— Расскажи мне, Стефани. Пожалуйста, расскажи мне все.
Она не могла думать. Из ее головы исчезли даже заикающиеся мысли: их унес страх, захлестнувший ее.
Но вдруг, помимо ее воли, слова сами сорвались с ее губ.
— Я заикаюсь, — отчетливо произнесла она.
Джек сразу все понял: осторожность, с какой она всегда говорила, неуверенность, перед тем как начать говорить, контрольную манеру выражения мыслей, которые в конечном счете выливались в слова. В Гарварде у него был сокурсник, который считался «исправленным» заикой. Его осторожный стиль речи был очень похож на стиль Стефани.
Исправленный. Какое ужасное слово, подумал Джек, глядя в прекрасные небесно-голубые глаза, подернутые облачком стыда. Исправленный — это все равно как исправившийся убийца, словно заикание было преступлением, или как исправившийся наркоман, словно ее спотыкающаяся речь была индульгенцией, срок которой истек.
— О, Стефани! — ласково воскликнул Джек. — Я понимаю, что твое заикание доставляет тебе массу неприятностей и очень тебя печалит. Но, любимая, меня это совершенно не волнует. Я всю жизнь искал такую женщину, как ты. И я никогда не верил, что встречу женщину, которая меня полюбит.
По лицу Стефани катились слезы. Джек поцеловал ее мокрое лицо и прошептал:
— Я хочу услышать твои слова, Стефани. Я хочу слушать их.
Она открыла ему свой позор, свое разочарование, она рассказала ему всю правду. Слова слетали с ее губ неотрепетированными, и, рассказывая, она ни разу не споткнулась и не заикнулась.
Почему? Стефани не переставала этому удивляться.
«Потому что он любит тебя, — отвечало ее сердце. — И если случится, что ты упадешь, он будет рядом, чтобы залечить твои синяки, и держать тебя в объятиях, пока ты снова не сможешь кружиться в танце и радоваться жизни. Любовь Джека вернула тебе речь, а вместе с ней и возможность почувствовать себя наконец свободной».
Джек полюбил маленькую девочку, которая была заключена в одинокий мир молчания, и возненавидел ее родителей, которые так жестоко приговорили ее к пытке одиночеством. Он был очень благодарен Джиллиан Монтгомери, девятилетней девочке, щедрость и доброта которой спасли Стефани от полной изоляции.
— Она была моей подругой, Джек, моей лучшей подругой, моей первой и единственной подругой.
— Пока ты не встретила меня.
— Пока я не встретила тебя, — эхом повторила Стефани, но это было честное эхо, а не эхо от заикания. — Я предала нашу дружбу. Она всегда была рядом, всегда, а когда она особенно во мне нуждалась, я ее бросила.
Джек узнал, что величайшим позором для Стефани было ее предательство, и это терзало ее гораздо сильнее, чем заикание.
— Ты была тогда юной, Стефани, — напомнил он ей. — Тебя выбила из колеи смерть ее матери, и ты была очень напугана. Джиллиан, я уверен, это поняла и давно уже тебя простила. Сейчас вы снова близкие подруги, разве не так?
— Да, но только потому, что Джиллиан такая великодушная. Я даже не извинилась перед ней за свой поступок, но когда-нибудь я это сделаю.
— Ты сомневаешься, хватит ли у тебя мужества?
— Думаю, что да.
— А я не сомневаюсь. Ты уже доказала свою дружбу и свое мужество, придя на поминальный прием по Чейзу и предложив свою помощь. К тому же ты встретилась со мной потому лишь, что для Джиллиан было очень важно, чтобы я поверил, что Чейз женился не на убийце. Это ведь было не так легко для тебя?
— Да, — ответила Стефани человеку, который выслушал всю ее позорную правду и с каждым ее словом становился все нежнее — с каждым словом, произнесенным без заикания. — Джек, давай снова займемся любовью.
— Снова и снова, — прошептал он, целуя ее лицо. — Мы будем заниматься любовью вечно, но при одном условии. Ты будешь не переставая говорить со мной.
— Не переставая?
Джек рассмеялся, и его губы приблизились к ее губам.
— Ну хотя бы время от времени.
Глава 20
— Мы с Чейзом собираемся поехать на Бора-Бора.
Джиллиан намеренно не сообщила эту новость отцу и Брэду сразу. Она сделала это в субботу вечером, когда все они собрались на семейный обед у Эдварда и Клаудии. Они сидели на огромной, увитой глициниями веранде, вдыхая ароматы цветущего сада.
Но со словами Джиллиан теплый воздух вдруг похолодел. Холодное удивление, которое она увидела на лице отца, зеркально отразилось на лице Брэда, и когда он заговорил, в его голосе тоже был холод:
— Вы — что?
— Мы собираемся поехать на Бора-Бора, — решительно повторила Джиллиан. — Мы уезжаем во вторник вечером.
— Ты забыла о «Путешествиях сердца»? Разве ты не помнишь, что это твой фильм? Если мы хотели снимать его будущей весной, а ты с осени собираешься работать в школе, то нам надо посвятить лето предварительной подготовке к съемкам. Разве ты забыла, что через неделю у нас назначена встреча с Питером Далтоном? Он заинтересован в этом проекте и даже согласился стать режиссером фильма, а ведь Далтон очень занятой человек. Мне понадобились недели, чтобы организовать эту встречу.
