— А вы полагаете, что у женщин-милиционеров должны быть мужья-участковые? — с едва сдерживаемой яростью спросила она. — И у профессоров математики, в свою очередь, жены должны быть не такие, как я? Чему вы так безмерно удивились, Виктор Иванович? Вам внушали, что в милиции работают одни безмозглые идиоты, наглые взяточники и тупоголовые невежды, которым не место среди докторов наук? Я сижу в вашем кабинете уже сорок минут и никак не могу заставить вас понять то, что понимают даже дети. Да, есть риск, и очень большой риск, что перевод книги Дюруа уйдет из вашего института навсегда. И в вашей библиотеке больше не будет этой замечательной книги. Ну и что? Мир перевернется? Этот перевод есть в университете и еще в одном институте, которым руководит ваш коллега академик Винников, он есть в Ленинке и в архиве ВЦП, где его делали, и при некотором усилии, уверяю вас, очень незначительном, вы эту потерю восполните. А преступники, которым сегодня позарез понадобилась эта книга, держат в своих руках человеческую жизнь, и, может быть, не одну. Если эти жизни оборвутся, кто и как сможет восполнить потерю? Мне, знаете ли, приходилось уже сталкиваться с учеными, которые до такой степени преданы своей науке, что забывают о живых людях. Преданность науке — это прекрасно и достойно всяческого уважения, ибо человек смертен, а научные открытия живут веками и приносят пользу человечеству. Но человечество, ради которого вы так стараетесь, состоит из отдельных людей, на которых вам наплевать. Вы, наверное, слышали печальную историю профессора Бороздина, который разработал прибор для стимуляции агрессивного психологического фона в войсках и испытывал его на населении Москвы. Не заставляйте меня думать, что вы похожи на него.
— Мне приходилось слышать, что жена профессора Чистякова весьма эксцентричная особа, — сухо ответил директор. — Теперь я это увидел собственными глазами. Что я должен сказать сотрудникам библиотеки? Там нет свободных вакансий, все должности заняты. В каком качестве вы там появитесь?
— Скажите, что меня оформили на какую-нибудь простенькую должность, например, лаборантом, но временно я поработаю в библиотеке, потому что сейчас лето и многие хотят идти в отпуск. Отпустите в отпуск какую-нибудь сотрудницу библиотеки для убедительности.
— Ну хорошо, я отпущу одного человека в отпуск, а завтра вы закончите свою работу и уйдете. И с чем мы останемся? Выто ушли, а человек из отпуска вернется еще не скоро. Об этом вы, конечно, не подумали.
— Конечно, — согласилась Настя, — об этом я не подумала. Об этом должны думать вы, потому что вы директор. А я — милиционер, и думать должна о том, что человек, который, может быть, придет в вашу библиотеку за книгой Дюруа, похитил беспомощную семнадцатилетнюю девушку и держит ее неизвестно где. И я хочу эту девушку найти и освободить. У нас с вами разные профессии и разные задачи. Вы предлагаете открыть дискуссию на тему о том, чья задача важнее?
Но открывать дискуссию директор почему-то не захотел.
Библиотека была огромной и какой-то бестолковой. Первым делом Настя удостоверилась в том, что перевод книги Дюруа здесь действительно есть, но лежит он не в хранилище, а в читальном зале.
— Этот перевод часто спрашивают, — пояснила Ниночка, работница библиотеки, взявшая шефство над новенькой, — поэтому мы его на дом не выдаем, у нас же всего один экземпляр.
Для того чтобы получить книгу в читальном зале, надо было предъявить удостоверение сотрудника института, и не просто предъявить, а оставить библиотекарю.
— А как же те, кто пользуется вашими библиотечными фондами по ходатайству из сторонних организаций? — поинтересовалась Настя.
— Они приносят нам письмо, мы заводим на этого человека формуляр и даем ему книги под залог паспорта.
— И что, все, кто берет книги в читальном зале, в этом же зале их и читают?
— Ой, что ты, — махнула рукой Нина, — в читалке сидят только пришлые. Сотрудники берут книги и уносят к себе в кабинеты. А некоторые и домой ухитряются утаскивать. Придут с утра пораньше, весь дефицит соберут и уходят домой. А вечером приносят. А то и дня через два.
— Разве им удостоверение не нужно?
— А зачем оно им? Вахтер и так всех пропускает. Другое дело, что без удостоверения тебе нигде ничего не дадут, ни в одну лабораторию на приборы не пустят, но если человеку, допустим, три дня лабораторная база не нужна, то он на все три дня книги из читалки забирает. Боремся с этим, боремся, а все без толку.
— Можно, я на выдаче в читальном зале поработаю? — попросила Настя.
— Да ради Бога, — тут же согласилась Нина. — Ты в читалке будешь, а я на абонементе. Если что — спрашивай, не стесняйся. И вот еще что. Я уж сразу с тобой опытом поделюсь. Я когда первое время в читалке работала, очень хотелось каждую книгу как можно быстрее найти. Носилась между стеллажами, старалась сразу запомнить, где что стоит, уставала страшно. Мне казалось, научные работники — люди такие серьезные, будут ценить, если их обслуживать быстро. Ничего подобного. Они и не замечают, сколько времени ты им книжку несешь — полминуты или полчаса. Стоят и байки травят друг с другом. Или присаживаются вон за тот стол и подшивки газет листают. Так что ты не надрывайся и ноги до мозолей не стаптывай, поняла? Подождут, не переломятся. У них время тоже казенное, как и у нас с тобой. Кстати, а ты про перевод Дюруа почему спросила?
