– У меня оно тоже есть, – резонно попытался заметить я.
– Ну так мамочка же в курсе твоего прошлого, не так ли?
Я предпочел промолчать.
– А вот о прошлом всяких там проходимок мамочка не в курсе, – сказала она и резко воткнула вилку в столешницу.
Я мысленно вычеркнул Пенни из кандидаток в жены. Хорошие секретарши на дороге не валяются. А без глаза или с парой дырок в животе они несколько теряют свои профессиональные навыки.
Посреди ночи я вспомнил о задании, которое дал Пенни.
– Вы мне должны, – сонно пробормотала она по телефону.
– Я подниму тебе жалованье, – посулил я.
– Если бы всякий раз, как вы обещаете это, вы поднимали его хотя бы на пять процентов, я бы уже давно выкупила нашу чертову контору с потрохами!
– Пенни! – шепотом возмутился я. – Не ругайтесь! Мама может нас подслушивать.
– Привет, миссис Ковальски! – мгновенно проснулась Пенни. – Хочу сказать, что ваше печенье невероятно вкусное, я всегда поражалась вашим кулинарным талантам…
– Очень приятно, – сухо заметила мама с другого аппарата. – Правда, я как-то не рассчитывала, что мой сын будет разбазаривать свою еду – над которой я трудилась, не покладая рук! – на каких-то профурсеток!
В соседней комнате грохнула трубка, и мы услышали писклявые гудки.
– Вернемся к делу, – сказал я.
– Итак, наш клиент… – тут, судя по звуку, Пенни стошнило.
– Отравились? – сочувственно спросил я.
– В смысле? С чего вы взяли? Итак, этот… – тут ее снова стошнило.
– Пенелопа, дорогая, – заволновался я. – Я понимаю, что наш клиент не образец красоты и обаяния, но не надо принимать так близко к сердцу.
– Вы не понимаете! – обиделась она. – Это его имя.
– А… есть какой-то менее звучный вариант?
– Его первый фальшивый паспорт, конфискованный Особым отделом, был на имя Яна Жижки.
Я хмыкнул:
– У того, кому он его заказывал, было чувство ю… Подожди! Фальшивый паспорт? Особый отдел? Мы что, связались с…
– …гангстером, – подтвердила Пенни. – Наш господин с трудновыговариваемой фамилией – представитель крупнейшего мафиозного клана, которому принадлежат все торговые пути Восьмого космического сектора. Ну и по мелочи – котрабанда…
Я охнул. Котрабанда – контрабанда котов – была грубейшим нарушением «лысого закона». Коты, еноты, кролики и морские свинки для некоторых инопланетян были чересчур умилительными. Всяческие инсектоиды и крабообразные, поглаживая котика, впадали в наркотический экстаз. Достаточно было часа знакомства с обычным котом – и полчаса с персом или британцем – как общество теряло еще одного своего полноценного члена и приобретало загладного котамана.
– Мы покойники, – прохрипел я.
– Вы, – подчеркнула Пенни. – Покойник – вы. Я, если помните, в разговоре не участвовала и ответственности не несу.
– Если меня убьют, ты потеряешь работу.
– Уйду к конкурентам, – безжалостно сообщила она. – Трехглазый Джордж давно переманивает меня к себе.
Я вздохнул.
– Ладно, давай, что там еще на этого нашего…
– Не так уж много, – скороговоркой продолжила Пенни. – О жене его ничего не известно, что даже странно.
– Подтерто? – оживился я.
– Возможно. Причем отовсюду. И из бумажной картотеки, и из электронных баз, и даже из памяти генномодифицированных червей-извилин. Словно у нее никогда не было прошлого.
– Но как…
– Извините, больше я ничего не знаю. Спокойной ночи.
И она первой положила трубку.
– Знаете, Пенелопа, – как бы невзначай начал я, придя наутро в офис, – моя мама говорит, что у каждой женщины есть прошлое.
Пенелопа слегка порозовела и пролила чай на клавиатуру.
– Ваша мама в высшей степени мудрая дама, – пискнула она.
– Не могу не согласиться, – кивнул я стоявшей на столе маминой фотографии. – Однако насколько это прошлое определяет дальнейшую жизнь женщины?
Пенни икнула и отвела взгляд.
– Ну-у-у… – равнодушно сказала она. – Это зависит от женщины. Если она ведет достойную жизнь, на хорошем счету у работодателя, разве так важно, что было в ее далекой… то есть не совсем далекой… юности? Особенно, если там ничего криминального и лишь чуть-чуть аморальное?
– Чуть-чуть? – переспросил я.
Пенни задумалась.
– Знаете, – сказала она, – одна моя подруга танцевала канкан…
– Не очень возмутительно, – пожал я плечами.
– На канате.
– Ну…
– Голая.
– Кхм. Продолжайте.
– Так нечего продолжать, – огрызнулась Пенни. – Ныне она приличная дама с повышенной социальной ответственностью и на хорошем счету у работодателя. Исправно платит налоги, вышивает крестиком и по воскресеньям поет псалмы.
– Голая? – пошутил я.
Пенни отчего-то густо покраснела.
Осьминоид герр Пауль плавал кролем в иссиня-черной воде своего личного бассейна. И одновременно личного офиса и склада нелегальных материалов.
– Я бесплатно никого искать не буду, – предупредил он, даже не поднимая клювастой головы.
– Обижаете, Паша, – сказал я, вытаскивая из кармана фотографию жены мистера Жижи и небольшой пузырек с валерьянкой.
