Марк кивнул.
Он не узнавал свою жену в этой женщине с ледяным взглядом, говорящей слишком спокойным, выдержанным тоном. Он уже знал, что голос вернулся к ней, дети сообщили ему, но вот прежняя Сания, кажется, осталась в прошлом. Марк ощутил беспокойство и тревогу, ему вдруг почудилось, что он стоит на краю пропасти и вот, вот в неё заглянет. Мотнув головой, он отогнал от себя неприятное видение.
– Если запомнил, поезжай. Я поговорю с врачом и выпишусь с больницы.
– Ладно. Сейчас всё привезу.
Всю короткую дорогу он размышлял, что могло так повлиять на перемены в жене, поездка к отцу или странное происшествие? Но отчего-то сердце упало, а на душе появилась тяжесть.
Дети встретили его расспросами. Он обрадовал их: скоро мама вернётся домой. Собрав всё, что она просила, отправился назад в больницу. Сания уже ждала его, сидя на кушетке с выпиской в руках возле двери Терапевтического отделения. Она молча забрала вещи и пошла переодеваться. Вернувшись, бросила на него короткий взгляд и направилась в сторону лестницы. Озадаченный Марк поплёлся следом.
В машине Сания, повернувшись к нему, всё тем же ледяным тоном произнесла:
– Поезжай к Центральному парку.
Марк удивился:
– А зачем туда ехать? Нас дети дома ждут.
– Подождут немного. Нужно поговорить, а в парке как раз удобно и нежарко.
Марка охватило дурное предчувствие и ощущение надвигающейся катастрофы.
– Мы можем поговорить и дома.
– Мне удобнее там.
Сания больше не произнесла ни слова до самого парка. Молчала она, и когда шли от автомобильной стоянки до скамейки на аллее. Усевшись на самый край, она показала на другой край скамьи, мол, садись.
– Ты пугаешь меня, – взмолился Марк, тяготясь странным поведением жены. – Зачем мы здесь?
– Тут сейчас тихо и безлюдно – нам никто не помешает. Я задам тебе вопрос. От твоего ответа зависит многое. Это понятно?
– Конечно.
– Где в день своего дня рождения ты находился после полудня?
Марк окаменел, он хотел бы провалиться под землю или раствориться в воздухе бесследно, лишь бы не смотреть сейчас в лицо жене. Она каким-то образом узнала, что его не было на работе до четырёх часов дня. Неужели ей кто-то сообщил о Маргарите? Как много Сания знает о его интрижке? Кто ей сообщил? Если она только предполагает, но не уверена, тогда, признаваться никак нельзя. Он не должен себя выдать. Никогда прежде Марк не чувствовал себя более мерзко и отвратительно. Во рту даже появилась горечь.
– Так трудно ответить?
– Я вспоминаю, – он сделал вид, что напряжённо думает. – По-моему, я брал пробы на сахар из ягод на виноградниках. В тот день намучился от жары на солнце. Сама знаешь, что значит находиться в поле в такое пекло.
– Сильно устал?
– Порядком. Из-за проб я не смог тебе помощь с покупками фруктов. Извини, что пришлось самой таскать тяжёлые сумки.
– Да у тебя появились дела, которые важнее жены и семьи, – усмехнулась Сания.
Марк провёл языком по пересохшим губам, ощущение катастрофы усилилось. Словно с горы уже скатился камень, грозящий стронуть целую лавину, и этот камень толкнул он сам.
– Зачем ты так говоришь? Дело было значимое, но не важнее тебя.
– Настолько значимое?
– Да. Иначе я бы приехал и помог. Всё-таки это был мой день рождения.
Лицо Сании побледнело сильнее, хотя казалось уже сильнее некуда, её качнуло, будто она едва держалась.
– Я была на турбазе «Синяя волна» и видела тебя в бассейне с женщиной. Смотрела, как ты целуешь её, точно так же, как меня, – голос Сании звучал надтреснуто и глухо, – сначала в шею, потом в ямочку на ключице, в ложбинку на груди. Всё, как я любила когда-то, но теперь об одной мысли об этом меня тошнит. Тошнит от твоего вранья.
Марк видел, голубые глаза жены потемнели и превратились в мрачные омуты, он почувствовал, что летит в пропасть. То, чего он не мог предположить и в страшном сне, свершилось и теперь грозило утащить его в пучину одиночества и сожаления.
– Прости меня, – прошептал он, понимая, что ничего уже изменить нельзя и его слова звучат неубедительно. – Прости. Я поступил подло и гадко по отношению к тебе. Это была просто ничего незначащая для меня интрижка. Я уже с ней расстался. Уверяю тебя, никогда больше так не поступлю. Раскаиваюсь и сожалею о своих поступках. Я любил и люблю лишь тебя одну.
– Если любил, то зачем изменял? – губы Сании скривились в презрительной улыбке.
– Ты всегда была моей любовью, душой и сердцем, а эта глупая связь никак не затронула моих чувств. Мне хотелось приключений или чего-то запретного, вот я и поддался тому низменному, что есть во мне. Но быстро пожалел. – Марк попытался взять жену за руку, но она её быстро отдёрнула. – Прости за всё: за обман, за предательство, за то, что обидел тебя. Всю оставшуюся жизнь я буду молить о прощении.
Сания поднялась со скамьи.
