Внезапно Генриетта бросилась к куче перебранного ею хламам и подняла с пола обронённую фуражку. Теранула по кокарде раз, другой, счищая налипшую грязь. Вот оно! На кокарде была выбита такая же чайка, с распахнутыми крыльями. Под птицей был изображён морской якорь. Чёрт возьми, выдохнула Генриетта. Да это же всё и — фуражка и пуговицы — часть амуниции моряка! Кому бы ни принадлежала конура, в которой её держал Попрыгун, здесь точно есть один моряк!
Девушка сунула пуговицы в карман кофточки и крепко сжала фуражку. Что ей дало это знание? Джек Попрыгунчик из морской братии? В свободное от злодеяний время он занят на флоте? И что дальше? Почему он сразу её не убил? Что он от неё хочет? Что в ней такого, что заставило его сохранить ей жизнь и держать здесь под замком? Тут ещё думать и думать. И где это — здесь? Не скоропалительно ли будет предполагать, основываясь лишь на странных находках, что это место располагается где-то у причала? Что мешает моряку жить где-нибудь в центре города? Да даже если и так, дальше то что⁈
Элен пришла в себя от ощущения ломоты во всём теле. Бывает, когда крепко заснёшь, то перестаёшь двигаться во сне. И само собой отлёживаешь себе руку там или ногу. Сейчас у девушки было такое чувство, что она отлежала всё тело. Под кожей словно поселились миллионы тонких острых булавочек, настырно колющих её во все точки. Она непроизвольно застонала и попыталась пошевелиться. Это удалось, правда, с большим трудом. И принесло усилившуюся волну тягучей въедливой боли.
Зашипев как рассерженная кошка, Элен поджала пальцы ног и распахнула глаза. Зрачки тут же обожгло, как ей показалось, нестерпимым ярким светом. Она, вскрикнув, тут же зажмурилась. Рука сама собой дёрнулась к лицу. Очередная серия болезненных уколов пронзила её руку до самого локтя. Чёрт!
Она лежала на спине, на чём-то мягком, с закрытыми глазами и ломотой во всём теле. Бум-бум-бум. Девушка не сразу поняла, что таинственный источник непонятного отдалённого гула находится у неё в голове. Однажды она выпила чуть больше вина, чем обычно. У отца был юбилей. Спору нет, настроение у неё поднялось соответственно принятым градусам. Расплата наступила на второй день, когда она проснулась с дичайшей головной болью. Нынче она находилась в похожем состоянии. Вот только Элен накануне ничего не пила крепче воды.
Воспоминания, сверкнувшие в мозгу, тут же разрослись в зародившуюся звезду и заполнили гудящую голову, вытесняя пульсирующую в висках боль. Она всё вспомнила. А вспомнив, застонала ещё громче.
— Господи боже… — Элен провела языком по пересохшим губам. Она не узнала свой голос. Сухой, надтреснутый, он словно продирался сквозь колючую проволоку. Девушка надрывно закашлялась и предприняла достойную попытку встать.
Согнувшись в пояснице, Элен упёрлась ладонями в… Пол? Приоткрыв глаза, она поняла, что лежит на полу. На странном мягком полу. Свет уже не казался таким жгучим. Осторожно запрокинув голову, Элен увидела, что под потолком в забранном железными прутьями колпаке горит тусклая электрическая лампочка, поначалу показавшаяся ей вторым солнцем. Девушка потрясённо уставились на свои босые ступни. Теперь понятно, почему она так свободно шевелила пальцами. И что за рубище на ней надето? И где, дьявол её забери, она находится⁈
Преодолевая сопротивление ноющих мышц, Элен с кряхтением дряхлой старухи всё же смогла подняться на ноги и даже сумела удержаться от позорного падения, когда её резко повело в сторону. В голове поднялся шум невидимого прибоя.
— Спокойно, спокойно… — зашептала девушка, невольно радуясь звуку собственного хриплого голоса.
Что ж, по крайней мере, она цела и в состоянии ходить и говорить. А так же видеть и слышать. Элен осмотрела себя. Босая, с распущенными волосами и в накинутом на голое тело грубой больничной рубахе до колен. Девушка невольно залилась краской. Не очень приятно очнуться и понять, что кто-то раздел тебя донага, да ещё наверняка тщательно обыскал в самых интересных местах на наличие колюще-режущих предметов. Чёрт.
Она находилась в небольшой, довольно тёплой комнате, примерно три на три ярда, с оббитыми мягким войлоком стенами и полом. Ни одного окна, никакого убранства. Не считать же таковым одинокий светильник с горящей в полнакала лампочкой и зарешечённую отдушину под высоким потолком! От свободы Элен отделяли неизвестно какой толщины стены, и под стать стенам оббитая войлоком дверь с закрытым смотровым окошком. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не догадаться, что её обиталище здорово напоминает палату для душевно больных в какой-нибудь психушке.
Хотя почему в какой-нибудь? Девушка была готова держать пари на своё целомудрие, что находится в одной из многочисленных палат всем известной лечебницы Мерсифэйт. Директором которой являлся небезызвестный доктор Абрахам Аткинс.
— Они отдали меня… Гиллрои отдали меня этому выродку, — помертвев, произнесла Элен. Осознав всю глубину сказанных слов, она пришла в тихий ужас. Сбылся её ночной кошмар. Она оказалась в лапах Аткинса! Страшно даже представить, что с ней сделает это человек. А ведь он же намекал, что в скором времени они встретятся! Элен едва не взвыла в голос. Не может быть! Этого просто не может быть!! Эти подонки, эти чёртовы ублюдки позволили директору психушки заграбастать её!!! Проклятый Шатнер передал её прямо в руки Аткинса!