— Я все это знаю, Брэд, и ничего не забыла. Мы с Чейзом вернемся вечером в четверг.
— Ты знала об этом? — спросил Эдвард, обращаясь к жене.
— Да, — призналась Клаудиа, — Джиллиан спрашивала меня, не возьмем ли мы к себе на недельку Энни.
— Когда это было?
— Два дня назад.
Клаудиа согласилась — очень неохотно — не рассказывать Эдварду о путешествии Джиллиан и Чейза в рай. Джиллиан хотела сама сказать об этом отцу. Это был маленький секрет, который Клаудиа согласилась держать в тайне, совсем пустяковый по сравнению с другими, которые она скрывала от Эдварда все эти годы. Помрачневшее лицо мужа сказало ей, как сильно он будет расстроен, если ее тайны выплывут наружу. Переведя дыхание, она сообщила:
— Джиллиан и Чейз провели свой медовый месяц на Бора-Бора, помнишь? Мне кажется, это идеальное место, чтобы пробудить в нем воспоминания.
Чейз наблюдал за разговором с молчаливым и несколько удивленным интересом. Было совершенно очевидно, что Эдвард и Брэд категорически возражают против их путешествия на остров. Было очевидно также и то, что Джиллиан, предвидя их реакцию, специально отложила разговор до встречи с ними, чтобы, как предположил Чейз, это приятное известие, или его присутствие, а может, то и другое, помешало им высказать свои возражения.
Но семейный обед их не остановил. Ни кузену Чейза Кинкейда, ни его тестю не нравилось, что Джиллиан останется наедине с мужем на отдаленном тропическом острове.
— Почему?
— В чем проблема, Брэд? — спросил Чейз, адресуя вопрос человеку, который почему-то возражал активнее других. Заметив колебание кузена, его нерешительность, Чейз потребовал: — Правду, Брэд.
— Правду? Ну… хорошо. — Брэд помедлил, выдержав непреклонный взгляд Чейза. — Правда заключается в том, что я просто не верю, что ты Чейз Кинкейд.
— Брэд! — вскрикнула Джиллиан. — Что ты такое говоришь?
— Что я говорю? — невозмутимо отреагировал Брэд. — Всего лишь то, что, по моему мнению, этот человек самозванец. Да, он похож на Чейза как две капли воды и знает несколько фактов из его жизни, но все дело в том, что любой человек, затратив небольшие усилия, может узнать о его жизни даже еще больше.
— У него была серьезная черепная травма.
— Как убедительно!
— Для него это трагедия, Брэд.
— Джиллиан, — вмешался Чейз. Он хотел посмотреть на нее, но его взгляд крепко сцепился со взглядом кузена. — Пусть Брэд выскажет свою точку зрения. Продолжай, Брэд. Ты полагаешь, что я самозванец?
— Я полагаю, что ты можешь им быть, — уточнил Брэд. — Ты можешь быть один из тех, кто осознал потенциальную значимость своей сверхъестественной схожести с одним из богатейших и влиятельных людей Голливуда, а затем замыслил убийство, чтобы украсть его личность и его состояние. — Услышав, как Джиллиан ахнула, он, немного выждав, оторвал свой взгляд от темно-серых глаз Чейза, перевел его на Джиллиан и ласково ей напомнил: — Мы оба знаем, каким встревоженным был Чейз в последние месяцы перед своим исчезновением.
— Да, но…
— Что, если его беспокоили звонками, угрожая убить? Ты же знаешь, он что-то скрывал от нас, не хотел волновать. — Брэд помолчал, выжидая, чтобы его слова дошли до Джиллиан, затем, поняв, что она согласна с тем, что Чейзу действительно могли угрожать и он все это скрывал от них, Брэд продолжил: — Но ему также хотелось поскорее покончить с этим делом, поэтому, когда звонивший предложил ему встретиться наедине на борту «Морской богини», он согласился. Ты знаешь, что у Джека Шеннона большие сомнения относительно того, что случилось в ту ночь…
— Брэд, пожалуйста… — прервала его Джиллиан, напоминая ему о том, что они обещали друг другу не нервировать Чейза, рассказывая ему о подозрениях лейтенанта по раскрытию убийств.
— Хорошо. Но, Джиллиан, мое предположение вполне возможно. У каждого из нас есть свой близнец, разве не так? К тому же при современных методах пластической хирургии ту разницу, которую внесла природа, может с успехом исправить талантливый хирург. — Повернувшись за поддержкой к семейному талантливому пластическому хирургу, Брэд спросил: — Я прав, Клаудиа?
До Клаудии дошел его голос, и она поняла, что вопрос Брэда обращен к ней, но ее ум зациклился на последних словах Брэда: «У каждого из нас где-то есть свой близнец». У ее сына был брат-близнец, который умер спустя несколько минут после рождения… Разве не так?
— Клаудиа?
— Прости, Брэд, что ты сказал?
— Я сказал, что при современных методах пластической хирургии ту разницу, которую внесла природа, может исправить талантливый хирург. Ведь так?
— Думаю, что так.
— Ты носишь волосы длиннее, чем их всегда носил Чейз Кинкейд, — продолжал Брэд, снова вцепившись взглядом в темно-серые глаза. — Я не удивлюсь, если под ними спрятаны шрамы от хирургического вмешательства.
— Нет! — с жаром воскликнула Джиллиан. — Он носит волосы такой длины, потому что мне это нравится.