лодки, Чейз? Ты можешь что-нибудь вспомнить?
Прежде чем ответить, он несколько минут внимательно смотрел на нее, затем очень спокойно проговорил:
— Ничего. Я ничего не помню.
— Но разве ты не помнишь, как отправился поплавать на «Морской богине», а затем получил удар кливером по голове?
— «Морская богиня». Название мне знакомо, но…
Серые глаза Чейза пристально смотрели в ее изумрудные. Она пока еще не знала, до какой степени амнезия захватила его мозг. Он видел, как она боится, что он вспомнит тот вечер, затем страх сменился явным облегчением, когда она поняла, что он ничего больше не помнит. Стараясь подавить охватившую его ярость, Чейз ровным голосом спросил:
— Ты сказала, что я получил удар кливером? Звучит как-то неправдоподобно. Неужели такое могло случиться, Джиллиан?
— Этого я не знаю.
— Ты не знаешь? Разве тебя там не было?
— Нет, — удивилась она. «Меня там не было, но ты, вероятно, думал обо мне. Думал о тех ужасных словах, которые я тебе наговорила, и от этого ты чуть не погиб». — Чейз, может быть, ты хоть что-нибудь помнишь?
Страх Джиллиан не прошел. Но сейчас Чейз видел в ее глазах такую безмерную грусть, что где-то в глубине души он почувствовал странное желание — утешить ее.
«Ты хочешь утешить убийцу? — язвительно проговорил его внутренний голос. — Не волнуйся, эта печаль долго не продлится. Как только ты увидишь в ее глазах облегчение, когда она услышит, что ты ничего не помнишь о том вечере, тебе захочется ее убить, а не утешить. Продолжай. Скажи ей. И посмотри, что будет, когда ты скажешь».
— Я ничего не помню о том вечере.
Вот оно, облегчение! Но оно промелькнуло и исчезло, а на его место пришел не триумф победителя, а что-то похожее на беспокойство и любовь… к нему.
Джиллиан Кинкейд хранила важную тайну о том вечере, когда умер его брат. Лейтенант Джек Шеннон знал об этом, а теперь об этом знает и Чейз Карлтон.
Но была ли эта тайна связана со смертью? Чейз понимал, что вопрос шел от сердца, его одинокого, израненного сердца, которое всю жизнь стремилось к иллюзорной мечте. И вот оно ожило — избавилось от соблазна.
Может, его брат-близнец тоже поддался этому соблазну? Может, это было его слабостью, фатальным желанием любить, быть любимым и видеть любовь в этих изумрудных глазах?
— Ты должна рассказать мне все о том вечере, Джиллиан. Ты должна рассказать мне о многом. Дело в том, что я помню себя совсем больным на той рыбацкой лодке, но до этого не помню ничего.
— Ты помнишь меня.
— Да, твое имя и лицо. — Слабость, возникшая в его душе, исчезла, уступив место холодной упорной силе, которая была так хорошо известна Чейзу. — Я знаю, что мы оба Кинкейды, но не знаю, кто ты такая и состоим ли мы в родстве? Ты моя сестра?
«Ты такой жестокий, Чейз Карлтон!» Это обвинение Чейз часто слышал от красивых женщин, которые были его любовницами. Они никогда не обвиняли его в физической жестокости, но, исключая постель, он всегда был холоден и неуправляем. Любовницы Чейза отвечали на его жестокое безразличие гневом, но никогда не позволяли себе распускать руки, так как инстинктивно чувствовали, насколько он опасен. К тому же, хотя они разделяли с ним страсть и желали его, они были достаточно умны, чтобы подвергать опасности свои сердца.
Но сейчас его опасные слова вызвали боль, а не гнев и незнакомую ему нежность, которая только и могла его утешить.
«Не будь дураком, — приказал трезвый ум мягкому сердцу. — Не позволяй ей себя одурачить».
— Кто ты, Джиллиан?
Красивая головка опустилась под тяжестью его грубых слов, и Чейз неожиданно для себя пос