Удивительно, но в этот раз физическая подготовка высасывает куда меньше крови. Удается затеряться среди остальных, и преподаватель находит себе новую «жертву». Разминка, пробежка, силовые нагрузки — на последних получается беспардонно филонить.
Потому в комнату я возвращаюсь в сравнительно неплохом настроении. Надо пережить две пары — историю магии и структуру боевых чар — потом переждать ночь и отправляться в ближайший город, чтобы выжидать там Ника. Я решила, что можно отправиться туда пораньше, в собственном облике, но максимально неприметной одежде. Как раз отдохну от чар иллюзий.
Переодевшись в обычную форму, выхожу в коридор. Направляюсь к лестнице, снова пытаюсь затеряться среди однокурсников, но не получается. Едва я спускаюсь в холл, как с двух сторон меня окружают братья Баркель. Это уже даже становится чем-то привычным.
— Привет, Шеклис, — говорит один из них.
— … младший сын барона Шеклис, — продолжает второй.
— И вам не хворать, — отвечаю я. Детский сад какой-то, а не элитная Академия Лойнех.
— Мы слышали, что тебе пришлось проходить отработку, — слово вновь взял Левый.
— Да еще и на кухне, — хмыкнул Правый.
— Да, обожаю чистить картошку, — безэмоционально отвечаю я.
— Ты хочешь сказать, что ты ничего не рассказал Лойнеху?
— В смысле? — я удивляюсь, но темпа не сбавляю.
— Не стал говорить небылицу о том, будто мы первые начали, — теперь уже правый.
— О нет, я сознался, что я начал первый, что вы — несчастные жертвы моего дурного характера, — усмехаюсь.
— Правильно, Шеклис, — Правый хлопает меня по плечу. — Так и должно быть всегда.
— Хорошего дня, младший сын барона Шеклис, — выплевывает Левый и хлопает меня по второму плечу. И мне почему-то кажется, что я совершила ошибку. Что мое относительное молчание может выйти боком, из-за чего братья Баркель совсем распоясаются.
Глава 6. Е — Есть нельзя разговаривать
Видимо, я слишком сильно ждала выходных.
Стоит солнцу только постучаться в мои окна, как я вскакиваю. Меня переполняют эмоции, волнение. Привычно перепроверяю кулон — никакой изморози — и облегченно выдыхаю. Может, я зря запаниковала? Может, все еще образуется?
Причем желательно так, чтобы об этом не узнали родители.
Строгости моему отцу не занимать. Я слишком отчетливо помню, к каким методам воспитания он прибегал, когда мы были детьми. Кайду шесть, мне всего два. Мы дурачились, играли, и он случайно меня толкнул. Я заплакала от испуга, и брату всю ночь пришлось провести в темнице. В той самой, куда обычно отправляли провинившихся слуг. Я плакала, просила его выпустить, клялась, что сама виновата, что упала — но отец был непреклонен, говорил:
— Мужчины рода Зерг должны уметь отвечать за свои поступки.
Чем старше мы становились, тем жестче были наказания. Кайда могли выпороть за сущую мелочь вроде чуть измазанной за игрой рубашки. Причем меня отец никогда не наказывал, и я до определенного периода этим бесстыдно пользовалась, зачастую брала вину брата на себя. Но потом произошло то, что сильно изменило и меня, и брата.
В тот день мы играли в прятки. Носились по всему поместью, пока родители были на каком-то из приемов. Ни гувернантки, ни няни не могли с нами совладать — и только сейчас я понимаю, что не особо и хотели. Закрывали глаза на любые наши детские шалости, стоило отцу с матерью покинуть дом — хотели, по всей видимости, подарить нам детство.
А мы… мы заигрались. Кайд спрятался в отцовском кабинете, куда нам строго настрого запрещалось заходить. И я его нашла, почти сразу поняла, что он там. Одно неловкое движение, и разбилась ваза, стоящая у стола отца.
В тот день я, как и всегда, взяла вину на себя. Сказала, что мне стало интересно, что мне очень стыдно за то, что я забыла про его запрет, что я случайно. Отец выслушал молча, но после заставил нас с Кайдом выйти во двор.
Там уже стояли слуги, которые должны были следить за нами с братом. Добрая нянечка Агнес — молодая пухлая девушка, таскающая нам с братом сладости с кухни; с виду строгая гувернантка леди Лиррен — высокая худощавая женщина в летах, она искренне старалась каждое наше занятие по этикету превратить в интересную игру; дворецкий Нурсан, служивший роду Зерг долгие годы. И конюх, которого мы с Кайдом ненавидели.
Мужчина с обезображенным шрамами лицом всегда выполнял по дому самую грязную работу. И речь не про уборку или чистку конюшен — Ферен занимался поркой слуг. Этот, на наш с братом взгляд, архаизм отчего-то приветствовался отцом, который сам брался за ремень только в случае с Кайдом.
— По двадцать плетей каждому, — вердикт отца.
Агнес пошатнулась, на ее глаза тут же накатили слезы. Лиррен поджала губы и только сильнее выпрямила спину. А на лице Нурсана — всегда доброго к нам с братом старика — проступило удивление напополам с обидой, руки затряслись.
— Отец, не надо! — закричал тогда Кайд. Я могла только с ужасом наблюдать, как Ферен привязывает дорогих нам людей к деревянным столбам.
