Мы вошли в квартиру, и отец разложил диван. Еще перед дверью я хотел попросить его лечь рядом, но нужда в этом миновала. Он сам хотел быть возле меня этой ночью.
Повернувшись у стены на бок, я долго не мог уснуть. Знал, что и отец не спит, притворяется лишь для того, чтобы я успокоился. Так мы лежали, прислушиваясь к стуку по подоконнику снова зарядившего дождя. До тех пор пока я не увидел, как на нашем балконе встал во весь рост человек в плаще.
Я приподнялся на локте и почувствовал, как каменеет лицо. Страх, мерзкий, отступивший и пообещавший никогда больше не появляться, снова окутал меня липкой паутиной. Сжав в кулаке край простыни, я смотрел, как человек, лица которого я не видел из-за капюшона, поднес к лицу руку и приложил палец к губам.
«Он видит меня в темноте, знает, что я боюсь…»
Не отнимая пальца от губ, человек растянул их в улыбке и второй рукой потянулся к балконной двери.
— Там!.. — закричал я, хватая отца за плечо. — Там! — Он вскочил, и я показал ему где…
Отец стремительно добрался до двери, клацнул шпингалетом, вышел на балкон, растер ладонями лицо и вернулся.
— Там никого нет, сынок. Не бойся. Я рядом.
Комната наполовину была заполнена водой. Дом качало, вода билась о стены. Так в скверную погоду река колотится о берега. Брызги летели мне в лицо, я стирал их рукой раз за разом.
— Артур?..
— Никогда не уходи, — произнес я.
Вода поднялась до потолка и поглотила меня. Я схватил ртом воздух, но вместо него в меня хлынула вода.
Непомерная тяжесть накренила кровать так, что голова моя оказалась почти у пола. Она придавила и обездвижила меня.
Глава 19
Не знаю, сколько длилось мое забытье. Но я все-таки открыл глаза и увидел бабушку из большого города. Конечно, отец не мог сидеть со мной постоянно, у него были дела, которые ему нужно было делать. А потому он вызвал бабушку.
— Я хочу есть.
Услышав это, бабушка засуетилась. Я нечасто произносил такие фразы. Радость ее понять было нетрудно. Она считала, что выздоравливает только тот, кто ест. Поэтому, если я испытывал чувство голода, то, значит, выздоравливал. Я не припомню, чтобы что-то вызывало у нее большую радость, чем это.
Через час я уже соскочил с кровати. Я постоянно смотрел на часы, убеждаясь в том, что до прихода отца остается все меньше и меньше времени. Отец появился еще через шестьдесят минут, причем не один. С ним был тот самый следователь, который допрашивал меня в больнице. Закрыв за собой дверь и рассевшись в кухне на стулья, они заговорили о чем-то размеренно и тихо.
Сказать, что меня это не устраивало, — ничего не сказать. Я ходил кругами около двери, пытаясь расслышать хоть слово, но бабушка была начеку. Усевшись перед телевизором на стул так, чтобы проход на кухню был затруднен, она изо всех сил делала вид, что смотрит «Соломенную шляпку». Но я-то знал, что на самом деле бабуля прислушивалась к разговору.
Мне стало понятно, что придется пойти на крайние меры. Я вышел на балкон, прихватив с собой металлическую пушку, одну из самых любимых своих игрушек. Папа говорил маме, что убить эта штука может запросто, особенно если не выстрелить из нее, а ударить ею по голове. Я уронил ее с высоты второго этажа. От асфальтового тротуара после падения моей игрушечки отвалился кусок размером с ладонь дяди Бори.
— Бабуля! — вскричал я. — Пушка упала!
Я никогда не мог понять, почему люди так реагируют на падение с балкона любой вещи. Будь то ключи от квартиры или простыня, они начинают двигаться так, словно там, внизу, кипящая лава. Может, им кажется, что вещь обидится и откажется служить, если недостаточно быстро бежать за нею? Или они боятся, что вещь утащат. Но кто это сделает? Что-то я не припомню, чтобы под балконами годами сидели воры в надежде на то, что кто-то уронит предмет невероятной ценности. Не знаю, как в других семьях, а в нашей за вещами, упавшими с балкона, бегали очень быстро. Нечего и говорить, что бабушка тут же сорвалась со стула, клацнула замком и покинула квартиру.
Устранив таким образом препятствие на своем пути, я взобрался на стул и прижался ухом к щели рядом с дверью.
— Но посмотрите на эти очки, — говорил отец. — Артур постоянно вспоминает, что у водителя того трактора было плохое зрение.
— Что, так и говорит?
— Нет, не так! Еще выгоднее для следствия! Он говорит, что у водителя толстые очки, за которыми глаза кажутся большими.
— Ну и что с того? В третий раз вас спрашиваю, — монотонно бубнил следователь.
Очки. Значит, речь о них. Но как они оказались у отца? Не слишком ли долго я провалялся в беспамятстве?
— И вот еще что. Поймите меня правильно, — попросил следователь. — То, что вы в спортзале нашли очки, не есть доказательство вины тракториста по делу, не относящемуся к вашей работе.
«В спортзале?..» — удивился я, и вдруг меня словно пронизало электричеством.
