«Начинать прямо сейчас?»
«Да».
«Отлично… Голубое перо».
Он удивленно посмотрел на меня, ничего не понимая. «Ричард, какое голубое перо?»
«Ты же сказал, что угодно, кроме незнакомки, что-нибудь помельче».
Он пожал плечами. «Прекрасно. Пусть будет голубое перо. Представь себе это перо. Увидь его — каждую черточку, края, кончик, хвостик, пушок около основания. Всего лишь на минуту. Этого хватит».
Я на минуту закрыл глаза, и перед моим внутренним взором предстал четкий образ. Небольшое, по краям ярко-голубой цвет переходит в серебристый. Сияющее перо, плывущее во тьме.
«Если хочешь, окружи его золотистым сиянием. Обычно его используют при лечении, чтобы материализовать процесс, но оно помогает и при магнетизации».
Я окружил мое перо золотистым сиянием.
«Сделал».
«Отлично. Глаза можешь открыть».
Я открыл глаза. «Где мое перо?»
«Если ты его четко вообразил, в данный момент оно уже пулей летит тебе навстречу».
«Мое перо? Пулей?»
«В переносном смысле, Ричард».
Весь день я ждал, когда же появится это перо, но все напрасно. И только вечером, за плотным ужином из бутерброда с индейкой, я наконец увидел его. Рисунок и маленькая подпись на молочном пакете: «Упаковано компанией „Голубое перо“, г. Брайон, штат Огайо».
«Дон! Мое перо!»
Он посмотрел и пожал плечами. «Я думал, что ты хочешь настоящее перо».
«Новичку любое подойдет, ведь правда?»
«А ты представлял себе только само перо, или то, что ты держишь его в руке?»
«Только само перо».
«Тогда все ясно. Если ты хочешь быть вместе с тем, что притягиваешь, тебе надо и себя ввести в эту картинку. Прости, что забыл тебе об этом сказать».
Мне стало немножко не по себе. Все получилось! Я впервые сознательно притянул в свою жизнь нечто!
«Сегодня перо», — заявил я, — «завтра весь мир!»
«Будь осторожен, Ричард», — предупредил он, — «а то можешь очень пожалеть».
15
Истина, которую ты изрекаешь, не имеет ни прошлого, ни будущего. Она просто есть, и этого для нее вполне достаточно.
Я лежал на спине под моим самолетом, вытирая масло с нижней части фюзеляжа. Почему-то сейчас из двигателя масла стало подтекать меньше, чем прежде. Шимода прокатил одного пассажира, а потом подошел и сел на траву рядом со мной.
«Ричард, как ты можешь надеяться поразить мир, если все кругом работают, чтобы заработать себе на кусок хлеба, а ты целыми днями лишь совершенно безответственно летаешь на своем захудалом бипланчике и катаешь пассажиров?» Он снова проверял меня. «На этот вопрос тебе придется отвечать не раз».
«Пожалуйста, Дональд. Во-первых: Я существую вовсе не для того, чтобы чем-то поразить этот мир. Я существую для того, чтобы быть счастливым в этой жизни».
«Отлично. А во-вторых?»
«Во-вторых: Для того, чтобы заработать себе на хлеб насущный, каждый волен делать то, что ему хочется. В-третьих: Ответственность — это способность отвечать за что-то, за тот образ жизни, который мы выбираем сами. И есть лишь один человек, перед которым мы должны держать ответ, и, конечно же, это…»
«Мы сами», — закончил за меня Дон вместо воображаемой толпы искателей истины, незримо рассевшихся на траве вокруг нас.
«Человеку вовсе нет нужды держать ответ даже перед самим собой, если ему это не нравится… в безответственности нет ничего плохого. Но большинству из нас интересней знать, почему мы поступаем так, а не иначе, почему мы делаем именно такой выбор — любуемся ли мы птицами в лесу, наступаем ли на муравья, или работаем ради денег, делая совсем не то, что нам хочется». Я поморщился. «Похоже получилось длинновато».
Он кивнул. «Даже слишком».
«Ладно… Как ты хочешь поразить мир…» Я закончил работу и удобно устроился в тени под крылом. «А как насчет: „Я разрешаю миру жить, как ему хочется, и я разрешаю себе жить, как я сам того хочу“.»
Он расплылся в счастливой улыбке, явно гордясь мною.
«Ответ достойный истинного мессии! Просто, ясно, легко запоминается и непонятно до тех пор, пока не поразмыслишь на досуге».
«Задай еще вопрос». Какое же наслаждение наблюдать за работой собственной головы, решающей мировые проблемы.
«Учитель», — сказал он. «Я жажду любви, я добр, я делаю другим то, что хотел бы получить от них, но, все равно, у меня нет друзей, я совсем одинок. Ну, что ты ответишь на это?»
«Понятия не имею», — ответил я. «Ни малейшего».
«ЧТО?»
«Это просто шутка, чтобы оживить компанию. Просто безобидная смена темы».
«Оживляя компанию, Ричард, будь очень осторожен. Ведь проблемы, с которыми люди к тебе приходят, им вовсе не кажутся забавными шутками, если, конечно, они не успели еще далеко уйти в духовном развитии, а те, кто уже ушел достаточно далеко, знают, что они сами себе Мессии. Тебе даются ответы, так что потрудись произнести их вслух. Попробуй только побаловаться с этим „Понятия не имею“, и увидишь, сколько секунд толпе потребуется, чтобы поджарить такого шутника на костре».
