ИСКИ В СУДЫ ПО ТРУДОВЫМ СПОРАМ, КАК ВЫ ПОМНИТЕ, ДОЛЖНЫ БЫТЬ ПОДАНЫ В ТЕЧЕНИЕ ТРЕХ МЕСЯЦЕВ ПОСЛЕ ВОЗНИКНОВЕНИЯ КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ.
Верховный суд не был впечатлен, отметив, что «с фундаментальной точки зрения возникает вопрос, может ли отказ от обычных и разумных расходов быть ценой доступа к собственным правам» (89). Но таков мир, в котором работает Министерство юстиции. Доступ к правам был необязательной роскошью, которую можно было добавить в список желаний наряду с дорогой парой туфель, которую вы так давно хотели купить. Хотите это получить? Что ж, откладывайте.
И именно такой подход – идея о том, что доступ к правосудию является индивидуальной роскошью, а не фундаментальным общим правом, – был встречен судом с особым изумлением, поскольку он отражал в корне неверное понимание всей сути нашей правовой системы и верховенства закона. Лорд Рид осудил «предположение Минюста о том, что отправление правосудия – это всего лишь государственная услуга, как и любая другая, что суды оказывают услуги «потребителям», которые за ними обращаются, и что оказание этих услуг имеет ценность только для самих потребителей…».
На этом я не могу придумать ничего лучше, чем просто целиком процитировать параграф 68 судебного постановления лорда Ридса:
«В основе концепции верховенства закона лежит идея о том, что общество управляется законом. Парламент существует в первую очередь для того, чтобы принимать законы для общества в этой стране. Демократические процедуры существуют в первую очередь для того, чтобы гарантировать, что среди членов парламента, который принимает эти законы, работают избранные народом этой страны представители, которые будут перед ним отчитываться. Суды существуют для того, чтобы обеспечить применение и соблюдение законов, принятых парламентом, а также общего права, выстроенного самими судами. В рамках этой своей роли они должны также следить за тем, чтобы исполнительная власть выполняла свои функции в соответствии с законом. Для того чтобы суды могли выполнять свою роль, люди изначально должны иметь к ним беспрепятственный доступ. Без такого доступа законы становятся пустым словом, работа парламента – бессмысленной, а демократические выборы членов парламента превращаются в спектакль. Вот почему суды лишь оказывают одну из многочисленных государственных услуг, ничем не отличающуюся от остальных».
Лорд Рид преподал правительству импровизированный урок истории, рассказав про Великую хартию вольностей, сэра Эдварда Коука, Уильяма Блэкстоуна и столетия становления английской и валлийской юриспруденции, чтобы объяснить в доступных для идиотов терминах, какую ценность представляет для общества тот факт, что люди могут добиваться соблюдения своих законных прав за счет свободного доступа к судебной системе. Текст этого постановления выложен в свободном доступе на сайте Верховного суда (90). Я искренне призываю каждого читателя найти его и проникнуться великолепием.
Решение Верховного суда немедленно вступило в силу. Постановление о пошлинах было отменено, и правительство вынужденно приступило к возмещению ущерба всем тем, кто успел внести признанные незаконными пошлины. Настоящими жертвами стали многие низкооплачиваемые и эксплуатируемые работники, которым оказалось не по карману оплатить судебную пошлину, и теперь в связи с истечением срока давности уже не могли подать свои обоснованные иски.
И снова мы оказываемся в ситуации, когда приходится лечить нанесенные самим себе раны, поскольку заразительная истерия таблоидов убеждает нас приветствовать, а затем и праздновать постоянные удары по нашим фундаментальным правам. Мы без вопросов принимаем нерепрезентативную шестизначную компенсацию за дискриминацию, о которой писали в The Sun, за типичный пример работы трудового законодательства. Мы верим венчурным капиталистам, когда они уверяют нас, будто эти бесполезные законы о трудовых отношениях мешают свободно крутиться шестеренкам нашей экономики и что нам всем будет лучше, если мы сможем освободить несчастных работодателей от необходимости выплачивать запредельные суммы бездельникам, которые только и ждут повода всех нас облапошить. Мы проглатываем навязываемую Минюстом идею о том, что суды по трудовым спорам, да и доступ к правосудию в целом, предназначены для кого-то другого.
ПОКА ЭТО НЕ КОСНЕТСЯ НАС САМИХ, ПОКА МЫ НЕ УВИДИМ, КАК НАШ МУЖ С ПОТУХШИМ ВЗГЛЯДОМ ПРИХОДИТ ДОМОЙ, УВОЛЕННЫЙ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ, МЫ БУДЕМ ПРОГЛАТЫВАТЬ ЭТУ ИДЕЮ.
Или мы не услышим, что над нашей подругой издеваются коллеги на работе из-за того, что она носит хиджаб. Или не узнаем, что наглый, распускающий руки владелец бара платит нашей дочери-подростку меньше минимального оклада и не выплачивает отпускные, мы можем не понимать истинного назначения тех механизмов защиты, которые выстраиваются десятилетиями.