Голубое солнце с оглушительным раскатом взрывается. В этой вспышке света, похожей на фотографическую, я вижу человека, убегающего от отца. От страха или азарта тот забывает, что перед ним волейбольная сетка, врезается в нее и переворачивается в воздухе.
Солнце взрывается и меркнет. Дальше — темнота. Только теперь еще мрачнее и тише, чем была ранее. Только цокот дождя по жестяным сливам, гул растревоженной как рой сетки. Через мгновение удар. Это голова неизвестного человека встретилась с деревянным настилом. Будь в спортзале пол бетонный, как в фойе, этим, думаю, все и закончилось бы.
Но тишина дарила новые звуки. Да-да, после я услышал этот хруст! Отец наступил на что-то в темноте! Придя наутро в зал, он нашел раздавленные очки и тут же вспомнил о наших разговорах о трактористе. Так вот что заставило следователя явиться в наш дом!..
— Как вас понимать? Я только что рассказал вам, что на меня и сына пытался напасть неизвестный тип, а сейчас вы спрашиваете, как это может быть связано.
Я услышал шлепок. Следователь бросил папку на стол.
— Скажите, чем был занят ваш вчерашний вечер? — спросил он.
— Разве это связано с очками?
— Связано, полагаю. Как вы с сыном оказались в спортзале в час ночи?
Пауза указывала мне на то, что отец проиграл. Не вообще, а в этом разговоре. Самое обидное состояло в том, что уступил он опять из-за той самой слабости, которая его вчера победила. Один неверный шаг, и мой отец проигрывал уже дважды подряд, чего я не припомню. Однажды он никак не мог перепрыгнуть через огромную корягу, лежавшую на берегу реки, но собрался и все-таки сделал это.
— В школе проводились районные соревнования, — тихо заговорил отец. — Мы с тренерами немного выпили. Сын не дождался меня и пришел в школу.
— Значит, в тот момент, когда, с ваших слов, появился неизвестный, вы находились в состоянии, которое не позволяло вам осознавать простые вещи? — Следователь стал набирать обороты. — Например, понимать, что у вас малолетний сын, дома он один, ему страшно? И вы хотите, чтобы это ваше состояние я зафиксировал в протоколе как ключевое свидетельство в деле об убийствах детей?
Мой отец никогда не лез в карман за словом. Ему всегда было что сказать. Но сейчас он, видимо, сдался.
— Послушайте, товарищ следователь… — услышал я его наконец. — Я плохой отец. Скорее всего, даже дрянной. Вот видите, я иду вам навстречу. И это только для того, чтобы получить ваше признание в том, что вы дрянной следователь! Какие, к черту, протоколы?!
Это я услышал бы, даже если бы бабушка, шаги которой уже раздавались на лестнице, продолжала сидеть на стуле.
— Вам убийцу найти нужно или бумаги в порядке содержать?! Очки — доказательство, если я правильно читаю детективные романы! Вместо того чтобы идти ко мне, вам следовало бы уже находиться в доме тракториста. Первый вопрос, который он должен был услышать, таков: «Где ваши очки?»
— Черт вас побери! — вскричал следователь. — А тракторист попросит адвоката и в его присутствии скажет мне, что очки потерял в спортзале! Он заявит, что увидел ребенка, бредущего ночью под дождем, и решил сопроводить его до дома! Когда ему стало ясно, что ребенок вошел в школу, а не в дом, он решил проверить, в чем дело! Чтобы с мальчиком ничего не случилось! А то, знаете ли, в последнее время в этом городе такие события жуткие происходят!..
На кухне повисла тишина.
— И все! Адвокат, сволочь, почует жареное, примется добивать тему и дрянного следователя. Он потребует допросить отца этого ребенка! Через два часа весь город узнает о том, что парторг школы, член райкома партии, позабыл о сыне! Он в пьяном состоянии валялся в спортзале!.. Вы этого хотите?!
Отец молчал.
— Очки… Знаете, сколько в городе людей, имеющих слабое зрение? Председатель райисполкома Ведищев и его сын, заправщик на станции! Учитель математики Колышев, которого вы хорошо знаете! Пестеров, киномеханик! Давайте я их всех возьму под стражу, да? А сколько людей, обутых в армейские сапоги? Следы в спортзале мог оставить каждый пятый горожанин! Их мне тоже арестовать? Вы этого хотите?
Следы армейских сапог?! Значит, отец утром в зале и следы обнаружил?! Ну, конечно, шел дождь, кругом была грязь! Следы неизвестного человека просто не могли не остаться! Вот, значит, что пропустил я в разговоре!
Но мне не суждено было узнать, чего хотел отец. Услышав звук открываемой двери, я соскочил со стула и бросился к книжному шкафу. Упав на колени, я открыл его и выдернул первую попавшуюся книгу. Войдя с пушкой в руке, бабушка увидела, что ее восьмилетний внук запоем читает «Анатомию человеческого тела».
— Тьфу! — Тяжело дыша после подъема по лестнице, бабушка отняла у меня это чтиво. — «Мурзилкой» же вся квартира завалена, а ты чего?!
На пороге кухни появился отец.
— Артур, поди сюда.
Бабушка вдруг преобразилась.
— Не дам! — вскричала она, став вдруг, как мне показалось, выше и толще. — Вы кого-нибудь вон там поищите! — Она вошла на кухню и показала в окно. — В ваши дела допросные внука моего впутывать не дам!..