– Пока не знаю, надо пораскинуть мозгами. Днем он работает где-то возле подъемников?
– Да, обычно там. У него есть верстак в ангаре чуть выше курорта, он там держит квадроцикл, чтобы добираться до высотных участков.
– Квадроцикл? А далеко он на нем ездит?
– Горнолыжный комплекс не очень большой, но все равно есть много оборудования, которое нужно проверять и регулярно обслуживать, если это то, что тебя интересует. На квадроцикле туда быстрее добраться. Почему ты спрашиваешь?
– Пытаюсь понять, что могло произойти. Где он был, что делал, когда именно стал свидетелем какого-то события, которое вывело его из равновесия.
– Из равновесия?
– Да, настолько, что он почувствовал необходимость добавить еще одну костяную гирлянду к талисманам для нашей защиты.
– А что, если это старина Макс воздействовал на него, рассказав о талисманах?
– Он не очень-то разговорчив, не из тех, кто вещает и поучает. Талисманы – довольно древняя штука, когда-то Макс сам, наверное, их мастерил, может, кто-то из суеверия или по другой причине приобщил его к этому, но у меня сложилось впечатление, что какое-то время их никто не делал. Теперь этим занялся Людовик. И на то должна быть веская причина. Он делает это не для защиты природы – это он над нами посмеялся.
– Как ты думаешь поступить?
– Макс часто бывает рядом с тобой, – если можешь, не спускай с него глаз. Как знать…
– А ты сам что собираешься делать?
– Прогуляюсь и загляну в ангар Людовика. Думаю, сейчас самое время.
Над долиной собирались тучи – все более и более серые, все более и более тяжелые, они силились взлететь, набрать высоту, но ни одна из них не пролилась дождем над вершинами.
Юго шел вдоль опор, стараясь не сбавлять темп и правильно дышать. Через четверть часа он выбрался на небольшое плато, где заканчивалась первая линия подъемников и начинался новый, более крутой склон. Там слева стоял сарай, обшитый листовым железом и наполовину встроенный в Г-образную глыбу из камней и земли. Дверь была открыта, но Юго не обнаружил никаких следов Людовика. Тот или тоже уже закончил рабочий день, или бродил где-то в горах.
Трава на плато колыхалась от ветра. Это было спокойное место, откуда виднелся расположенный внизу Валь-Карьос. Взглянув на курорт сверху, Юго сразу увидел перевернутую пентаграмму. Это не было случайным совпадением. Даже если Страфа не убивал Алису, он что-то знает, а возможно, даже причастен к ее исчезновению.
Во что ты играешь, Люциен? В чем твоя тайна?
Юго приближался к разгадке, он в этом не сомневался. Оглянувшись в последний раз, чтобы убедиться, что рядом никого нет, он зашел в ангар и закрыл раздвижную дверь.
Внутри пахло машинным маслом. На высоких стеллажах хранились штанги от лыжных подъемников. Сбоку был припаркован сверкающий голубой квадроцикл. Рассматривая все вокруг и размышляя, Юго прогуливался по проходам, пока не оказался в дальнем конце мастерской. Видавшая виды и покрытая пятнами деревянная столешница подозрений не вызывала. Вокруг стояли ящики, банки со смазкой и массивное оборудование. Ничего, что могло бы привлечь внимание или пробудить интерес.
За исключением набора инструментов в свернутом матерчатом чехле. Юго видел его в руках Людовика в тот день, когда они слегка сцепились. Из любопытства Юго развернул его на верстаке и увидел ряд ножей разной формы и толщины, стамески и тонкие молотки. Инструменты для обработки дерева. Или кости. Для изготовления гирлянд, ведь так?
Юго вышел из ангара, взобрался на груду камней и, встав руки в боки, принялся осматривать местность. Ельник находился чуть ниже, справа от него. Чтобы попасть туда, Людовику требовалось пройти совсем немного. Юго предположил, что, если перевернуть все ящики и банки и открыть все шкафы, наверняка можно найти запасы костей животных или хотя бы бечевку, но для чего? Что это даст, кроме ограбления Людовика? Ведь он сам признался Лили, что последние гирлянды – его рук дело.
Не придумав ничего лучше, Юго отправился в сторону ельника. Он спустился по склону, стараясь сильно не разгоняться, и вошел в лес как раз в ту минуту, когда в небе загрохотало.
Это был не резкий удар грома, а скорее долгий раскат, предупреждение. Небеса извещали о том, что должно произойти, и Юго догадался, что это не слишком хороший знак. Медлить нельзя.
Не прошло и десяти минут, как он отыскал деревья с талисманами, которые робко кружились под постепенно крепчающим ветром, и кости стучали, как нарастающий далекий грохот пушек. Пустотелый протяжный звук. Юго пытался вобрать в себя эту мелодию. Гирлянды птичьих черепов, нанизанные на веревки крошечные грудные клетки и позвонки грызунов… Они беспорядочно раскачивались в своем неуловимом ритме. Все вместе не составляло какого-то определенного рисунка, а скорее прочерчивало линию естественного просвета в лесу – тонкой полоски земли в менее густом подлеске. Тогда Юго двинулся по этой «просеке» и поднялся с противоположной стороны, а не оттуда, откуда он обычно шел. Местность здесь была менее проходимой, более каменистой, с выступающими из грунта узловатыми корнями, которые, переплетаясь друг с другом и образуя хаотичное пространство, напоминали скопище окаменевших удавов или анаконд. Талисманы звенели в ушах еще громче.
