Он помолчал, а потом поднялся на ноги.
«Лишь очень немногих интересует то, что ты можешь им сказать, но это нормально. Запомни, что об Учителе судят вовсе не по числу его учеников».
«Дон, я постараюсь, обещаю тебе. Но сбегу, как только это мне надоест».
Самолета никто не касался, однако, неожиданно, его пропеллер завертелся, двигатель чихнул облаком сизого дыма, а затем ровно загудел. «Обещание принято, но…» — он, улыбаясь, смотрел на меня, словно чего-то не мог понять.
«Принято, но что? Скажи. Вслух. Скажи мне. Что не так?»
«Ты не любишь толпу», — сказал он.
«Не люблю, когда она давит на меня. Я люблю поговорить и обменяться идеями, но когда вспоминаю, как они тебе поклонялись, и эта зависимость… Я надеюсь, ты не просишь меня… Считай, что я уже сбежал».
«Может быть, я — полный дурак, Ричард, и может быть, я не вижу чего-то очевидного, что прекрасно видно тебе, и если так, то, пожалуйста, подскажи мне, но что плохого в том, чтобы записать это все на бумагу? Разве есть такое правило, которое запрещает Мессии писать то, что с его точки зрения истинно, что забавляет его, что помогает ему творить чудеса? И, может быть, тогда, если людям не понравятся его слова, они смогут просто их сжечь и развеять пепел по ветру, вместо того, чтобы стрелять в него самого. А если понравятся, то они смогут их заново когда-нибудь перечитать, или написать их на дверце холодильника, или воспользоваться идеями, которые им там приглянутся. Что плохого в том, чтобы их записать? Но, может быть, я — просто дурак».
«Значит, написать книгу?»
«А почему бы и нет?»
«А ты знаешь, сколько надо труда… Я обещал себе, что в жизни никогда больше не напишу ни единого слова!»
«А, вот в чем дело. Ну, тогда прости», — сказал он. «Ты, конечно, прав. Я просто этого не знал». Он встал на нижнее крыло и залез в кабину. «Ну, ладно. Как-нибудь увидимся. Счастливых полетов, и все такое. Смотри, чтобы толпа до тебя не добралась. Так ты уверен, что не хочешь написать книгу?»
«Никогда», — сказал я. «Ни единого слова».
Он пожал плечами и натянул летные перчатки, а затем потянул ручку газа, и мотор оглушительно взревел. Когда я проснулся под крылом моего «Флита», этот рев все еще звенел у меня в ушах.
Я лежал в безмолвии, царившем над этим полем, укрытом изумрудным пушистым ковром. Новое ласковое утро пришло в мир.
И тут, ради забавы, еще толком не проснувшись, я — один из почти пяти миллиардов мессий, живущих на этой планете, взял свой бортжурнал и принялся писать о моем друге:
1. И пришел на эту землю Мессия, и родился он на священной земле штата Индиана…
Далеких мест не бывает
There's No Such Place As Far Away
История этой книги такова: больше двадцати лет назад маленькая девочка по имени Рэй Хансен, которой должно было исполниться 5 лет, пригласила своего друга Ричарда Баха к себе на день рождения. Она была уверена, что он придет несмотря на то, что ее гость жил по другую сторону горных хребтов, пустынь и бурь. О том, как он прибыл и какой подарок принес для Рэй, рассказывается в этой книге-притче.
Рэй!
Спасибо за приглашение
на твой день рождения!
Я путешествую только по очень важным причинам,
а твой день рождения — как раз такая.
И хотя тысяча миль отделяет твой дом от моего,
я отправлюсь в путь,
потому что хочу быть с тобой.
Путешествие я начал в сердце Колибри,
с которой и ты и я знакомы давно.
Колибри была, как всегда, дружелюбна,
но когда я сказал ей:
«Маленькая Рэй растет,
и я направляюсь на ее день рождения с подарком»,
она удивилась.
Долго летели мы в тишине,
и затем Колибри сказала:
«Я плохо понимаю то, что ты говоришь,
но я совсем не понимаю, что значит „НАПРАВЛЯЮСЬ“ на праздник».
«Конечно, направляюсь на праздник,
— ответил я. —
Разве это трудно понять?»
Колибри замолчала,
и лишь когда мы прибыли к дому Совы,
она сказала:
«Могут ли расстояния разделить нас с друзьями?