Девушка подскочила к двери и всем телом забилась об неё. Её сжатые кулачки отчаянно замолотили по поверхности. Под толстым войлоком угадывалось что-то очень твёрдое, скорее всего железо. Комнатка наполнилась глухими ударами и её тяжёлым надсадным дыханием.
— Выпустите меня! Выпустите меня отсюда! Слышите, вы… Немедленно выпустите меня-я-я… — обессилено зарыдав, Элен сползла на пол. Её словно подкосила бритвенно острая коса. Девушку обуяло невиданное доселе отчаяние, а животный страх скрутил внутренности в дюжины узлов. На Элен напала паника и легко одолела, едва не растерзав её разум на части. — Ненавижу… Ненавижу вас всех…
Лёжа на полу, она тихонько скулила от страха. Вся отвага и смелость, вся накопленная за девятнадцать лет храбрость, всё исчезло, растворилось в оббитой войлоком пустой комнате. Тусклая лапочка поливала её сверху рассеянным жёлтым светом и будто бы издевательски подмигивала.
Слёзы, бегущие по щекам девушки, были горькими и едкими. Элен, всхлипнув, приподняла голову и затравленно оглянулась. Неужели отсюда и вправду нет выхода? К сожалению, она не фея, чтобы превратиться в маленькую кроху с крылышками и упорхнуть через отдушину. И она не самый сильный человек на земле, чтобы выбить запертые двери. Она всего лишь глупая, доверчивая девка. Дура. Господи, какая же она дура!
Глава 10
Девушка промокнула подолом рубашки мокрые глаза и, особо не церемонясь, высморкалась. Ладно, поныли и хватит. Может для разнообразия она попытается сделать хоть что-нибудь полезное? И не глупое? Элен прекрасно понимала, что лёжа на полу и подвывая от жалости к самой себе, делу не поможешь. Хотя, если начистоту, она вообще сомневалась, что в её ситуации можно что-то сделать. Ну что она может? Элен удручающе посмотрела на свои руки, показавшиеся ей очень слабыми и тоненькими, как веточки.
— Да уж, ты встряла, подруга. И это всё только по твоей вине, — звук собственного голоса по-прежнему дарил успокоение. — Ты дура… Ну какая же ты дура!
Последнюю фразу девушка зло выкрикнула в пустоту оббитой войлоком комнаты. Ну конечно, если бы она не совала нос, куда не следует, ничего бы этого не случилось! С ней бы ничего не произошло! На кой чёрт она полезла в тёмные делишки директора Мерсифэйт? Кто её дёрнул взяться за эти чёртовы глазные капли? Ну почему Господь не уберёг её от всех этих дурацких мыслей и вопросов?
Элен почувствовала, что вновь готова разрыдаться. Отчаяние снова нахлынуло на неё. Ведь это из-за них, из-за этих прописанных Стефану лекарств. Шатнер же прямым текстом намекал на её чересчур длинный и любопытный нос! Ну что ей стоило сделать вид, что ничего не происходит? Отдала бы конфискованные у Тома капли миссис Гиллрой и дело с концом. И молчала бы в тряпочку, притворяясь, что ничего не видела и не слышала. И пусть хозяева дальше сами разбираются со своими проблемами. Но нет… Она решила поиграть в благородные возвышенные чувства.
С надрывом втянув в лёгкие воздух, Элен обхватила себя руками. Её забил жуткий озноб. Они все заодно, все. Катрин, её муж, их проклятый дворецкий, Аткинс. Они все играют в какую-то особую игру, правил которой она не знает, но в которую умудрилась попасть в роли разменной пешки. Бедные дети. В кого они превратятся, продолжая жить и расти под сводами особняка Гиллроев? Во что способны втравить невинных малюток их сумасшедшие родители? И не из-за этого ли сошёл с ума бедный Стефан? А может он тоже узнал что-то, чего знать совсем не стоило? Вдруг доктор Аткинс специально сделал его таким по просьбе тех же Гиллроев⁈
— Ненавижу, — сказал девушка, глядя прямо перед собой немигающими глазами. — Ненавижу их…
Элен захлестнула ещё одна волна — на этот раз раздражения и злости. Она была готова зубами вцепиться в тощую шею этой высокомерной хладнокровной белобрысой сучки, которую последние дни именовала не иначе, как миссис Гиллрой. Ведьма, она же просто чёртова ведьма! Наверное, сейчас распивает свой ритуальный чай и со смехом выслушивает доклад дворецкого о том, как он повязал их глупую доверчивую няньку.
Он что-то вколол ей. Старый ублюдок ввёл ей какой-то препарат, и она отключилась. Элен слышала о применяемых в медицинских целях наркотиках. Похоже, Аткинс снабдил мерзкого старикана всем необходимым. Девушка машинально почесала ужаленное иглой шприца плечо. Ещё раз осмотрела комнату. Ничего. Даже нужника нет. Скорее всего, это была палата временного содержания. Так что резонно предположить, что за ней скоро придут.
Девушка, стиснув зубы, уняла бьющий её озноб. Кажется, больше бояться невозможно, но ей стало ещё страшней. Она опасливо покосилась на дверь. Жутко находиться в этой комнате. Но ещё страшней будет увидеть входящего сюда доктора Аткинса с подручными. У Элен задрожали ноги и вспотели ладошки. Она нервно хрустнула костяшками пальцев, не спуская с двери настороженного взгляда. Её слух обострился. Она против воли стала вслушиваться, опасаясь звуков приближающихся шагов за дверью. Хотя, учитывая здешнюю звукоизоляцию, вряд ли бы она что-либо услышала…