рками. У жены день рождения.
– Что дарить будете? – неожиданно для самого себя спросил Грановский, вспомнив, что двадцать первого числа появилась на свет его супруга. Почти уже бывшая, спустя шестнадцать лет брака. Он внутреннее скорчился.
– Планшет хочу купить. В рассрочку.
– Ясно. Ну, сидели недолго, успеете.
– Почти сутки продержали. Вика вся извертелась, поди.
– Ну, а кто виноват? Приняли таблеточку, и стало весело, да?
– Тип того, – вздохнул Коробченко.
Грановский уже хотел ретироваться, но вдруг замер, осененный внезапной догадкой, и полез в карман за смартфоном.
– Взгляните-ка, раз уж столкнулись. Может, хоть какая-то польза от вас будет. – Он начал листать фотографии в альбоме. – Никого не узнаете?
– Не. Вроде нет, – помотал головой Коробченко.
Грановский чертыхнулся.
– Что значит – «вроде»? Давайте заново.
Под взглядом майора, Коробченко долго вглядывался в лица, прежде чем наконец ответил, усиленно шевеля затуманенными дурью мозгами.
– Ну, вообще… Может, вот этот. Хотя темно было.
– Этот? – встрепенулся Грановский. – Ну хоть какая-то уверенность есть?
– Как сказать. Не буду врать, лица почти не видел, тем более… – он хихикнул с глупым видом и облизал губы. – Малость того был…
– Но? – нетерпеливо спросил Грановский.
– Но вот кепка вроде та же. И куртка. И вообще весь вид. Высокий такой, крупный. Так-то, конечно, похож… Но не сказать, что прямо в десятку.
Грановский развернул смартфон к себе и уставился на фотографию, взятую Зверевым, как тот выразился, с аватарки в «ВэКа». На которой был запечатлен Вадим Ермолаев.
6
Сидя на скрипучем стуле, морщась от рвавшегося в окно сквозняка и потирая грудь, Грановский вслушивался в отвратительное всхлипывание, издаваемое мужчиной с огромным, от виска до подбородка, фиолетовым родимым пятном. Стас Гусев закрывал лицо грязным платком, подрагивая то ли от холода, то ли от окончательно расшатанных нервов.
– Всюду резюме кидаю. Ничего. Кусок хлеба негде взять. За квартиру пятый месяц не плачу. Приходится у родителей одалживать, – жаловался он. – Старики последнее отдают.
– Что же, и вахтером не устроиться? Или сторожем. Вон, за углом объявление висит, требуется продавец, – сочувственно бросил Зверев.
Гусев резко поднял голову. На его лице заиграл отблеск оскорбленного достоинства.
– Я что, должен унижаться до работы сторожем? Или продавцом, по двенадцать часов стоять за прилавком? У меня два высших, между прочим. Закончил медицинский с отличием. И теперь вкалывать за какой-то сороковник. Ну нет, увольте. Меньше чем за шестьдесят пять-семьдесят и речи быть не может.
Он вспомнил про свой платок и вновь начал всхлипывать, опустив голову.
Грановский и Зверев переглянулись.
– Гражданин Гусев, два вопроса. Первый: на этих фотографиях никого не узнаете?
Мужчина пролистал снимки и равнодушно пожал плечами.
– Нет. Абсолютно.
– Ясно. Тогда второй вопрос. Где вы были вчера, примерно с восемнадцати часов до двадцати одного?
Гусев ответил после паузы. В его глазах мелькал знакомый майору огонек. Этот взгляд говорил со всей отчетливостью: «Так и быть, скажу, а потом идите вы… сами знаете куда».
– У родителей, на Гагарина. Мама ужин приготовила. Отец вот немного выручил. Отдам при первой же возможности. Наверное, старик с пенсии…
– Хорошо-хорошо, – резко перебил его Грановский. – Верим на слово.
Смерив Гусева ледяным взглядом, он поднялся, вновь прижав руку к груди.
Грановский понимал, что этот разговор пуст и бесперспективен. Во всяком случае, пока он не сделает того, что задумал характерным для себя экспромтом.
Простившись с Гусевым, они сели в машину.
– Знаешь что, Миш… – Он закашлял. – Давай-ка прямо сейчас навестим его родителей. Улицу он назвал сам. Пускай ребята точный адрес скинут. Срочно. Пока он не успел с ними связаться. Авось успеем застать врасплох.
Вскоре они уже мчались, превышая скорость, на проспект Юрия Гагарина, 28, где почти силой ввалились в квартиру, устремив две пары красноватых от бесконечного напряжения глаз на супругов Гусевых. Им в уши ударил металлический стук, похожий на цоканье копыта.
– Ну, был он вчера. Все верно, – заговорил недобрым басом пожилой мужчина, пахнув знакомым Грановскому не понаслышке водочным запахом.
– Забегал на пять минут, – добавила мать.
– Поужинать, он сказал, – бросил, как бы невзначай, Зверев.
– Да, – кивнул Фёдор Гусев.
– Слопал тарелку супа да убежал. Ну, и денежки, конечно… – Его жена с горькой улыбкой щелкнула языком.
– Тата! – оборвал ее Фёдор Гусев.
– Ну что Тата-то, что Тата?
– Хватит, я сказал.
– А когда он приходил, ориентировочно? – разнял супругов Зверев.
– Часов в шесть, – пресным голосом сказала Татьяна Гусева.
– Примерно. А в чем дело? Чего вы его мурыжите? – Гусев повысил тон.
– Мы мурыжим, потому что люди погибают. – Грановский заглянул ему в глаза.