Здесь ельник вновь заявлял о себе со всей мощью: стволы смыкались, преграждая путь, запах плесневелых грибов и жидкого перегноя указывал человеку на его слабость, заставляя вернуться на освоенную им территорию, ветви спускались ниже и выглядели угрожающе.
А три висящие рядом гирлянды, казалось, обозначали конец участка талисманов. Остальное принадлежало природе, и туда человеку доступа не было. Юго начал сомневаться в своих догадках. Что, если Людовик говорит правду? Что, если ему больше не в чем признаться? Что, если он воспринимает это место как некий храм, куда он может прийти, чтобы отдать дань уважения матери всего сущего, повиниться за свое присутствие и за воздвигнутые людьми постройки, которые так опустошили ее колыбель?
Юго уже ничего не понимал. Он надеялся – верил, – что в какой-то момент его посетит озарение, которое откроет правду или хотя бы на шаг приблизит к ней, но ничего похожего не произошло. Оставалась одна неопределенность.
Хор талисманов звучал все громче и громче, он перешел от sotto voce к forte[46], а ветер возвещал, что скоро партитура легко вырвется за пределы этих нюансов и раздадутся завывания. Ветви колыхались и шелестели в такт. Юго решил вернуться: горы теперь превращались в угрозу для маленького бренного человека.
На обратном пути ветка, которую он не заметил, сильно хлестнула его по щеке, и по краям раны выступила кровь. Лес наказывал его за безрассудство. Возможно, Людовик прав.
К вечеру Юго ничуть не продвинулся по своему единственному следу. Он лег в постель с Лили, и от этого ему стало легче, хотя он все равно не мог успокоиться.
За окном ревела стихия, но ее гнев не прорывался наружу. Она лишь напоминала о своем присутствии.
Указывала человеку на его слабость.
Он уснул мгновенно и видел сны, которые не мог вспомнить, однако, когда проснулся, сердце его колотилось и давило грудь.
Все воскресенье Юго ходил угрюмым и расстроенным, не в состоянии выразить чувства словами. Лили была рядом, а он следил за поступками и жестами остальных членов команды, но никаких выводов не сделал. За окнами безостановочно лил дождь, что соответствовало его настроению. Вопрошающий взгляд Джины угнетал и раздражал, но Юго держался, потому что в глубине души понимал: если сейчас, не узнав ничего нового, сообщить все полиции, один из них троих погибнет. В этом он не сомневался. А может, и все трое. Он был абсолютно уверен.
Вечером Лили явилась к нему без приглашения, так как прекрасно понимала его состояние и не хотела оставлять одного. Наконец, незадолго до полуночи, разразилась гроза. Разъяренное чудовище, перепрыгивая с горы на гору, угрожало уничтожить всю долину. Юго долго не мог заснуть.
Снова открыв глаза, он не сразу понял, разбудили ли его удары грома. Но мысли с бешеной скоростью крутились у него в голове. Подсознание больше ничего ему не подсказывало: оно сделало свое дело. Затем в памяти возникли впечатления, и пазл сложился.
Юго разлепил пересохшие губы и глотнул воздуха.
Вот оно, озарение.
Чудовищное.
Отталкивающее.
Теперь он знает.
С этой мыслью Юго уже не мог оставаться в постели: ему казалось, что он испачкает простыни, на которых еще спала Лили. Он прокрался в гостиную и, обхватив голову руками, попытался мыслить логически. Ему показалось, что среди раскатов грома он слышит звон ветряного карильона на Маяке. Дождь бил в окна, все вокруг почернело, будто наступил конец света. Вспышка молнии на мгновение осветила комнату.
Юго увидел тело Алисы: позеленевший разлагающийся живот, пена вокруг рта, запавшие глазницы, полуоткрытые веки, приподнявшиеся от пирующих под ними насекомых. Она лежала в грязи. В густой, как смола, грязи, которая теперь текла к нему, пропитывая его душу, расплываясь в ней, горячая, готовая заполнить легкие и задушить его, подвергнуть медленной, страшной агонии. Но главное, надо всем витал запах смерти – он соединял Юго с Алисой. Органическая гниль была настолько липкой, что, превращаясь в жидкость, попадала ему в ноздри и стекала по пищеводу. Юго должен был убедиться. Перестать сомневаться, избавиться от этого видения.
– Ты уже не спишь? – спросила Лили, появившись в дверном проеме.
Очередная вспышка молнии обрисовала их серебристые силуэты лицом к лицу на фоне теней.
– Лили, я знаю, где она. Я знаю, где тело Алисы.
– Что… но… как?
Лили скрестила руки на груди.
Юго подошел и сжал ее в объятиях.
– Этот запах… Я тогда подумал, что это пахнет грибная плесень и болотистая земля, но тут другое. Это