Желудок Кефы сжался, и к горлу подступила тошнота. Он отчаянно боролся с приступом. Молодой человек смотрел на него.
— Эта рыба, — пробормотал Кефа, — наверное, она была несвежей.
— Как ужасно! — Грек бросился в харчевню и стал поносить хозяина за постыдно низкое качество его стряпни. Он вернулся с торжествующим видом, и Кефа позволил увезти себя на экскурсию по городу.
Экскурсия длилась три часа и включала распитие еще нескольких кувшинов вина с многочисленными знакомыми его гида. Кефа, сославшись на усталость, удалился на непродолжительный отдых и пришел в заранее условленное место встречи — общественный сад в центре города, — когда начало темнеть. В голове у него стучало.
Появился грек в сопровождении еще одного мужчины и двух молодых женщин. У женщин в руках были цветочные гирлянды, которые они обвили вокруг шеи Кефы. Он слабо сопротивлялся.
— Да, да, — настаивал молодой грек. — Вы наш почетный гость. Это традиция.
Они взялись за руки и, с Кефой посредине, пошли по дороге. Навстречу двигались двое.
Когда они поравнялись, один из прохожих остановился словно вкопанный и воскликнул в изумлении:
— Боже милосердный, вот он где!
Ноги Кефы стали словно деревянными и отказывались идти.
— Кефа! — воскликнул Марк. — Что ты здесь делаешь ?
Четверо спутников Кефы отпустили его руки и с удивлением смотрели то на Кефу, то на двух незнакомцев, то снова на Кефу.
— Это мои друзья, — сказал Кефа, ни к кому не обращаясь.
Человек, который его узнал, смотрел на него ледяным взглядом. Кефа хорошо его помнил: дальний родственник Иакова Благочестивого. Счетчик мелких монет, который никогда не улыбался.
— Двадцать человек, у которых дел по горло, ищут тебя по всей стране, — сказал родственник Иакова. — У меня для тебя сообщение от Иакова. Срочное дело. Ты тотчас должен вернуться в Иерусалим.
— Послушай… — сказал Кефа.
— Тотчас.
Мужчина в тоге с пурпурной каймой был низкорослым и плотным, с грубоватым лицом. Конечно, не всегда можно судить по лицу. Деметрий встречал людей с очень непривлекательными лицами, и на поверку они оказывались сущими добряками. Он пытался сосредоточиться на положительной стороне ситуации и не поддаваться холоду, который окутывал все его существо.
— Выйди вперед! — рявкнул человек в тоге. Его глаза впились в Деметрия, словно клещи. Деметрий понял, что лицо выражало его суть.
Охранники вытолкнули его вперед, на четырехугольную мозаику, изображающую нимф и морских богов, один из которых, сидящий верхом на дельфине, подносил к губам винный бурдюк. Вино лилось по его бороде и расплескивалось на спине дельфина — похожее на кровь, как подумал Деметрий. Он заморгал, чтобы яснее видеть. Некоторые вещи он видел необычно отчетливо, а другие были окутаны какой-то дымкой.
Голос губернатора был окутан дымкой. Он дважды задал один и тот же вопрос: Деметрий слышал его, но не понимал, чего от него хотят.
— Отвечай мне! — кричал губернатор. — Каковы твои политические взгляды?
Деметрий сосредоточился. Он говорил осторожно, словно боясь, что может лишиться голоса:
— У меня нет никаких политических взглядов.
Наступила пауза, словно от него ожидали чего-то другого. Ну да. Но он не знал, как правильно обратиться. После отчаянных поисков нужного слова он пробормотал: «Мой господин».
Охранники прыснули. Губернатор пренебрежительно откинулся назад в своем огромном резном кресле:
— У тебя нет политических взглядов? Ты не сочувствуешь повстанцам? Не интересуешься подрывными религиозными течениями?
— Нет, — сказал Деметрий. — Нет, мой господин, совершенно нет.
— Если у тебя нет политических взглядов, — сказал губернатор, — как ты оказался в компании людей, общепризнанной целью которых было ниспровержение государственной власти?
Деметрий тупо смотрел на него.
— Согласно записям, находящимся передо мной, — сказал губернатор, — ты был схвачен отрядом кавалерии, посланным на подавление религиозного бунта на берегах реки Иордан. Что ты там делал?
У Деметрия закружилась голова. Он увидел толпы людей, сверкающие мечи, себя, но моложе, намного моложе. Сколько ему теперь было лет?
— Я не знаю, — пролепетал он.
— Что ты делал в несанкционированной религиозной процессии? — заорал губернатор.
Деметрий покачал головой. Вопрос был неправильный. А если вопрос был неправильный, как он мог дать правильный ответ?
— Вы не понимаете, — сказал он.
Губернатор наклонился вперед и пристально смотрел на него, словно не верил своим ушам.
— Я был там не потому… Это было ошибкой, — сказал Деметрий.
— Это действительно так.
Охранники опять ухмыльнулись. Губернатор посмотрел на них свирепым взглядом, и они притихли.
— Там был проповедник, который обещал, что воды расступятся и он переведет людей на другой берег, — объяснил Деметрий. — Я пошел, чтобы это увидеть.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы течение реки остановилось по чьему-нибудь приказу.
