Иллюзия смерти — страница 33 из 50

Я за несколько минут решил, что история начнется и целиком развернется в этих местах. Я уже воображаю себе поединок между Тедди и Дэном на фоне здешних роскошных горных пейзажей. Кто из них двоих одержит верх? Я и сам пока не знаю, со временем пойму. Но не исключено, что я сделаю так, чтобы восторжествовало Зло, – просто чтобы поразить своих читателей.

Я делаю глоток односолодового виски и, отбросив сомнения, хватаюсь за рисунки. Мне нравится мой персонаж Тедди, он постоянно со мной, даже когда я не рисую. Мне знакомы его жесты, его мысли и привычки – потому что они мои. Когда он с оружием в руках бегает по улицам, я слышу звук его шагов по мостовым. Я подобен ему, а он – мне, несмотря на то что я решил, что у нас с ним должна быть разная внешность. Он жгучий брюнет, а я блондин. У меня голубые глаза, а у него карие. Телосложение почти одинаковое (он чуть плотнее меня). Мы братья и друзья. Я не ограничиваюсь тем, что рисую сцены, я их проживаю – именно это, разумеется, и придает реализма моему творчеству.

Так вот, в начале третьего выпуска я представляю Тедди в шале, где он много лет назад провел первую брачную ночь; он с ностальгическим чувством листает свадебный фотоальбом. Я глубоко дышу, глаза смотрят в пустоту…

Прежде чем продолжить охоту на Салливана, Тедди принял решение на пару дней остаться в этом богом забытом месте и подвести итоги. И тут он обнаруживает эту странную фотографию с отпечатком окровавленной ступни. Кто вставил ее в его альбом, для чего?

Я набрасываю сцену такой, какую пережил сам: Тедди с суровым лицом и странной фотографией в руке. В нижней панели я пишу: «Следовать за ним по улице». Нахмурившись, я склоняю голову набок. Как странно, у меня ощущение дежавю. Взволнованный, я распечатываю фотографию босой ноги, сделанную мной на краю обрыва (оригинал я сжег), и кладу ее рядом со своим рисунком. Затем аккуратно пишу на ней тот же текст и вставляю ее в свадебный альбом, чтобы убедиться, что мое странное ощущение подтверждается. Так и есть…

Немного встревоженный, я возвращаюсь к своему сценарию. Я прекрасно представляю себе следующие сцены: Тедди отправляется в деревню, идет по следу с фотографии и натыкается на труп своей напарницы Викки и конверт со своим именем: «Тедди». Измученный, подавленный, он понимает, что убийца его провоцирует и хочет вызвать на поединок. На кровопролитную дуэль между Добром и Злом. И Тедди принимает вызов. Он избавляется от тела, столкнув его в глубокую расселину, возвращается в шале и терпеливо ждет, чтобы Салливан продиктовал ему последовательность событий, думая лишь об одном: собственными руками прикончить гнусного убийцу.

* * *

24-е

Я обессилел. В результате я просидел взаперти три с половиной дня, целиком поглощенный «Уроборосом» и тем способом действия, каким эскизы и монологи оживали под моим карандашом; спал я только урывками. Тедди днем и ночью трепещет во мне, я ощущаю его таким близким, почти слившимся со мной существом.

Приступы продолжаются. Подергивания, мышечные боли, рези; я испытываю болезненные ощущения даже в челюстях и глазных яблоках. Что же до голоса, то я стараюсь не обращать на него внимание. Я знаю, что он существует только у меня в голове и в конце концов всегда умолкает.

Вопреки этим трудностям я нарисовал четыре полных черно-белых кадра и даже не заметил, как пролетело время. Хотя дни мои тревожны и хаотичны, теперь я и ночью не знаю удержу. Тедди оживает, он водит моим пером, и мне остается только следовать за его импульсом. Никогда еще я не работал с такой скоростью, линия скользит – уверенная и вместе с тем легкая, тексты появляются будто сами собой.

Рисунки великолепны: овраг, горная река, деревня, которую я изобразил этаким загадочным местом, с каменными фасадами домов и не пропускающими света старыми засаленными занавесками на окнах. Не забыл я и про это шале, затерянное среди внушающих тревогу деревьев. Мой главный персонаж, Тедди, получается мрачным и харизматичным. Многое испытавший в прошлом, с всклокоченными волосами, с искаженным сознанием, он всегда замкнут, много размышляет, пьет односолодовый виски и подводит итоги своей жизни. Бросить все или продолжить преследование? Позже я решил ограничить его присутствие в сценах, отдав предпочтение пейзажу, атмосфере и тайне. В таком начале мне нравится привязка к фотографии, старт, сосредоточенный на интриге, ключа к которой у меня пока нет. Если бы у меня почти не закончились продукты, я бы продолжил. Я запасся провизией примерно на две недели. А сейчас близится конец февраля. Я мог бы продержаться самое большее три-четыре дня. В любом случае мне надо вернуться в город. У меня есть определенные обязательства – в частности, перед моим издателем, вдобавок мне совершенно необходимо, пока я окончательно не спятил, убраться подальше от этого места с его тайнами.