– Ну, а Стас здесь при чем?
– При том, что пока виновник не найден, абсолютно все причем.
– Ну, давайте тогда и меня проверьте. Может, это я убил, – с вызовом сказал Гусев.
– Это вряд ли, – Грановский опустил глаза.
Ниже левого колена Фёдора Гусева поблескивал в желтом свете люстры железный протез.
– Он после аварии стал такой нервный, – прошептала Татьяна Гусева, закрывая дверь за уходящими следователями. – Простите. Но Федя всю жизнь был очень активный. А теперь… представьте, каково это. Тяжело мужику без ноги-то. Даже попивать стал сильно.
Грановский понимающе кивнул. У него, правда, обе ноги были на своих местах.
– Ребята звонили. Перевернули квартиру Ермолаева. Не показывается. Мамаша его – атас, любой маньяк от нее в тюрьму запросится.
7
Одна сплошная чернота за окном. Дождь. Уныние. И кашель.
Грановский набрал номер слегка нетвердыми пальцами, чувствуя при этом, как внутри все немного сжалось. Словно из глубины организма к нему подбирался новый бронхиальный спазм.
– Что ты хотел? – раздался в трубке холодный голос Валерии Грановской.
– Ну, что-что. Просто поговорить, – неуверенно начал Грановский, – голос твой хотел услышать.
– Ты что, голос мой успел забыть? Я вот твой отлично помню. Особенно мат.
– Лера, пожалуйста… И так голова кругом.
– Не сомневаюсь. Но, судя по голосу, ты хотя бы сухой.
– Я уже два месяца ни капли…
– Ты мне это хотел сказать?
– Нет, просто позвонил, – неуклюже произнес Грановский, начиная злиться. На себя.
– Виталик…
– Прости, Лер. Не знаю, что сказать. Просто паршиво.
– Да, мне тоже.
– Лера, я тебя прошу. И Марьяшке скажи. Будьте осторожнее, пожалуйста. Ты же знаешь, что в городе творится. По темным местам не таскаться. По вечерам лучше будьте дома.
Грановский сидел в свете бра, глядя во мрак за окном. Оттуда, сквозь холод и дождь, его звали четыре жертвы, вытягивая обрубки отсеченных рук, словно говоря: смотри, что он с нами сделал.
Грановский прикрыл лицо рукой. Кашель снова дал о себе знать. Вспомнилась фотография Инны Шишкевич, прижавшейся губами к розовой щеке новорожденного. Мелькнул кадр из фотоальбома памяти, на котором Светлана Котова смотрела майору в глаза испещренными красными сосудиками глазами. Полный ненависти взгляд Кирилла Суровкина. И ноющий Гусев.
Грановский вспомнил, что так и не успел задать вопрос, прерванный вбежавшим в комнату Зверевым, в глазах которого блистала безосновательная радость. Со временем привыкнет.
Портрет. Отчего-то Грановскому вспомнился портрет Суровкина, мельком виденный на стене в гостиной. Снова кашель. И дождь за окном. И эти тени с отрезанными руками. Их лица уперлись в воспаленный мозг Грановского, подобно железному протезу. В ушах зазвенело противное цоканье по паркетному полу.
– Я тебя достану, сволочь, – вслух сказал майор невидимому извергу.
За окном сквозь шум дождя словно послышался чей-то презрительный смешок.
Темное, скрытое мокрой пеленой чувство одолевало Грановского. В последние два дня он определенно что-то видел, слышал, заметил, вспомнил, но снова запамятовал. Но что-то было. Нечто чрезвычайно важное прилипло клейкой лентой к изнанке его подсознания. И если удастся дотянуться до него кончиками мысленных пальцев, отодрать и разглядеть получше, это позволит ему сдержать данное себе слово. Достать.
Он залез на Яндекс и стал искать. Подарок жене. Уже почти бывшей.
8
Раздался нерешительный стук в дверь. Грановский кашлянул, прежде чем откликнуться рассеянным голосом.
– Войдите!
– День добрый. Моя фамилия – Ермолаев. Вадим Ермолаев.
Грановский вздрогнул и уставился на вошедшего в кабинет высокого мужчину в кепке с логотипом охранного предприятия «Northern Security».
– Ну и где же мы прятались, гражданин?
– В отельчике. С почасовой оплатой. Я туда баб часто вожу. Знакомлюсь через «ВэКа» или в «Тиндере». А с Инной по работе… Она в отделе сервиса у нас… была. Ну и стали… видеться. Говорила, муженек у нее слабоват по ЭТОЙ части. В том же отеле ее… того, что и других. Регистрировался давно, еще до того, как ввели новые правила с паспортами. Меня там в лицо знают. Вот и взял номер по-тихому. После того как…
– И трубочку не снимали, – заметил Грановский.
– Н-да.
Зверев молча слушал, сидя за вторым столом и разглядывая Ермолаева поверх монитора.
– Ну и?
– Так что сказать? Было у нас с Иннусей. Встречались периодически. Как раз возле Удельного парка. Кто же знал-то. Ну а как я узнал про убийство, страх меня одолел, гражданин нач… Я ж почти там Инну дожидался, где и нашли ее. Ну и решили бы, что это я ее убил.
– А вас и так видели. Опознали по фото.
– Кто? – удивился Ермолаев. – Муженек за ней следил, что ли? Так, может, он и… Я слышал там, за деревьями, шум, крики, стоять, мол, остановитесь, гражданин, ну, думаю, пронесло. А потом вечер, ночь, ни хрена. Понял, что не взяли никого. Иначе бы в интернете затрубили тут же.