— Жди, мальчишка, — рявкнул отец. — Твое время еще настанет.
— Не смотри, даже не слушай, — шептал Кайд, взяв меня за руку.
Но я не могла. Даже сейчас, спустя долгие годы, я вспоминаю их крики. Вспоминаю то, с каким остервенением Ферен заносил хлыст. Вспоминаю и о том, что после них настала очередь Кайда. Тогда был первый и единственный раз, когда именно конюх воплощал наказание в жизнь по отношению к брату. Отец стоял рядом со мной, чтобы я никуда не сбежала.
— Отец, почему? — плача, спросила я в тот день.
— Мужчины понимают только силу, женщинам достаточно демонстрации и чувства вины, — спокойно проговорил он. — Если за твои проступки будет расплачиваться брат, то это заставит тебя задуматься, так ли нужно было их совершать. И в следующий раз ты двадцать раз подумаешь.
Ни Агнес, ни Лиррен, ни Нурсана мы после этого не видели. Только мерзкого Ферена, скалившегося каждый раз, когда брал в руки хлыст.
Я думала, брат меня возненавидит — я и сама себя иногда ненавидела — но нет. Излишне строгое и жестокое воспитание отца сплотило нас, заставило держаться друг за друга. Когда мы прибыли ко двору короля Лойнеха, удивились. Оказалось, что люди живут совсем не так… Совершенно. Что все те традиции, почитаемые в нашем роду, уже давно развеялись прахом. Тогда-то мы и решили, что изо всех сил постараемся жить полной жизнью вдали от отца и бессловесной в вопросах воспитания матушки.
Чувствую, как по щеке катится горячая слеза. Я чертовски соскучилась по брату, я невыносимо из-за него переживаю, и мне его очень не хватает. Хочется, чтобы весь тот ужас, с которым мне довелось столкнуться, поскорее забылся. Чтобы мы поскорее воплотили в жизнь нашу Мечту…
Так, ладно, не время и не место.
Я надеваю форму, натягиваю магию иллюзии, беру холщовую сумку, в которую еще с вечера запаковала все необходимые вещи. Бросаю еще один взгляд в зеркало и выхожу в коридор.
Влажный воздух врывается в легкие ласковым касанием. Я дышу полной грудью и наслаждаюсь тем, что не надо сковывать себя магией иллюзий. Разве что пришлось чуть удлинить волосы, чтобы ни у кого не возникло даже намека на ассоциации меня с младшим сыном барона Шеклис.
Небольшой, но красивый городок Пресден радует взгляд яркими вывесками, разномастными домиками не выше второго этажа и толпой людей, в которой можно спокойно затеряться.
Переодевшись в платье в лесу и сняв с себя чары, я тут же направилась в ближайшую приличную таверну и сняла комнату на сутки. Планировала переночевать именно там, а после вернуться в академию. И сейчас я ходила по небольшим улочкам.
Брат много рассказывал о Пресдене: о местных корчмах, закрытых игорных домах, жителях города. После разговора с Ником, если не удастся узнать что-то новое, я планировала пройтись по ним всем, чтобы отыскать новые ниточки.
— Девушка! Купите бусы! Вам очень пойдут кораллы! — я как раз прохожу мимо одной из торговых лавок и с сомнением смотрю на эти «кораллы». Явно подделка, даже издали заметно, как искусственно блестят бусины.
— Леди, возьмите платок! — кричит другая торговка. — К вечеру похолодает, а всем известно, что ничто не греет так, как карнийский кашемир!
Карнийский кашемир, как же. Неровный край, катышки по всему полотну — прошел бы тут хоть один карниец, немало бы удивился этому факту.
Внезапно в толпе мелькают знакомые лица. Буквально на мгновение, но мне достаточно, чтобы испуганно отшатнуться. Точнее, лицо одно — человека два. Братья Баркель!
И тут они! Будто следуют по пятам, находят даже в тех местах, где так много людей!
Так, стоп, Элиан. Чего ты боишься? Сейчас ты в образе себя самой, а не Ландгарда Шеклис. В образе Элиан Зерг, которую не должны узнать в толпе — простое длинное и свободное платье с неглубоким декольте, собранные в косу иллюзорные волосы, никакой косметики. Сейчас я больше похожу на дочь какого-нибудь купца средней руки, но никак не на потомка одного из древнейших родов.
Дыхание выравнивается, я разжимаю взмокшие пальцы. Нет, никто не узнает во мне ни Шеклиса, ни Зерг. Даже несмотря на то, что к утру глаза вернули привычный зеленый оттенок, прошло действие порошка, меняющего цвет.
Но невзирая на самоубеждение, когда прохожу мимо них, опускаю взгляд.
— Не неси хрень! — говорит один из них. — Гильям должен знать!
— Брось, Алеры уже не те, — хмыкает второй.
Я прохожу пару шагов, а сердце все еще колотится. На меня не обратили никакого внимания, разве что мазнули равнодушным взглядом. Но я до сих пор ощущаю дискомфорт. Мне следовало догадаться, что в выходные дни вся академия Лойнех — кроме получивших отработку — выберется в Пресден.
И вообще… Рассказать Гильяму? Алеры уже не те? К чему это вообще было сказано? Неужели «женишку» что-то угрожает? Или от него что-то скрывается? Впрочем, это не мое дело. У меня и без того слишком много дел и нерешенных вопросов.