— Нет, мой господин.
— Веришь ли ты, что такое возможно?
Деметрий пытался заставить свой мозг работать, но тот вел себя как ржавый замок.
— Нет, мой господин.
— Как долго вы шли к реке?
Это был легкий вопрос.
— Почти два дня, мой господин.
— На жаре? Без воды? Вы спали на открытом воздухе?
— Да.
— Ты шел два дня по жаре, по горной местности, только чтобы увидеть так называемое чудо, в которое ты не верил?
Молчание. Холодный пот прошиб Деметрия с головы до ног. Он кивнул.
— Что ты там делал? — завопил губернатор.
Господи, молился Деметрий, помоги мне.
— Ты иудей?
— Нет, мой господин.
— Ты собирался когда-либо принять иудейскую веру?
— Нет, мой господин.
— Когда ты принимал участие в процессии, ты знал, что это была иудейская религиозная процессия?
— Да, мой господин.
Губернатор подозвал кивком секретаря, стоящего в стороне, взял из его рук документ и пробежал глазами.
— В заявлении, которое ты сделал старшему офицеру, когда тебя схватили, ты сказал, что твоим последим местом жительства был город Себаста, где ты жил в еврейской общине, называющей себя «Люди Пути».
— Я никогда не был полным членом этой общины, мой господин.
— Нет, ты просто жил вместе с ними, ел вместе с ними и слушал их. Известно ли тебе, что основатель секты, с которой ты связался, был казнен как политический преступник? И что его последователи ожидают всемирного бедствия, которое приведет к крушению Империи?
— Мне всегда был непонятен этот момент, — сказал Деметрий.
Губернатор посмотрел на него с таким презрением, что у Деметрия застыла кровь.
— Мальчик, который идет два дня, чтобы увидеть что-то, что он считает невозможным. Мальчик, который общается с революционерами и не знает, что они революционеры. Мальчик, который слушает разговоры о крушении Империи и не понимает, что это значит. Мальчик, который ест с иудеями и не собирается принимать их веру. Кто ты — дурак или маленький гадкий лгун, симпатизирующий иудеям?
Что-то перевернулось в душе Деметрия. От этого чувства у него начался зуд по всему телу и участилось дыхание. Это был гнев. У него было такое ощущение, будто какая-то сила оторвала его от пола.
— В этом документе, — сказал губернатор, снова заглянув в свиток, — ты указал, что ты раб. Это правильно?
Деметрий понял, что ему суждено умереть.
— Да, мой господин.
— Где твой хозяин?
— Я не знаю, мой господин.
— Ты сбежал?
— Нет, мой господин.
— Тогда как ты оказался в этой группе бунтовщиков из Себасты?
«Действительно, как? — подумал Деметрий. — Как вообще я сделал то, что сделал?» Все было лишено какого бы то ни было смысла.
— Мой хозяин исчез, — сказал он.
— Исчез? Ты полагаешь, я в это поверю? С чего ему было исчезать?
Не было ни причины, ни цели. Деметрий смотрел в мозаичный пол. Бог, пивший из винного бурдюка, был похож на Симона.
— Я думаю, он исчез, потому что был магом, — тихо сказал Деметрий. Причины не было. Но можно было создать причину из ничего.
Судебное разбирательство происходило где-то далеко. Где-то далеко было лицо губернатора, перекошенное приступом бешеного гнева. Деметрий посмотрел на это лицо и увидел человека, который тоже когда-нибудь умрет. Он заглянул в сверкавшие гневом глаза и увидел на их дне страх.
Он почувствовал, как его губы растянулись в улыбке.
— …Обман, дерзость и неуважение к власти, — произнесло лицо.
А потом с неожиданной ясностью:
— Признан виновным по обоим пунктам обвинения. Приговаривается к казни обычным методом, приговор будет исполнен послезавтра расчетом девятой когорты. Ввести следующего заключенного.
Деметрия вывели.
На столе валялись остатки пиршества. Симон отложил косточку фазана, которую обгладывал, и опустил пальцы в серебряную чашу с водой.
— Прекрасно, — сказал он и от души отрыгнул.
В общем-то, так наедаться перед совершением Обряда не рекомендовалось, но было невозможно убедить людей соблюдать умеренность в проявлении гостеприимства. Он подумал, не принять ли ему соответствующее правило.
На соседнем ложе был мальчик лет шестнадцати-семнадцати, который не сводил с него глаз, но не решался заговорить. Симон не поощрял серьезных разговоров во время еды: нельзя одновременно наслаждаться и разговором, и едой. А мальчик, как он был уверен, собирался задать серьезные вопросы. Мальчик ожидал посвящения. Он был похож на Деметрия.
— О чем ты думаешь? — спросил Симон.
Мальчик покраснел от смущения и благодарности.
— Меня кое-что тревожит, — признался он. Он нагнулся вперед, чтобы остальные не услышали его. — Мне не говорят, каковы правила.
— Что? — сказал Симон.
— Я думал, мне объяснят правила поведения. Это первое, о чем говорят, знакомя новичка с религией.
— Понятно, — сказал Симон.
— Когда мне скажут? Когда меня посвятят? Понимаете, я не хочу сделать что-нибудь неправильно. Было бы ужасно начать с…