Мне трудно поверить в волнение при виде заката или замирать в кинозале при неожиданном режиссерском трюке. Иногда мне кажется, что все эти номера давным-давно придуманы мною и теперь выставляются бестолковыми режиссерами как собственные находки. Все то, чего человечество еще не знает об убийствах детей, я уже начинаю забывать.
Пятьдесят два года — немалый срок. Если бы не спорт и отсутствие семьи, я давно уже распрощался бы с необходимостью просыпаться каждое утро с желанием найти очередного мерзавца, вынимающего нож при виде ребенка. Я плохо представляю, вернее сказать, вообще не представляю, что будет, когда иссякнут силы и встанет вопрос о моем уходе.
Я ничего не умею. Только — искать убийц, разгадывать тайны их темных попутчиков и идти по следу. Когда время укажет на невозможность заниматься любимым делом, я, наверное, умру.
Не хочу огорчать Артура, пусть едет к отцу, наполненный свободой и светом, которого ему так не хватало в жизни. Признаться, не думал, что именно так может выглядеть одна из жизней, затронутых человеком, которого я разыскиваю столько лет…
Пусть Артур не знает, что человек, оставленный им в больнице, — не убийца Толика и других детей. Я отрабатывал этого водителя около двух лет и в конце концов понял, что это не мой клиент.
Пятнадцать лет назад у меня в руках оказалось дело об убийстве детей в том самом городе, в который сейчас возвращается Артур. Все это время я ищу человека, доставившего людям столько страданий. Теперь мои поиски подходят к концу.
Мы встретились с Артуром непредумышленно, как часто случается с людьми моей породы. Божье провидение? Но я не верю в подобные вещи. Скорее это чертова петля. Или — подарок. В конце концов, я должен был быть вознагражден кем-то за то, что нашел нежить.
Тем не менее все эти семь часов рядом со мной, неопознанно, как детский страх Артура, присутствовало удивление. Но вот оно уже и прошло. Так, эпизод в жизни…
— Желаю вам удачи, Артур. — Я искренне протянул ему руку. — Время, проведенное с вами, я могу смело считать счастливым случаем.
Он поднялся и улыбнулся.
— Надеюсь, и коньяк не подвел.
— Коньяк хорош. Кстати, почему врач запретил вам пить?
— Поджелудочная. Чертова болячка. Желаю вам хорошо отдохнуть.
— Не исключено, что мы встретимся, — заметил я.
— Возможно.
Я вынул из кармана записную книжку, оторвал листок и написал на нем номер телефона.
— Позвоните мне, как побываете в том парке.
Он кивнул, взял листок, бросил взгляд на бармена и ушел. Деньги за коньяк Артур оставил на столе.
Я попросил принести чай и посмотрел на часы. У меня еще было время подумать о деле.
Город Артура встретил меня приветливо. Видимо, он не догадывался о цели моего визита. Я знал адрес, но прежде стоило дождаться курьера.
Доев пломбир, я опустил обертку в урну и вытер руки платком. Ничего не поделаешь, люблю мороженое. Семнадцать лет жизни в детском доме принуждали меня наверстывать упущенное. Сгущенное молоко, мороженое, конфеты и шоколад — все, чего я был лишен те семнадцать лет — поедались теперь мною в огромных количествах.
Если информация верна, курьер должен появиться. Тридцатилетний выродок с зачесанными назад волосами, в узких джинсах и легкой курточке. Так теперь выглядят педофилы. Помимо узких джинсов, они еще имеют семью и работают инженерами. Из большого города он вез заказ моему клиенту. Очередную погубленную душу и жизнь.
Едва я спрятал платок в карман, на улице появился этот тип.
Курьер сменил курточку на костюм, почти приличный, выглаженный, надел свежую рубашку небесно-голубого цвета. Он торопился куда-то мелким, но частым шагом. Рядом с ним почти бежала девочка.
Я всматривался в лицо ребенка и в очередной раз пытался понять, почему изверги вроде этого курьера всегда готовы уничтожать других людей. Ответ был: деньги.
Как ни ждал я, а появление его все равно оказалось неожиданным. Пришлось даже газету развернуть.
Аромат какого-то горького парфюма волной затронул меня, сидящего на лавочке у подъезда, и понесся вслед за хозяином.
— Скоро придем, — сообщил он девочке.
Сунув газету в урну, я поднялся и направился вслед за курьером. Когда мы прошли таким образом пять или шесть парковок и три квартала, я начал подумывать о том, что девочка порядком устала и хочет пить. Но курьера это не смущало. Он рассматривал ребенка, идущего рядом, как товар. На пересечении улицы Революции и Коммунистической он замедлил ход и стал осматриваться.
«Привычку не пропьешь», — подумал я.
Потом курьер вынул из кармана телефон и куда-то позвонил. Чтобы не мешать прохожим, он отошел к рекламному щиту, держа девочку за руку. Я тут же этим воспользовался, пересек тротуар и быстро встал с другой стороны щита.
Курьеры-педофилы не говорят по телефону громко. Даже дома. Стоя за дверью, никогда не разобрать, о чем речь. А здесь, во время полуденной суеты, у самой дороги, я даже и думать не смел, что что-то расслышу, лишь изредка отстранялся от щита, чтобы заглянуть вниз. Как только ноги курьера и девочки шевельнутся в каком-то направлении, нужно тут же двигаться в обратном. Не хватало еще выйти из-за щита вместе с ними.
