— Что?
— Ты ничем не обязана Чейзу.
— Он мой муж.
— Он не был тебе хорошим мужем, — процедил Брэд, переводя взгляд с Джиллиан на ее родителей. Он увидел молчаливую поддержку Эдварда и неодобрение на лице Клаудии, но тем не менее добавил: — Мы все знаем это.
— Он прав, дорогая, — ласково произнес Эдвард.
— Что ты такое говоришь, папа?
— Только правду, Джилл. Чейз сделал тебя несчастливой. За те недели, что прошли после несчастного случая, ты начала привыкать жить без него. Может, будет лучше, если…
— Нет, — решительно прервала его Джиллиан.
«Нет, я не провела последние недели, привыкая жить без Чейза. Я провела их в ожидании, потому что он попросил меня ждать его, а сейчас он, как и обещал, вернулся… и мы сможем поговорить… Мы поделимся нашими секретами и той горькой правдой, которая разрушала наши сердца… И наша любовь опять станет такой же, как прежде».
— Будь благоразумной, — настаивал Брэд. — Да, доктор Питерз сказал, когда обрывки его памяти соединятся, она быстро восстановится. Но он также предупредил, что это только его предположения. Могут пройти годы, прежде чем к Чейзу возвратится память, если такое вообще случится.
— Я намерена провести эти годы, помогая ему, Брэд. Он мой муж.
— Что бы ни случилось?
— Да!
— Ты хочешь воспользоваться вторым шансом, не так ли? Ты всегда была слишком романтичной.
— Что в этом плохого? Не в этом ли причина, что ты так торопишься с производством «Путешествия сердца»?
— Конечно. И еще потому, что я тебя слишком люблю. Но будь благоразумной, Джиллиан, прошу тебя. С памятью или без нее, но Чейз как человек совсем не изменился. Тебе не кажется, что повторится та же история: у него будут те же проблемы, какие отравляли тебе жизнь в последние шесть лет?
— Я не знаю, Брэд, — вздохнула Джиллиан.
Неужели, несмотря на все ее старания, на ее мужество и заботу, на ее попытки возродить их любовь, они придут к тому же концу, что и в тот вечер перед несчастным случаем? На этот вопрос может ответить только время, а на это могут уйти годы. Но она готова рискнуть, проигнорировав неодобрение отца и Брэда. Повернувшись к молчавшей все это время женщине, Джиллиан спросила:
— А что думаешь ты, Клаудиа?
Клаудиа посмотрела на своего хмурого мужа. «О, Эдвард, я так тебя люблю. И я знаю, что ты хочешь счастья для Джиллиан. Этого же хочу и я. Она тоже моя дочь, но Чейз мой сын…»
Повернувшись к Джиллиан, она страстно воскликнула:
— Я думаю, моя дорогая, что верить во второй шанс так же важно, как верить в мечту!
— Привет, — улыбнулась Джиллиан, вернувшись в палату Чейза.
Он лежал, глядя на золотой шар, медленно, но неумолимо опускавшийся за горизонт. Он думал о том, как себя с ней вести, как контролировать свое восхищение и свой гнев.
Человек с потерей памяти, который вернулся к такой любящей жене, какой на первый взгляд казалась Джиллиан, должен испытывать благодарность и надежду. Но если порыться в тайных уголках памяти этого человека, то можно обнаружить, что там затаился неясный, но зловещий образ убийцы, и этот образ мог время от времени всплывать на поверхность из ее темных глубин — разве такое невозможно? Вполне возможно. А это означает, что он может — и должен — вести себя непредсказуемо с Джиллиан Кинкейд и быть иногда нежным, иногда холодным, иногда добрым, а иногда жестоким.
Перед тем как встретить взгляд изумрудных глаз, Чейз был абсолютно уверен, что самым трудным для него окажется изображать нежность. Но, оторвав взгляд от заходящего солнца и увидев смущенно улыбающееся лицо Джиллиан, он понял, что проявить нежность совсем нетрудно.
— Привет.
— Доктор Питерз говорил с тобой о твоей амнезии?
— Да. — Питерз говорил то же самое, что Чейз слышал от невролога в Денвере. — Что-то о временных просветлениях, составных картинках-загадках и путешествиях в мире теней.
— Тебе понадобится мирная обстановка… и экскурсовод, — проговорила Джиллиан. — Брэд предложил себя, так как ты знаешь его всю жизнь, помнишь его лучше, чем меня, и, конечно, тебе выбирать, но…
— Что — но, Джиллиан?
— Просто ты должен знать, что мне бы хотелось самой помочь тебе вспомнить. Я школьная учительница — не знаю, помнишь ли ты об этом, — и у меня больше опыта в таких делах.
— И больше терпения? — спросил Чейз, заинтригованный ее неуверенностью.
Это был такой нежный обман, такое скромное перечисление способностей — ее опыт учительницы, а не право жены, — что Чейз не смог понять, чего она в действительности хочет. Конечно, как убийца, она чувствовала себя в полной безопасности. Доктор Питерз, несомненно, сказал ей, что ясное и живое воспоминание о «несчастном случае» никогда не вернется. Но разве даже уверенный в себе убийца не захочет контролировать его воспоминания, тщательно оркестрируя и манипулируя тем, что он вспомнит? А если Джиллиан не убийца, а просто любящая жена, сделает ли она все для того, чтобы помочь мужу возродить их необыкновенную любовь?