Если ты хочешь быть с Рэй,
разве ты уже не с ней?»
«Маленькая Рэй растет,
и я направляюсь на ее день рождения с подарком»,
— сказал я Сове.
После разговора с Колибри,
слово «НАПРАВЛЯЮСЬ»
звучало странно,
но я все равно произнес его,
чтобы Сова меня поняла.
Сова долго летела в тишине.
Эта тишина была дружелюбной.
Когда Сова приблизилась к дому Орла,
она сказала:
«Я плохо понимаю то, что ты говоришь,
но я совсем не понимаю,
почему ты называешь свою подругу МАЛЕНЬКОЙ».
«Конечно, она маленькая, —
сказал я, —
потому что она еще не взрослая.
Разве это трудно понять?»
Сова посмотрела на меня
глубокими янтарными глазами,
улыбнулась
и сказала:
«Подумай об этом».
«Маленькая Рэй растет,
и я направляюсь на ее день рождения с подарком»,
— сказал я Орлу.
Теперь,
после разговора с Колибри и Совой,
слова «НАПРАВЛЯЮСЬ» и «МАЛЕНЬКАЯ»
звучали странно, но я повторял их,
чтобы Орел меня понял.
Мы летели вместе над горами,
играя с горными ветрами.
В конце пути Орел сказал:
«Я плохо понимаю то, что ты говоришь,
но я совсем не понимаю
слова „ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ“.»
«Конечно, день рождения
— сказал я. —
Мы будем праздновать час, с которого началась Рэй
и до которого ее не было.
Разве это трудно понять?»
Орел сложил крылья,
и мы опустились
на гладкую площадку среди песков пустыни.
«Время до начала жизни Рэй?
Не кажется ли тебе,
что скорее жизнь Рэй началась до того,
как появилось время?»
«Маленькая Рэй растет,
и я направляюсь на ее день рождения с подарком»,
— сказал я Коршуну.
И хотя после разговора
с Колибри,
и Совой,
и Орлом слова «НАПРАВЛЯЮСЬ»
и «МАЛЕНЬКАЯ»,
и «ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ» звучали странно,
я опять повторил их,
чтобы Коршун меня понял.
Далеко над нами разливалась пустыня.
В конце пути Коршун сказал:
«Ты знаешь,
я плохо понимаю то, что ты говоришь,
на я совсем не понимаю
слова „РАСТЕТ“.»
«Конечно, растет, —
сказал я. —
Рэй все ближе к тому, чтобы быть взрослой,
и на целый год дальше от детства.
Разве это трудно понять?»
Коршун приземлился на тихий пляж.
«На год дальше от детства?
Это что-то непохоже на взросление!»
Он поднялся в воздух
и исчез.
Чайка, как я знал,
очень мудра.
Когда я летел с ней,
я обдумывал все очень тщательно,
стараясь подобрать верные слова.
Мне хотелось, чтобы Чайка,
когда я заговорю с ней,
поняла, что я чему-то научился.
«Чайка, —
сказал я, наконец, —
почему ты несешь меня к Рэй,
если знаешь,
что я уже с ней?»
Чайка сделала круг над морями,
над холмами
и улицами
и мягко опустилась на твою крышу.
«Потому, что очень важно, —
сказала она, —
тебе самому понять истину.
Пока ты не поймешь ее сам,
ты будешь жить только частью истины,
прибегая к помощи машин,
людей,
и птиц.
Но помни, —
сказала она, —
истина, даже не понятая тобой,
не перестает быть истиной».
И Чайка исчезла.
Теперь настало время
открывать твой подарок.
Время быстро приводит в негодность
дары из ткани и стекла,
и они уходят из нашей жизни.
Для тебя
у меня есть подарок получше.
Это кольцо,
которое ты сможешь носить всегда.
Оно искрится особым светом.
Это кольцо
нельзя забрать
и нельзя уничтожить.
И только ты
сможешь видеть кольцо,
которое я тебе дарю.
Так же, как я,
потому что, когда кольцо было моим,
я был единственным,
кто мог его видеть.
Это кольцо даст тебе новую силу.
Нося его,
ты сможешь летать вместе с птицами.
Ты сможешь видеть мир их золотистыми глазами,
ты сможешь касаться ветра,
что проносится сквозь их шелковистые перья,
ты сможешь познать радость парения
над миром и его заботами.
Ты сможешь оставаться в небе, сколько пожелаешь,