До меня донеслось:
— Хорошо, я поднимаюсь…
Я осторожно выглянул из-за щита. Как и следовало ожидать, курьер двигался к проезду между домами. Со двора он должен будет войти в нужный подъезд. Видимо, курьер добрался до последнего ориентира, например этого вот рекламного щита, и теперь уточнил направление финишной прямой.
Она оказалась удивительно кривой. Почти дыша в затылок курьеру, я вошел во двор и дождался, пока он закончит осмотр пространства за своей спиной. Курьер вошел в подъезд, я последовал за ним. Тут же начались кошачьи игрища. Обут он был в мокасины, и ступать шаг в шаг за ним в туфлях было мучительно неудобно. На четвертом этаже курьер остановился.
— Куда мы пришли? — услышал я вопрос девочки.
— Куда надо, — был ответ.
Конечно, больше не стоило играть роль заботливого отца или дяди.
Я уже поднял ногу над следующей ступенью, перенес вес тела вперед и понял, что сейчас придется-таки шлепнуть по ступени. Уже падая, я завалился набок и вцепился в перила. Их вид, безупречно монолитный, намекал на то, что они могли выдержать даже слона.
«Как только перестаешь следовать главному правилу жизни, происходит катастрофа», — пронеслось в моей голове, когда перила под моим весом качнулись.
Подъезд наполнился такой полифонией, что моя спина покрылась гусиной кожей.
Все не то, чем кажется. В это можно не верить. Но следовать такому принципу нужно всегда. Когда-нибудь это станет подсказкой при решении задачи, где неправильный ответ означает смерть.
Я отстранился от перил, прижался спиной к стене и опять услышал ту же самую полифонию. Нет сомнения — это в перила вцепился курьер. Сейчас он смотрел вниз.
И снова наступила тишина.
Звонок.
Я бесшумно перевел дух. Курьер не позвонил бы, если бы не убедился в своей безопасности. Дверь открылась, но разговор, всегда проходящий по одному из нескольких известных мне шаблонов, не прозвучал. Было слышно, как курьер потоптался на пороге и вошел внутрь. Замок молчал.
Я ринулся по лестнице вверх, наклонился, чтобы меня не было видно в глазок, и прижался к бетонному блоку между двух квартир.
«Курьер не может стоять на пороге вечно, — думал я. — Он войдет. Даже если его не пригласят, он обязательно все-таки войдет, чтобы проверить, что в квартире нет копов. Только потом начнется разговор».
За дверью не было слышно ни единого звука. Я приоткрыл створку. Прихожая оказалась пуста. У меня имелось мгновение, но его хватило на то, чтобы войти в квартиру. Скользнув взглядом по стене, я увидел дверь из толстого непрозрачного стекла, в эту же секунду услышал приглушенный голос и звуки приближающихся шагов.
— Простите, что вошел без приглашения, но дверь была открыта, а на звонок вы не отреагировали.
Глаза мои лихорадочно искали убежище в глухом коридоре.
— Для вас она и была открыта, — послышался ответ.
Ждать дальше было вредно для здоровья. Я открыл стеклянную дверь, ведущую в темную комнату, снова прижался спиной к стене, а ухом — к щели между косяком и дверью. В комнате тонко тянуло парфюмом. Видимо, это была спальня.
— Итак, сколько вы хотите?
— А как сильно вы хотите ее?
— Перестаньте пороть чушь. Каждый предмет имеет свою цену. Она не может колебаться от желания приобрести его.
— Мы оговаривали цену. Три тысячи евро.
— Я дам вам две, — пообещал неизвестный.
— Всего хорошего, — ответил курьер, и до меня донеслось клацанье дверной ручки.
— Подождите! — Я услышал, как по полу суетливо застучали тапочки. — Это всего лишь торг.
— Мы не на базаре.
— Но и не в магазине, да? Деловые люди всегда обсуждают цену.
— Мы обсудили ее по электронной почте два дня назад. Цена — три. Вас это устраивает?
— Хорошо. Сейчас…
Я на секунду зажмурился от света, вспыхнувшего наверху.
Кафель до потолка, ванна в углу. Шторка полукругом. Унитаз в другом углу. Шкафчик для полотенец. Раковина-стойка с золотым краном. Все это я рассмотрел за десятую долю секунды.
Твою мать!.. Ванна!
Не раздумывая и секунды, я запрыгнул в нее и остановил колыхание шторки в тот момент, когда дверь открылась. Я стоял посреди ванны и старался дышать через раз.
— Вот деньги, — донеслось до меня из коридора. — Все?
— Все. Я хочу, чтобы вы забыли обо мне.
Теперь я слышал хорошо — хозяин вошел в ванную.
Огромная рука с перстеньком на мизинце втиснулась между стеной и шторкой и раскрутила кран. С потолка на меня обрушился ледяной водопад.
— Что? — спросил хозяин, и рука с растопыренными пальцами замерла над смесителем.
— Я сказал, что теперь вы должны обо мне забыть. Это был разовый заказ.
— Вы мне не доверяете?
— А почему я должен это делать — доверять? Вы же