Попробую-ка я сходить в деревню. Итак, я дожидаюсь наступления вечера, чтобы мои демоны наконец-то умолкли, а мое тело вырвалось из вязкого плена, который мешает ему действовать. Я достаю из ящика фонарь, мощный черный маглайт, как у моего героя. Заодно прихватываю «зиг-зауэр», которым обзавелся после исчезновения жены. Ну, то есть я предполагаю, что именно тогда. Потому что это я тоже забыл.

Кожаная куртка, как у Тедди. Влезть в нее оказалось трудно, – похоже, я растолстел от спиртного и торопливых перекусов полуфабрикатами, к чему пристрастился в последнее время. А главное, у меня все болит – все, даже пальцы ног.

Я выхожу. Погода не изменилась; мне кажется, будто в небе разлилась несмываемая тушь и безграничные тени распространились по всей Земле. Ее окутала ночь, глухая, безлунная. Деревня недалеко, всего в нескольких километрах, я рассчитываю найти там добрую душу, которая сможет вызвать аварийную службу. Пешком, при свете фонаря, закутавшись в плащ и уткнувшись носом в шарф, я иду вдоль дороги. На сей раз меня ничто не преследует – никаких поскрипываний, поскребываний, – я ощущаю себя свободным, «нормальным». Разумеется, на всем протяжении этого долгого пути я не встречаю ни одного человека, все вокруг мертво. После этой ночи я решил никогда больше не ходить в деревню. Кстати, я, наверное, продам это шале…

Скопление домов, теснящихся на улочках, напоминает саму деревню, холодную, суровую. Вдобавок ночью она превращается в какую-то наводящую ужас бесформенную массу. Я сохраняю в памяти этот невероятный образ для будущих рисунков; пейзаж третьего выпуска полностью сложился. Я замечаю, что в деревне напрочь отсутствует уличное освещение. В небе ни звездочки, не по чему ориентироваться. На пару секунд я замираю и закрываю глаза: ни звука, ни дуновения ветра, ни шороха крыльев. Как если бы Земля перестала вращаться и время остановилось.

Оказавшись на какой-то случайной улице, я стучу в первую попавшуюся дверь и не получаю никакого отклика. Естественно: среди ночи эти люди должны вести себя крайне недоверчиво… Я повторяю попытку в доме напротив, потом опять перехожу на другую сторону. Грязные, непроницаемые даже для моего фонаря занавески не шевелятся. Нигде не загорается свет, не скрипит, выдавая чье-то присутствие, лестница или пол. Я сворачиваю в тупик. Здесь дома расположены ниже уровня улицы: чтобы подойти к двери, надо спуститься на несколько ступенек.

Неудача за неудачей. Ничего не понимаю. В последнее жилище, расположенное в этом тупике, я колочу сильнее. Стучу в окна – безуспешно. Надоело, мне обязательно нужна помощь. Я подбираю с земли камень и кидаю в стекло. Хотя бы отреагируют.

Опять ничего… От безысходности и бессилия я принимаюсь орать в темноте. Наверное, это кошмарный сон, иного объяснения не существует.

Вопреки ужасу, схватившему меня за горло, я решаю войти в этот дом. Выдавив локтем осколки стекла в оконной раме, проникаю внутрь.

И не верю своим глазам.

Комнаты пусты. Ни души, ни мебели, нет даже люстр или простых лампочек. Ни одного выключателя. Как будто… Как будто здесь вообще никто никогда не жил. Я провожу пальцами по стенам, полу: ни пылинки. Совсем обезумев, я немедленно ухожу. Может, в этом доме больше не живут? Или кто-то другой собирается сюда въехать и недавно побывал здесь, все прибрал и вымыл? Почему бы не тот мужчина в шляпе? Обследователь? Агент по недвижимости?

Но зачем тогда оставлять на окнах эти грязные занавески? Зачем создавать впечатление, будто здесь кто-то живет, хотя никого нет? Это лишено всякого смысла.

Я должен понять. Я разбиваю окно другого дома. Потом следующего, потом еще одного. Никого и ничего. Все без исключения дома пусты. Ни выключателя, ни единого признака того, что здесь когда-то жили люди. Я буквально разбойничаю на улицах, крушу все изо всех сил, ору все громче – но мне отвечает только эхо моего отчаяния. Я не понимаю, что происходит, знаю только, что мне надо немедленно убраться из этого зловещего места.

А когда я, задыхаясь, добираюсь до шале, луч фонаря выхватывает из тьмы нечто невообразимое. К двери приколочен коричневый конверт. На нем написано: «Бездна»…

* * *

Я сошел с ума. Могло ли быть иначе? В правой руке я держу этот конверт с единственным словом, написанным моим почерком или, скорее, почерком Дэна Салливана. В другой у меня обгоревший эскиз, на котором я вижу изображение своей правой руки, держащей тот самый конверт, на котором тоже написано «Бездна». Между этим остатком нарисованной в прошлом и сожженной иллюстрации и реальностью, которую я сейчас проживаю, нет никакой разницы.

У меня кружится голова, мне нужно прилечь. Неужели я в самом деле лишился рассудка до такой степени, чтобы вообразить все это? Деревню-призрак, труп в пещере, эти написанные моей собственной рукой послания… А что, если всего этого не было в реальности? Если все это существует только в моей голове?

Глаза у меня слипаются, сознание ускользает, но я не хочу впадать в забытье. Я должен сейчас же бросить вызов этому кошмару. Лицом к лицу встретиться с непостижимым. Я знаю, что я не безумец.