— Интересно стало, — неопределенно ответила Настя. — Я когда-то всерьез математикой занималась, помню, что нам учитель очень советовал найти эту книгу. Говорил, что в ней самые сложные вещи изложены просто и понятно. Но мы тогда так и не смогли ее найти. Теперь вот вспомнила, потому и спросила.
— Ты математикой занималась? — удивилась Нина. — А потом что же? Бросила?
— Да не сложилось как-то. В институт провалилась, занималась всякой ерундой, потом замуж вышла.
— И дети есть?
— Нет, детей нет пока.
— Ну ничего, — подбодрила ее Нина, — какие твои годы, родишь еще.
— Конечно, — согласилась Настя.
Это был тот нечастый случай, когда ее внешность сыграла ей на руку. Худощавая, тонкая, с длинными светлыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост», без грамма косметики на бледном невзрачном личике, Настя всегда выглядела моложе своих лет. В этом месяце ей исполнилось тридцать шесть, но больше двадцати пяти — двадцати семи ей никто не давал. Знала бы Ниночка, сколько на самом деле ей лет, вряд ли она была бы столь оптимистична в своих прогнозах относительно будущих Настиных детей. И потом, когда тебе двадцать семь и ты рассказываешь о том, как провалилась в институт, а потом вышла замуж, тебе верят и не спрашивают, чем ты вообще в этой жизни занималась. А когда тебе тридцать шесть, разговор уже совсем другой. Тут нужна четкая легенда по меньшей мере лет на пятнадцать. Где была, что делала, кем работала. И хотя Настя Каменская своего возраста никогда не стеснялась и не скрывала его, но сейчас вынуждена была признать, что иногда быть (читай — казаться) молодой намного выгоднее и удобнее.
Первый день работы в библиотеке прошел незаметно и как-то суматошно. Настя мило улыбалась, выдавала книги и журналы, коротко и приветливо отвечала на замечания типа «А у нас новая сотрудница» или «Девушка, вы меня запомните, я всегда беру эту книгу, никому ее не давайте». Перевод Дюруа пока никто не спрашивал. Ближе к вечеру Настя ощутила некоторое беспокойство. Предполагалось, что ночью она тоже должна быть здесь, ведь вариант кражи все-таки не исключен, хотя и весьма маловероятен. К счастью, абонемент работал только до пяти часов, а читальный зал — до шести, поэтому веселая Ниночка умчалась по своим делам, наказав Насте все закрыть и опечатать, а ключи сдать на вахту. Ключи Настя, конечно, сдала, потому что директор по ее просьбе нашел дубликаты, которыми она и воспользовалась, чтобы запереться в библиотеке изнутри и терпеливо ждать, что придет раньше: вор или рассвет.
Ночь прошла спокойно, никакие посторонние звуки ее не потревожили и даже удалось поспать, устроившись на составленных в ряд стульях, а утром, когда загромыхала ведрами уборщица, Настя очень удачно с ней разминулась и сделала вид, что пришла на работу пораньше.
Второй день прошел так же бестолково, хотя работалось ей намного легче, потому что она уже успела запомнить, где какие книги и журналы стоят и в каком порядке. В обеденный перерыв она сбегала в ближайший магазин за йогуртами и сыром, хотя без привычной, выпиваемой каждые два часа чашки кофе ей было трудновато, да и спала она явно мало. Электрический чайник здесь был, и растворимым кофе Настя предусмотрительно запаслась, но выпить его все никак не удавалось. К концу рабочего дня глаза у нее стали закрываться, и Настя испугалась, что ночью вырубится намертво и все проспит. Она посмотрела на часы и подошла к телефону.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала она Ире Терехиной. — Ты можешь не ходить сегодня на работу в ресторан?
— Как же? — растерялась Ира. — Совсем не ходить?
— Совсем.
— Я не знаю... Мне надо сбегать, предупредить. Я за все время ни одного дня не пропустила. А что надо?
— Надо, чтобы ты провела ночь вместе со мной в одном месте. Ирочка, я без тебя не справлюсь. Честное слово.
— Всю ночь? До самого утра?
— Да, часов до семи. Или даже до шести.
— Ой, а как же улицы? Ладно, улицы я могу убрать и в шесть, это не поздно. Я сейчас сбегаю в «Глорию», предупрежу, что приду убираться утром, насчет ключей договорюсь. Куда ехать?
Настя объяснила, где находится институт и как пройти в библиотеку.
— Постарайся приехать до семи часов. После семи сюда никто уже не приходит, все в основном выходят. Успеешь?
— Успею. Я мигом. Она действительно успела. Была только половина седьмого, когда Ира Терехина появилась в читальном зале института.
— Ну вот, осматривайся, осваивайся, — сказала ей Настя, — нам с тобой тут ночь коротать.
— А зачем я вам нужна?