Я гордо выпятил грудь. «Страждущий, ты пришел ко мне за ответом, так внемли: Золотое Правило неприменимо. Что, если бы ты встретил мазохиста, воздающего окружающим то, что ему хотелось бы получить от них? Или человека, почитающего Бога-Крокодила, мечтающего лишь о высочайшей чести быть брошенным ему на съедение? Даже тот самый Добрый Самаритянин, с которого все и пошло… С чего он взял, что человек, лежащий на обочине, хотел, чтобы его раны омыли и залечили? А может, преодолением этого испытания он хотел излечиться духовно? Лежал себе в пыли и тихо наслаждался».
Мне казалось, что я говорю очень убедительно.
«Даже если изменить формулировку Правила на: „Делай другим то, что они хотят получить“, мы ничего не добьемся — ведь мы знаем только то, что от окружающих хотим получить мы. На самом деле Правило значит: „Поступай со встречным так, как ты сам хочешь с ним поступить“ — и мы должны применять его с чистой совестью. Тогда тебе не придется стегать мазохиста его кнутом просто от того, что он об этом мечтает. И совсем ни к чему прикармливать крокодилов их почитателями».
Я посмотрел на Шимоду. «Слишком многословно?»
«Как всегда. Ричард, ты растеряешь девяносто процентов своих слушателей, если не научишься говорить кратко».
«А что плохого в том, чтобы потерять девяносто процентов моих слушателей?» — спросил я в ответ. «Что плохого, если я потеряю всех моих слушателей? Я знаю то, что я знаю, и говорю то, что говорю. А если это плохо, ну что ж, ничего не поделаешь. Полет на биплане обойдется вам в три доллара наличными».
«А знаешь…» Шимода встал, стряхивая солому с джинсов.
«Что?» — недовольно спросил я.
«Ты только что сдал выпускной экзамен. Ну и как тебе — быть Мастером?»
«Разочарование и безысходность».
Он посмотрел на меня с неуловимой улыбкой. «К этому привыкаешь».
Очень легко проверить, окончена ли твоя миссия на Земле: Если ты жив — она продолжается.
16
Можно здорово устать, пока обойдешь магазин скобяных изделий, кажется, что полки тянутся и тянутся, исчезая в бесконечности.
В Хэйворде, я отправился в подобное рискованное путешествие в поисках гаек, болтов и шайб для хвостового костыля моего «Флита». Пока я рыскал в полумраке, Шимода терпеливо разглядывал товары — ведь ему-то, уж конечно, в этом магазине покупать было нечего. Вся экономика может рухнуть, подумал я, если все, подобно ему, будут сами из воздуха и мыслеформ создавать то, что им надо.
В конце концов я нашел желанные болты и отправился с ними к прилавку, где играла тихая музыка. «Зеленые рукава» — я полюбил эту старинную песню еще в детстве и всегда слушаю ее с удовольствием. Сейчас звуки лютни лились из спрятанных динамиков. Странно слышать ее в городке с населением в четыреста человек.
Еще удивительнее было то, что никаких динамиков там не было. Хозяин магазина сидел за прилавком, откинувшись на своем стуле, и слушал, как мессия играл на дешевой шестиструнной гитаре, взятой с одной из полок. Музыка звучала просто прекрасно, я, заплатив причитающиеся за болты 73 цента, тихонько стоял, зачарованный мелодией. Может быть, все дело в том, что струны дешевого инструмента чуть-чуть дребезжали, но, казалось, что она доносится из далекой средневековой Англии, укрытой туманами.
«Дональд, как здорово! Я не знал, что ты умеешь играть на гитаре!»
«Ты не знал? Значит ты думаешь, что, если бы Иисусу Христу дали гитару, он бы сказал: „Я не умею на ней играть?“ Мог ли он так сказать?»
Шимода положил гитару на место и вышел со мной на улицу, залитую солнцем. «Или ты думаешь, что найдется хоть один Мастер, достойный своей ауры, который не понял бы человека, заговорившего с ним по-русски или по-персидски? Или что Мастер не может разобрать трактор или, скажем, управлять самолетом, если захочет?»
«Так ты действительно все это умеешь?»
«И ты тоже. Просто я знаю, что я знаю все».
«И я могу играть на гитаре так же как и ты?»
«Нет, у тебя будет свой стиль, не похожий на мой».
«Но как мне это сделать?» Я вовсе не собирался со всех ног бежать покупать гитару, просто мне было любопытно.
«Лишь убери то, что тебя сдерживает, откажись от своей веры в то, что ты не умеешь играть. Возьмись за нее, как будто это часть твоей жизни, что на самом деле так и есть, в одной из твоих других жизней. Знай, что ты прекрасно можешь на ней играть, и пусть твое бессознательное „Я“ завладеет пальцами и начнет играть».
Я что-то читал об этом — обучение под гипнозом, когда гипнотизер говорит людям, что они — певцы и живописны, и они поют и рисуют, как настоящие таланты. «Мне трудно, Дон, забыть то, что я не умею играть на гитаре».
«Тогда тебе будет трудно на ней играть. Потребуются годы учебы, прежде чем ты позволишь себе заиграть, прежде чем твое сознание скажет тебе, что ты достаточно намучался и уже заслужил наконец право играть хорошо».