– Ах, это вы, – сказал герр Пауль, оживившись и следя круглым карим глазом за пузырьком. – Давайте сюда объект.
Бросив взгляд на фото, он хмыкнул и протянул щупальце.
– Э, не, – сказал я, пряча пузырек за спину. – Сначала объект.
– Объект у меня внизу, – ответил осьминоид. – Плату вперед.
– Э, не, – покачал головой я.
– Э, да, – ответил герр Пауль и ткнул щупальцем куда-то мне за спину.
Я обернулся.
Там, на стене, висел лист бумаги с неровно выведенными буквами:
«ПЛАТУ ВПИРЕТ»
– А то много вас ходит таких, – пояснил осьминоид. – А потом ползи, мсти за обман, топи в вашей речке-говнотечке. Надоело.
Я вздохнул и протянул ему валерьянку.
Герр Пауль профессиональным движением отвинтил крышечку и опрокинул пузырек в ротовое отверстие.
– Ух! – одобрительно крякнул он и порозовел.
– Ну, – с нетерпением спросил я. – Ну что там?
– Айн момент, – отмахнулся он и нырнул в черные глубины.
Айн момент растянулся на минуту, потом на пять, затем на пятнадцать… Через двадцать минут я нетерпеливо похлопал ладонью по воде, а через полчаса снял ботинок с носком и сделал вид, что собираюсь устроить в бассейне постирушки.
Вода забурлила, и на поверхности показался осьминоид с чем-то, напоминающим полиэтиленовую книжонку.
– Ну и что это? – спросил я, разглядывая изображения каких-то клякс.
– Молодой человек! – назидательно поднял щупальце герр Пауль. – В вашем возрасте стыдно не знать, что мужские журналы есть у всех цивилизаций. Хотите, я покажу вам свою коллекцию? В ней есть весьма любопытные экземпляры.
Я вежливо отказался.
– Вот ваш объект, – герр Пауль ткнул щупальцем в одну из фотографий.
Наверное, у жижоидов это считалось очень эротичным. Возможно, – судя по тому, как был залапан этот разворот, – даже порнографичным. Но я уже сто раз вытирал ковер после того, как Царица Савская изволила переедать, так что цветное пятно на мебели меня не впечатлило.
– Ну как? – вкрадчиво спросил герр Пауль. – Вставляет?
– Что? – переспросил я.
– Вставляет? – повторил порномагнат. – Кирдячит? Дюдюкает? Хтангхн ктух? Хочется усики почесать?
– Эмн… – замялся я.
– Ах да, – махнул щупальцем герр Пауль. – Я забыл вашу анатомию и терминологию. Есть желание по…
– Нет! – быстро ответил я, вернул ему журнал и позорно сбежал.
– Между прочим, он очень обаятельный, – сказала Пенни, задумчиво разглядывая через лупу кулон с бриллиантом. – Обходительный, очаровательный, обворожительный…
– А еще округлый и обширный.
– А? – она с удивлением подняла один глаз. Вторым она продолжала разглядывать кулон. Бриллиант был размером с грецкий орех и даже сверкал как-то нахально и развратно.
– Я продолжаю ваш ряд прилагательных на “о”, – сухо ответил я, делая вид, что меня не интересует ни этот щедрый дар для Пенни, ни сама Пенни.
– Ах, ну да, от вас же даже на день рождения если чего и дождешься, так коробку конфет, которую дарили еще вашей прабабке!
– Я не знал, что вы такая меркантильная.
– Пф-ф! Меркантильная – это когда оказываешь услуги за деньги…
– Мне казалось, что это по-другому называется, – заметил я.
Пенни презрительно фыркнула.
– С нашей работой запроса на те услуги, для которых называешься по-другому, не дождешься. Никакой личной жизни. И никакой доплаты, кстати!
– А кстати, зачем мистер Жижа приходил? – при упоминании денег я обычно сразу меняю тему.
– Просто так, – Пенни пожала плечами, примеривая кулон на грудь. – Хотел узнать, как движется дело.
Я поперхнулся.
– И что вы ему сказали?
– Ну, как обычно, что все в порядке, что у вас есть версии и вы их разрабатываете, что в ближайшее время уже сможете предоставить итоги… Вы же сможете их предоставить?
– Ну, э-э-э…
– Я так понимаю, есть смысл звонить Трехглазому Джорджу?
– Пенни, – тоскливо попросил я. – Не могли бы вы…
– Не могу.
– Буквально на пару часиков!
– Увы-увы.
– Я обещал маме!
– Я буду приносить цветы на вашу могилу.
– Я повышу вам зарплату!
– Ха-ха-ха! – произнесла она без улыбки на лице, однако махнула рукой.
Мама очень любит ходить со мной на культурные мероприятия: концерты классической музыки, гастроли театра Кабуки, лекции приглашенных ученых и прочие облагораживающие действа. Она надевает свое лучшее леопардовое манто, вооружается моноклем и отгоняет от меня вертихвосток, которые хотят украсть у нее единственное сокровище. Тылы нам прикрывает сумка с Царицей Савской – о, сколько прошмандовок и профурсеток были вынуждены ретироваться, заслышав ее шипение!
В этот раз целью нашего семейного променада стала выставка современного искусства. Вся выставка заключалась в одном-единственном экспонате, которому посвящался буклет на добрую сотню глянцевых страниц. Две трети его заполняли излияния и изрыгания восторга по поводу уникальности, невероятности, замечательности, великолепности и в высшей степени всего прочего этого экспоната. На оставшейся трети располагались фотографии во всех ракурсах – и даже, кажется, снятые изнутри.