– Не переживай, этого делать не придётся. Разве я могу жить с тобой после того, что видела? Разве позволю дотронуться до себя, когда стоит закрыть глаза, и я вижу, как ты ласкаешь другую женщину. Мне теперь даже думать об отношениях с тобой отвратительно. С той злополучной пятницы я живу в аду, но у меня есть дети и ради них нужно возвращаться их этого ада. Ты теперь не центр моей вселенной, и мир больше не крутится вокруг тебя, я схожу с нашей общей дороги и дальше пойду одна. Я подаю на развод.
– Нет! Ты не можешь из-за одной моей глупой интрижки рушить наш брак. Не можешь тринадцать лет совместной жизни выбросить вон, как ненужный хлам. Я не хочу разводиться.
На Санию напал истеричный смех.
– А придётся. У нас больше не может быть совместной жизни, потому как ты мне противен. – Её дыхание сбилось, в ушах опять появился звон, а дневной свет стал меркнуть. Она приложила пальцы к вискам, приказывая себе успокоиться. Немного придя в себя, продолжила: – Об остальном поговорим позже, я устала. Можешь ехать на работу, я же отправлюсь в загс, подавать заявление на развод.
– Сания, любимая моя, пожалуйста, не пори горячку! Обдумай всё спокойно. Ты не можешь оставить детей без отца.
– У меня целая неделя была на раздумья. Я уже всё решила. Нашего брака больше не существует. А насчёт детей… С чего ты взял, что я собираюсь их лишить их отца. Они как были твоими детьми, так и останутся. Можешь видеть их хоть каждый день. Будешь общаться столько, сколько, пожелаешь. На них наш развод не повлияет, просто я перестану быть твоей женой. Я хотела поговорить позже, но раз затронула эту тему, то скажу: дом в котором мы живём, принадлежал твоей бабушке. После развода попрошу тебя оформить дарственную на Илью и Мию. Ты же можешь забрать минивен и любые вещи, которые захочешь. Тебе придётся уйти от нас и жить с родителями.
– Я не хочу, – дёрнул подбородком Марк. Его ужасало спокойствие, с которым Сания произносила страшные для него слова. Жена резала его по живому, не давая прийти в себя. Её глаза оставались тёмными с расширенными зрачками, словно она испытывала невыносимую боль. – Я не хочу давать тебе развод. Не желаю уходить из дома. Сания, одумайся!
– Пусть ты изменник и предатель по отношению ко мне, но я всё равно считаю тебя хорошим отцом и неплохим человеком. Ты должен покинуть дом и оставить его детям, иначе мне придётся вместе с ними уйти на съёмную квартиру. Пойми, я больше не желаю быть твоей женой. Ты сам всё разрушил. Хотел приключений, ты их получил. Можешь, не скрываясь, теперь наслаждаться тем запретным и низменным, ради которого ты унизил меня.
– Сания, пожалуйста. Не делай этого. Не подавай на развод. Я уйду к родителям, и мы с тобой какое-то время поживём отдельно друг от друга. Успокоимся. Я постараюсь искупить свою вину, сделаю всё, чтобы ты меня простила, сколько бы времени на это не понадобилось. За последнюю неделю я понял, как много ты делала для семьи и как мы были счастливы. Я слишком много нагрузил на тебя и так мало помогал. Прости, что осознал это, только когда ты уехала. Дом без тебя лишился и тепла, и души. Я не смогу жить без тебя. Пожалуйста, Сания.
– Перестань. Мне и так тяжело. Сказала же, я не лишаю тебя детей. Просто не хочу быть с тобой.
– Это невыносимо! – Марк закрыл лицо руками. От бессилия что-либо изменить, ему хотелось выть волком. Когда он убрал ладони от лица, жены рядом больше не было. Он увидел её в конце аллеи, Сания уходила от него быстрым, уверенным шагом, так ни разу и не оглянувшись.
Марк вскочил со скамейки, потом снова сел, затем опять поднялся и стал мерить шагами аллею поперёк. Если бы он хоть немного задумался о последствиях, предположил, что случится, когда Сания узнает о его измене, то никогда бы не рискнул даже подойти к Маргарите. Но он не задумывался, его совесть, на время будто атрофировалась, а все усилия были направлены на сокрытие связи с ней. Он ездил с Ритой в те места, где они гарантированно не могли встретить знакомых, не разрешал по выходным дням звонить ему по телефону и не общался без причины на работе. Марк, чувствуя себя экспериментатором и хулиганом одновременно, вполне осознавал, что его действия далеки от нормальных. Он не должен был так поступать с женой, которую на самом деле боялся потерять. Считая себя самым умным, верил, что о его делишках Сания никогда не узнает. А раз не узнает, то их как бы и нет.
Марк резко остановился.
«А откуда ей стало известно, что я изменяю? Кто мог сообщить? Неужели Рябинина? Только с ней я однажды столкнулся на турбазе. Больше некому. Точно Ирка доложила. Вот же зараза! Дала слово ничего не говорить Сании, а сама растрепала. И не боится, что в ответ я тоже сообщу Георгию о неверности супружницы».
Решив немедленно поговорить с Ириной, или хотя бы выплеснуть на неё свой гнев, он направился к машине.
Подруга Сании Ирина Рябинина работала парикмахером в довольно дорогом салоне, высокомерно позиционирующем себя студией-мастерской, а на самом деле, являющемся обычной парикмахерской с завышенными ценами. Ирина была женой друга и одноклассника Марка Георгия, работающего специалистом по контролю качества продукции на одном с ним винзаводе. Сания и Ирина поначалу вынужденно общались из-за дружбы мужей, но потом нашли общий язык и тоже подружились.