Чейз не мог ответить на вопрос, чего добивается Джиллиан Кинкейд. Но если бы она только знала, как он был очарован ее предложением о помощи, сделанным с такой робкой заботой!
Конечно, она это знает, подсказывал рассудок. Наверняка знает «черная вдова», которая заманила Виктора Кинкейда в свою шелковую паутину, определенно знает, как найти наиболее верный путь к его сердцу — к их сердцам.
О да, он был очарован этой застенчивой и красивой женщиной — женщиной, которая очаровала его брата. И несмотря на то что он испытывал удивительное желание, чтобы она оказалась невиновна, и пусть даже в глубине души он хотел верить в ту прекрасную любовь, которую он видел в ее глазах, холодная очерствелость сердца Чейза не таила в себе опасности растаять, поддавшись этой любви. Но, решил он, будет полезно понаблюдать и почувствовать, каким способом Джиллиан Кинкейд удалось очаровать его брата.
Наконец с нежностью, на которую был способен его брат, Чейз ответил:
— Я хочу, чтобы ты помогла мне, Джиллиан. И я хочу уехать с тобой домой как можно скорее.
Глава 14
Клермонт
19 июня 1994 года
По настоянию Джиллиан Эдвард, Клаудиа и Брэд вернулись в Лос-Анджелес через два дня после того, как Чейз пришел в сознание.
— Все будет хорошо, — заверила она родственников, надеясь, что так и будет. Чейз хотел быть с ней, и это определенно означало, что где-то в глубинах его памяти жило воспоминание об их счастливой любви, и у нее теплилась надежда, что она вновь возродится.
Они могли бы все вернуться в Лос-Анджелес, переправив Чейза из маленькой больницы в Пуэрто-Валларте в государственный медицинский центр Лос-Анджелеса, но Карл Питерз заверил их, что за Чейзом прекрасно ухаживают в этой больнице, которая обычно занимается легкими болезнями: солнечными ожогами, расстройствами желудков, растяжением связок и синяками, которые молодежь получает во время занятий спортом. Чейз был единственным тяжелым больным, но его сломанные ребра и загноившиеся раны лучше всего могли вылечить именно здесь.
Транспортировка могла бы закончиться для него плохо, но Чейз и сам выразил желание остаться здесь. Он почти все время спал — ведь сон, как известно, способствует заживлению ран и дает отдых измученному телу, а когда он просыпался, что могло действовать на него более успокаивающе, чем буйная растительность за окном, небо и голубое море?
По прогнозам врачей, Чейзу предстояло провести в больнице не меньше двух недель, прежде чем он сможет без риска для жизни отправиться домой. Но уже через восемь дней после того, как известие о его чудесном воскрешении достигло Лос-Анджелеса, глубокие раны на его груди начали затягиваться, водный баланс почти восстановился, и все прогнозы врачей оказались ненужными.
Чейз был пока еще очень слаб, и каждый вздох давался ему с большим трудом из-за сломанных ребер, но, несмотря на это, он твердо заявил, что хочет домой — немедленно. Врачи только разводили руками, видя стальную непреклонность в его темно-серых глазах, и пока Джиллиан занималась подготовкой к их перелету, уговорили Чейза принять небольшую дозу демерола, что поможет ему перенести полет.
Чейз решил, что это будет последняя доза обезболивающего, которую он принимает. Демерол успокаивал боль и помогал ему заснуть, что было необходимо для быстрого выздоровления, но при этом затуманивал сознание. В больнице такое состояние было ему даже на руку, позволяя лишь изредка общаться с Джиллиан. Но когда он останется с ней наедине в доме его брата, он не сможет позволить себе расслабиться, его ум должен быть острым, внимательным и цепким.
Джиллиан хотела, чтобы, когда она привезет Чейза, в доме, кроме них, никого не было.
— Я уеду задолго до вашего появления, — пообещала Стефани, когда Джиллиан сообщила ей по телефону, что они с Чейзом прилетают домой в девять часов вечера. Она не позвонила ни родителям, ни Брэду. Она позвонила только на студию «Трипл Краун» с просьбой прислать за ними лимузин.
Чейз тоже хотел, чтобы никто не мешал их возвращению домой. Джиллиан поняла это, когда, подъехав к дому по белой гравийной дороге, они вышли из машины и Чейз взял из рук шофера небольшой чемоданчик, чтобы самому отнести его в дом. Лимузин, развернувшись, начал спускаться с холма, на котором располагалось поместье, а Джиллиан и Чейз остались одни на крыльце.
«Вызовет ли вид красивого дома внезапный всплеск воспоминаний? — думала Джиллиан, вставляя ключ в дверной замок. — Если такое случится, то будут ли эти воспоминания счастливыми?»
Она так надеялась… О, как она надеялась!
Чейза, пока она открывала дверь, вдруг начала сотрясать нервная дрожь. Эта дрожь была вызвана томившим его ожиданием. Почувствует ли он присутствие в доме брата, как только войдет в его дом? А если почувствует, то какими будут его ощущения: здесь любили или ненавидели, были счастливы или проявляли жестокость?
Дверь открылась, и, ша