Повторю еще раз: я ни в коем случае не отрицаю, что у работодателей имеются искренние опасения. Я никоим образом не утверждаю, что наше трудовое законодательство совершенно, что нам не нужно обсуждать в рамках закона, как и где должны проходить границы и как находить золотую середину между конфликтующими правами и обязанностями сторон. Экономисты, несомненно, сочтут меня некомпетентным соперником в споре о макроэкономике; я не утверждаю, что текущее положение дел является неизбежным или безупречным.
Я искренне понимаю, например, переживания по поводу того, что выплаты за оскорбление чувств в делах о дискриминации, даже в среднем диапазоне, могут показаться несоизмеримыми по сравнению с компенсациями за боль, страдания и потерю удобства, когда речь идет о физических или психических травмах (хотя я бы добавил важную оговорку, что такие суждения лучше всего выносить тем, кто сам стал жертвой дискриминации, а не привилегированным мастодонтам, проповедующим со своих бульварных кафедр).
Тем не менее я пытаюсь противостоять тем избитым предположениям и скучным клише, которые задают тон и рамки дискуссии. Система предвзято относится к работодателям. Работники все в выигрыше. Суды по трудовым спорам раздают направо и налево джек-поты. Большинство исков являются необоснованными и злонамеренными. Сокращение числа исков в суды по трудовым спорам само по себе является благом. Потому что эти мифы нам вредят. Мы узнали на горьком недавнем опыте, как именно они нам вредят. Доступная, недорогая и относительно неформальная процедура разрешения споров, с помощью которой работники могут отстаивать свои права в условиях неравенства сил и возможностей, – это, как мы должны помнить, жизненно важно. Не только для нас, работников, но и для работодателей. Это гарантирует, что права хороших работодателей, которые играют по правилам, не будут ущемлены мошенниками, стремящимися получить конкурентное преимущество, нарушая их. Почему соседнему предприятию должно быть позволено увеличивать свою прибыль, выплачивая сотрудникам зарплату ниже минимального оклада, не выдавая отпускные и отказываясь вносить разумные коррективы для работников с ограниченными возможностями? Почему правительство делает все, чтобы этих негодяев было сложнее привлечь к ответственности? Подобные вопросы – в такой формулировке – встречаются нечасто.
И хотя я не стремлюсь к предвзятому повествованию, представляя всех работников добродетельными святыми, а всех работодателей – безнравственными и алчными мерзавцами, я считаю любопытным актом самобичевания то, что мы так редко позволяем себе задуматься о том, что у нас, маленьких людей, может быть право постоять за себя. Трудовое законодательство, уверяют нас СМИ, позволяет Давиду с пугающей регулярностью задирать Голиафа. То, что мы часто читаем подобные истории в «Новостях Голиафа», нас не смущает, и мы присягаем на верность его делу.
Если же взглянуть на то, какие выводы позволяет сделать статистика – что более половины присужденных судами по трудовым спорам компенсаций не выплачиваются работодателями в полном объеме, – мы увидим, что в арсенале редакторов есть и другие заголовки. Вместо того чтобы взахлеб повторять байки про сорванные джек-поты по необоснованным искам, они могли бы показать нам и другую сторону медали. Только вот они почему-то предпочитают этого не делать. А мы не думаем требовать.
Глава пятая. Наши права человека
Нам всем знакомы истории о Законе о правах человека. Жестокий наркоторговец, которого не могут отправить домой, потому что здесь живет его дочь, на которую он не платит алименты. Грабитель, которого нельзя выслать из страны, потому что у него есть девушка. Нелегальный иммигрант, которого нельзя депортировать, потому что – и я это не выдумываю – у него есть домашняя кошка.
Около трех часов ночи седьмого мая 2003 года Фиона (2) решила, что пора домой. День рождения подруги был достойно отмечен ужином в ресторане в Сохо с последующими посиделками допоздна в баре, пока компании не пришло время прощаться, а Фионе – возвращаться домой к своему парню. Друзья вызвали для Фионы такси, она в него села, и машина тронулась.
По воспоминаниям Фионы, водитель был разговорчивым; он только что выиграл крупную сумму денег, и ему не терпелось поделиться своей радостью. Он предложил Фионе отметить его выигрыш, на что Фиона ответила вежливым отказом. Водитель настаивал, и Фиона, не желая показаться невежливой, согласилась. Он припарковал машину в переулке и налил Фионе напиток – что-то оранжевое и терпкое на вкус, что-то наподобие «Малибу». После этого водитель пересел на заднее сиденье рядом с ней. Он закурил, начал отвешивать комплементы, обвил рукой ее плечи. А потом темнота.
Фиона очнулась в больнице Уиттингтона утром на следующий день. Дезориентированная и растерянная, она пошла в туалет. Она поняла, что ее тампон выпал, а влагалище болело и было покрыто смазкой. Она сразу же заподозрила, что ее накачали наркотиками и изнасиловали. Когда ее парень приехал в больницу, они написали заявление в полицию.